Наум Фогель - Капитан флагмана

- Почему подсов не прикрыт, милочка? - остановила санитарку Рыжая Ведьма.

Тетя Домочка даже побледнела.

- Я была милочкой сорок лет назад, - сказала она, - когда ты, доченька, еще под стол пешком гуляла. А подсов не прикрыт потому, что больная только по-маленькому сходила. Звиняйте, пройти надо, а то у меня еще одна на судне лежит, как бы не поплыла. - И она двинулась дальше, выставив перед собой блестящий фаянсовый подсов.

Людмила Владиславовна рвала и метала по этому поводу.

Шарыгин ходил мрачнее тучи.

- Я бы выгнал эту старую дуру, - сказал он о санитарке.

- Что вы, что вы? - удивленно взглянул на него. Андрей Григорьевич. Она же работает лучше всех.

- И лучше всех подводит нас, - ответил Вадим Петрович. - Поговорили бы вы с ней, Андрей Григорьевич, и предупредили. Раз и навсегда.

Багрий обещал, хотя знал, что из этого ничего не выйдет. Так и получилось.

- А она, звиняйте, чем по малой нужде ходит? Може, какавой? насупилась тетя Домочка и ушла, сославшись на то, что надо за бельем: сестра-хозяйка ждет.

Вот об этом казусе и еще о многом другом говорила сейчас Волошина.

"Дрянная девчонка, - подумал Багрий. - "Мы вынуждены будем и вас попросить". Кто это "мы"? Горздравотдел? Или кто повыше? Она не из тех, кто разрешает себе такое, не согласовав предварительно с кем следует. Что она затевает?"

- Мы очень ценим опыт и знания Андрея Григорьевича, - продолжала Волошина. - И не подумайте, что мы собираемся отстранить его от работы. Но заведовать отделением... Для этого надо много сил, много времени. Это не каждому даже в молодые годы по плечу... Может быть, разумнее отказаться от заведования, остаться консультантом...

"Вот она куда гнет, егоза этакая", - подумал Багрий.

- Нет у нас такой должности - консультант, - резко сказал Чумаченко.

- Знаю, - спокойно произнесла Волошина. - Зачислим ординатором для формы. И все тут.

- Почему ты смолчал этой стерве? - спросил Чумаченко, когда они с Багрием вышли. - Неужели ты не понимаешь, что она готовит место для своего хахаля? Ведь все знают, что она таскается с ним, с твоим Шарыгиным.

- Может, все и знают, - спокойно сказал Багрий, - а мне ничего не известно, дорогой Остап Филиппович.

- Тебе никогда ничего не известно, - проворчал Чумаченко. - И как эти злосчастные истории болезни попали на стол инспектирующего из министерства, тебе тоже неизвестно. Ведь ты к этим больным никакого отношения не имеешь. Мы же знаем, что ты здесь ни при чем. Что все этот Шарыгин твой напутал. А ты его прикрываешь. И на научной конференции тоже всю вину взял на себя.

- Кто бы что ни натворил в отделении, отвечает заведующий, - произнес Багрий. - Что бы ни случилось, в ответе заведующий. Это старая истина.

- И какого черта она привела эти два случая? - продолжал горячиться Чумаченко. - Такие ошибки возможны даже в клинике.

- Я на нее не в обиде, - сказал Багрий. - Ошибка есть ошибка. И неважно, где она произошла, в клинике Академии наук или сельской больнице. И отвечать за нее, повторяю, должен заведующий отделением. И откуда они идут, эти ошибки, тоже должен искать он. Впрочем, зачем я тебе все это говорю? Ты же сам знаешь. А за участие - спасибо.

- А ну тебя, - махнул рукой Чумаченко и, круто повернувшись, зашагал к трамвайной остановке, смешно размахивая портфелем.

12

Бунчужный посмотрел на часы и попросил переводчика извиниться перед гостем:

- Скажи ему, Лорд, что я по делам, всего на час.

Джеггерс понимающе улыбнулся, стал набивать свою трубку. Ничего, он пока с мистером Лордкипанидзе походит. Мистер Лордкипанидзе великолепно знает завод.

Бунчужный вышел из цеха и увидел свою "Волгу". Она стояла у газона. Дима запустил двигатель и поспешил открыть дверцу.

- В обком, - бросил Бунчужный, усаживаясь.

- Поехали, - спокойно согласился Дима.

Когда машина вышла за ворота, Дима спросил:

- Ну как иностранец?

- Этот иностранец, брат, большой мастак в корабельном деле.

- Говорят, миллионер?

- Не это главное, Дима, - вздохнул Бунчужный. - Его завод обрабатывает в полтора раза больше корабельной стали, чем наш, а народу столько же, даже поменьше.

- Потогонщик, значит, он?

- Потогонщик. Но у него на заводе порядка больше. И нам бы у него поучиться.

- Так за чем же остановка, Тарас Игнатьевич? Махнули к нему на выучку и дело с концом... Потом у себя наладим.

- И без него наладим, дай срок.

Несколько секунд они ехали молча, потом Дима спросил:

- К Ватажкову?

Бунчужный кивнул.

- Это правда, что вы с ним еще до войны на одном заводе работали?

- Правда.

- И воевали вместе?

- Вместе.

- Расскажите когда-нибудь?

- О чем?

- Как воевали.

- Да помолчи ты хоть минуту, дай подумать. В обком еду. К первому секретарю на прием. Не к теще на блины. Надо мне подумать или не надо?

- Надо, - неохотно согласился Дима.

Теперь он вел машину молча, но Бунчужному уже трудно было собраться с мыслями. "Разбередил прошлое, черт полосатый... А ведь и в самом деле много с ним пережито, с Ватажковым.

Великую Отечественную вместе начинали... Да, вместе начинали".

...Война шла уже второй месяц, когда их, молодых инженеров, сформировали в отряд и направили. Куда?.. Это знал только старшина, весь в новеньком - от сапог до фуражки с блестящим козырьком - обмундировании. В этом старшине больше всего не нравилась Бунчужному тонкая, жилистая, смешно торчащая из гимнастерки с целлулоидным подворотничком шея. И глаза не нравились - маленькие, настороженно бегающие. Его сразу же окрестили Старшим. И начал этот Старшой с того, что отобрал у всех документы, аккуратно сложил их и затолкал в свою полевую сумку... Шли на восток. Тянулись и тянулись беженцы - женщины, старики, дети... Иногда в противоположном направлении проходила воинская часть - солдаты, машины, - и тогда на душе становилось легче. Куда идем? И почему он отобрал документы?.. Решил спросить. Подсел на привале.

- Послушай, друг, может быть, все же скажешь, куда идем.

- Я командир, а не друг. "Куда идем?" Военная тайна это.

- Документы придется вернуть, командир.

- Это с какой же радости?

- А вдруг отстал кто? Как без документов?

- Сейчас нету такого слова "отстал". Теперь есть одно - "дезертировал". А за это - расстрел.

- Уж не ты ли будешь расстреливать?

- Надо будет, и я смогу.

- Однако же и дерьмо ты. - Бунчужный поднялся, пошел.

- Ну, ну! Поговори у меня! - крикнул ему вслед Старшой.

Бунчужный не обернулся.

- Ты с ним не связывайся, - сказал Ватажков, когда отряд снова тронулся. - Он все же командир наш. А по закону военного времени...

- По закону военного времени я его, стервеца, теперь денно и нощно стеречь буду, как сейф с драгоценностями, чтоб он сдох!

...Запомнилась первая бомбежка. Самолеты шли куда-то на юго-восток. Потом повернули к шоссе, зловеще черные в лучах заходящего солнца. Сделали круг. Зашли на цель. Слева от шоссе упала бомба. Вторая, третья... Запомнилось - летящая наискось в небо верхушка телеграфного столба с фарфоровыми чашечками и обрывками проводов на них. Все шарахнулись вправо, к лесной полосе. Бунчужный тоже побежал. Это была первая в его жизни бомбежка. Взрывы бомб. Крики людей. Конское ржанье. Детский плач... Скорее от этого хаоса!