Наум Фогель - Капитан флагмана

После нее позвонила какая-то женщина. Спросила, чья это квартира, дома ли доктор Гармаш, и, узнав, что дома, сказала:

- Пусть подойдет к телефону.

- Кто ее просит?

- Это не имеет значения.

- Она спит.

- Ага, спит. Когда проснется, передайте ей, что она дрянь и паскуда и что при встрече я плюну ей в глаза.

Первым порывом Сергея было выругаться, но он сдержался.

- Я ей этого передавать не стану, - спокойно ответил Сергей.

Трубка несколько секунд возмущенно дышала, потом сказала:

- Ненормальный идиот, - и злобно щелкнула.

"Нормальный идиот - это идиот, - подумал Сергей, - а ненормальный идиот? Какая чушь лезет в голову. Все это уже было. Все это уже тысячу раз было. Не помню только, с кем и где. Но все равно, это настолько избито, что я не позволил бы себе использовать такую деталь в книге. А вот в жизни... Может быть, не отвечать на телефонные звонки? Нет, этого нельзя".

Романов долго колебался, прежде чем позвонить. Но позвонить надо было, и он решился.

- Послушай, Сергей Романович, - начал он тихо, - это правда?

- О чем ты?

- Ты же хорошо знаешь.

- Не имею представления.

- Я о Валентине Лукиничне.

- Если ты имеешь в виду ее смерть, то это правда. Газета решила поместить некролог?

- Некролог? Ну, нет... Ладно, давай в открытую. К нам, понимаешь, поступил материал. Ты догадываешься - какой?

- Догадываюсь. И газета собирается публиковать этот материал?

Романов ответил не сразу. Чувствовалось, что вопрос Гармаша застал его врасплох. И Сергей воспользовался этим.

- Ты потому и звонишь, что решил опубликовать. Тебе необходимо интервью со мной?

Романов огорченно вздохнул:

- Надо публиковать. Есть такое мнение, чтобы публиковать, Сергей Романович.

- Чье?

- Я понимаю, тебе нелегко, Сергей Романович. Но ты и меня пойми. Долг журналиста, редактора, наконец. Сознавать долг и не выполнять его трусость. Твои слова, Сергей Романович.

- Это не мои слова. Это Конфуций сказал.

- Неважно, кто сказал, главное, что мы оба согласны с этим. Я еще не решил, буду ли публиковать, но если решусь...

- Ты уже решил, - прервал его Гармаш. - И считай, пожалуйста, что этого интервью по телефону у тебя не было.

Он резко положил трубку. Обернулся. В дверях стояла, опершись плечом о косяк, Галина.

- Кто это звонил? - спросила она.

- Романов... Ты хорошо поспала?

- Чего он хотел?

- Да так, пустяки.

- Это не пустяки, Сергей. Это очень серьезно.

- Ты полагаешь?

- Это очень серьезно, - повторила она.

- Разве нам никогда не приходилось решать серьезных вопросов? Приходилось, и не раз. Давай поговорим. Садись, и давай поговорим.

Романов позвонил Шарыгину, попросил прийти. Дело есть... Не обо всем же по телефону.

Вадим Петрович сказал старшей сестре, что обход он закончит погодя, сбросил халат и стал торопливо спускаться по лестнице.

Романов ждал его. Поздоровался. Предложил сесть. Пододвинул рукопись.

Вадим Петрович рассеянно пробежал статью глазами. Потом снова прочел, уже внимательно. Он решил, что Романов хочет посоветоваться с ним. Поднял голову. Сказал, осторожно подбирая слова:

- С философской и морально-этической стороны тут все правильно. Сделано деликатно...

- Что тебя смущает?

- Заголовок. "Убийца в белом халате" - очень уж претенциозно. Да и неверно. Убийца ведь орудует, побуждаемый низменными инстинктами, а тут жалость. Она ведь все это из милосердия.

- Такое - и под эгиду милосердия?.. Впрочем, - он подвинул к себе рукопись, коротким движением перечеркнул заголовок и написал: "Милосердие или ?.." - Так пойдет?

- Лучше.

Романов снова вооружился ручкой и под заголовком более мелкими буквами написал: "Глазами врача". Подумал секунду и решительно заключил эти слова в скобки.

- Вы хотите, чтоб я это подписал?

- Ты вчитайся. Это ведь твои мысли, твое кредо.

Шарыгин снова стал читать, уже в третий раз. Да, это его мысли, его убеждения, и если б только...

- Тебя смущает, что речь идет о Галине Тарасовне, что это отделение Багрия?

- Смущает.

- Значит, если б речь шла не о них...

- Тогда другое дело.

- Хорошо, пустим под псевдонимом. Скажем, А.Вербовский. Газете важно, чтобы такое - от имени врача. Ну, что ты мнешься? Это же актуальнейшая проблема. Можешь на меня положиться. Я никогда не подводил. Никого. И потом, я ведь редактор и в ответе за все больше, чем А.Вербовский.

Шарыгин несколько секунд колебался, потом посмотрел на Романова, заметил насмешливую улыбку в его глазах и решительно подписал статью. Нет, Иван Семенович не подведет. И то, что он как редактор - в ответе за все, тоже верно. Спросил:

- Когда верстка?

- К вечеру.

- Я хотел бы просмотреть.

- Ладно, встретимся.

- Давай в "Тополенке". К девяти, скажем, а?

- Добро, - согласился Романов.

36

Сквозь открытое окно - шум завода. Гулко ударяет железо о железо. Это на стапеле. Другие удары - ритмичные, глухие. Это забивают сваи у нового пирса. Задорно свистнул и тут же замолк паровозик. И сразу же стук колес на рельсовых стыках - неторопливый, осторожный. Это везут корабельную секцию на стапель. Взвыл электромотор. Это кран подает корабельную сталь на вальцы. Завод работает, будто ничего не сталось. Нет, сталось. Счастье, что никого насмерть... Никто не ждал этой беды. Впрочем, беды чаще всего и обрушиваются неожиданно.

Приходят и уходят люди. О чем-то спрашивают, чем-то интересуются, что-то сообщают. Вопросы, на которые надо отвечать. Задачи, которые надо решать, как правило, незамедлительно. Все это хорошо знакомо, близко, понятно. А рядом - что-то другое, гипнотизирует. Уводит в прошлое. Вот откуда они - слова невпопад, просьбы повторить вопрос. За много лет он привык быстро и легко подавлять в себе постороннее. Он всегда считал самым важным то, чем занимаешься в данную минуту. И своих подчиненных научил тому же. Деловой человек должен быть собран, как боксер на ринге. И все же человек - всего лишь человек. Личное, глубоко интимное иногда не хочет уходить, стоит рядом, переплетается с тем, что называется таким будничным словом - "работа".

Звонят телефоны. Вз-зы-ык! Тр-рум! Др-ро-он! Разноцветные, разноголосые. Входят люди, о чем-то спрашивают, что-то сообщают, ругаются, обещают, грозят, уходят. А мысли бегут, бегут, уходят в сторону. Нет, не бегут - мечутся. Бросаются туда и обратно. Как челнок в ткацком станке. Нехорошо, когда мысли так вот. А может быть, это лучше, когда они - назад, вперед, назад, вперед. В прошлое, в настоящее, снова в прошлое. Может, если б чаще так - туда и обратно, все было бы иначе?.. Как это у нее рука поднялась? На родную мать.

...Вз-зык!.. Снял трубку.

- Бунчужный... Здравствуй, Яков Михайлович!.. Не знаю... Постичь не могу... Нет, не говорил еще... Спасибо, Яков Михайлович. Я скажу ему. Хорошо, приезжай.