Наум Фогель - Капитан флагмана

А коренастый за соседним столиком оставил в покое психологию человеческих отношений и переключился на психологию характера.

- В характере руководителя самое главное знаешь что? Не знаешь. Целенаправленность и воля - вот что. Ты скажи мне, какая у тебя цель в жизни и какими путями, как настойчиво ты к этой цели стремишься, а я тебе скажу, какой у тебя характер.

- Я так полагаю, что характер - это что-то врожденное, - промямлил молодой.

- Ошибаешься. Ошибаешься, брат. Характер можно переделывать, перевоспитывать, форм-ми-ро-вать. Да, формировать. Вот мы сейчас у доктора спросим. - Он опять повернулся к Шарыгину. - Вы простите мою бесцеремонность, доктор. Но нас, - он сделал жест в сторону своего собутыльника, - интересует, как вы смотрите на проблему формирования характера.

- Положительно, - буркнул Шарыгин.

- Ты слышишь? - обрадованно воскликнул коренастый, обращаясь к молодому. - "Положительно".

- Кто он такой? - спросил Романов.

- Не знаю. Черт бы его побрал.

Шарыгин потянулся к бутылке с коньяком, налил полный фужер и залпом выпил.

- Что с тобой? - испуганно спросил Романов.

- Мне хочется дать в морду этому типу.

- Э, да у тебя нервы шалят, мой друг.

- Мне хочется дать в морду ему, и я это сделаю.

- Какая чушь.

- Он бесит меня.

- Я его сейчас выставлю.

Романов поднялся, опять вооружился блокнотом, авторучкой и направился к соседнему столику. Подсел к коренастому, наклонился к нему, что-то сказал.

Шарыгин видел, как глаза бритоголового сначала удивленно округлились, потом презрительно сузились. Он что-то ответил Романову, кликнул официанта, бросил на стол десятку, потом еще пятерку, отмахнулся от сдачи и направился к выходу вместе со своим собутыльником.

- Чем вы его доняли? - спросил Шарыгин уже заплетающимся языком.

- Сказал, что журналист, случайно услышал их разговор и вот хотел бы познакомиться.

- А он?

- Заявил, что привык беседовать с журналистами, всегда рад встрече с ними, но давать интервью в такой обстановке не намерен. Не растерялся капитан.

Шарыгин опять потянулся к бутылке, но Романов удержал его:

- Хватит, у тебя уже перебор.

- Да не беспокойтесь вы, я еще в полком порядке, но если ты... если вы... кажется, я и в самом деле...

Он выпил боржоми, глубоко вздохнул, потом выдохнул, но это мало помогло, и он сильным напряжением воли попытался преодолеть наплывающий на него туман. Кивком головы пригласил официанта, расплатился, сунул сдачу в карман и поднялся. Уже на улице спросил:

- А нельзя так, чтобы не печатать?

- Что не печатать?

- Статью. Мою статью не печатать.

- Газета уже идет, мой друг, - сказал Романов и предложил: - Давай-ка я провожу тебя домой, ты здорово перебрал.

- Ерунда! - хмуро произнес Шарыгин. - Я всегда был сволочью, но посредственной, а сейчас... Скажи, почему человек не может плюнуть самому себе в лицо?..

- Может, - спокойно сказал Романов. - Человек все может.

41

Таня встала пораньше. Она решила приготовить к завтраку блинчики с творогом: вчера вечером приезжала Гришина мать и, как всегда, навезла продуктов. Гриша обожает блинчики с творогом.

Ее мысли все возвращались и возвращались к вчерашнему дню. Утром она узнала о смерти тети Вали, о том, что произошло в больнице. Первой мыслью было увидеть Галину, поговорить с ней, расспросить обо всем. Позвонила Гармашам. Трубку снял Сергей. Он сказал, что Галина спит, что сейчас лучше с ней ни о чем не разговаривать. Андрей Григорьевич так посоветовал. Здорова ли Галина? Андрей Григорьевич говорит, что у нее нервное потрясение очень сильное. Вот почему с ней сейчас лучше ни о чем не говорить.

Гриша ушел на работу, как всегда, к шести. У Тани сегодня с десяти часов практика - в пригородной школе. Обычно добиралась она туда троллейбусом, но сегодня решила выйти пораньше, пойти пешком. Может быть, в школе еще ничего не знают и ни о чем спрашивать не станут? Она больше всего боялась разговоров о том, что произошло в больнице.

В школе было как всегда. Только после второго урока, когда она вошла в учительскую, преподаватель математики - пожилая женщина с моложавым лицом нарушила наступившее с приходом Тани неловкое молчание, спросила:

- Скажите, Танюша, это правда, что вы с товарищем Гармашем и его женой в родстве?

- Да, - почему-то вызывающе глядя на учительницу, ответила Таня. - А что?

- Не скажете ли вы нам, что там произошло? Весь город шумит, а мы не знаем подробностей. Так не скажете ли вы нам...

- Не скажу! - резко ответила Таня и вышла из учительской.

Потом, уже на обратном пути, в троллейбусе, она услышала разговор двух женщин. Они сидели впереди. Та, что у окна, - худая, остроносая блондинка говорила своей собеседнице - миловидной, с коротко остриженными черными волосами:

- До такого додуматься. Новое лекарство, не проверенное еще, на родной матери испытывать.

- А правду говорят, что докторша это лекарство сама изобрела?

- Истинная правда. А лекарство это - и не лекарство совсем, а яд смертельный. Вот и умерла женщина.

Таня не сдержалась, наговорила им грубостей и вышла из троллейбуса. Она шла, ничего не видя, негодуя на математичку, на этих женщин в троллейбусе и на Галину, которая посмела поднять руку на родную мать.

Таня обожала Галину, доверяла ей самое сокровенное; очень дорожила ее советами, гордилась родством, дружбой с ней. Под Новый год Галина подарила ей трех премилых аистов. Они были укреплены тонкой проволокой на массивной подставке с изображением голубого озера, окруженного камышом и осокорем. Птицы казались парящими в воздухе. Они были покрыты флюоресцирующей краской и в темноте светились таинственным зеленоватым светом. Они словно из сказки, говорила Таня, глядя на сверкающих птиц. Но сейчас все связанное с Галиной было неприятно. Скульптура с парящими аистами стояла на туалетном столике. Таня посмотрела на нее с ненавистью. Ей не терпелось дождаться возвращения Гриши. Но около четырех он позвонил и сказал, что остается еще на одну смену.

- Если б ты знал, как ты мне нужен сейчас, - взмолилась Таня.

- У нас авария, и Василий Платонович просил всех остаться.

Она молчала, и Григорий добавил уже просительно:

- Надо. Понимаешь, Танюша, надо!

- Понимаю, - после короткой паузы сказала Таня и положила трубку.

...Она старалась не греметь посудой, чтобы не разбудить Григория. Он пришел около часа, серый от усталости. Долго мылся под душем. Во время ужина стал оживленно рассказывать:

- Здорово у нас получилось. Времени в обрез. Сборочный запарился. А корабль, хоть в лепешку разбейся, надо заказчику во всей красе показать. Так что Тарас Игнатьевич придумал: с двести восьмого приказал выкроить кусок точно по конфигурации. Мы его и воткнули. Дядя Вася надежно работал. Прочно заворачивал. Народу невпроворот: сборщики, сварщики, монтажники... Скиба так всех расставил - хоть и впритирочку, а на пятки никто никому не наступает. И покрасить успели.