Ирина Грекова - На испытаниях

- Здравия желаю, товарищ майор, - тонким, осипшим голосом сказал человек в парандже.

- Здравствуйте, - ответил Скворцов, подавая ему руку. - Я вам привез конструктора этой вот игрушки. Знакомьтесь.

- Ромнич, - сказала Лида и закашлялась. Мошка лезла в рот, в ноздри.

- Капитан Постников, - сказал человек в парандже, не подавая руки. Сеткой надо одеваться, - прибавил он фистулой.

- Я как раз захватил пару сеток, - сказал Скворцов и вынул из кармана две черные нитяные сетки, похожие на авоськи, но с кисточками по краю. Одну он накинул на голову Лиде, другую себе. Мошка затанцевала вокруг сеток, искусно маневрируя возле ячеек, но не залетая внутрь.

Сетка странно изменила лицо Лиды Ромнич.

- А знаете, вам идет. Все-таки когда женщины носили вуали, в этом что-то было.

- Вам тоже идет.

Капитан Постников глядел на них с откровенным презрением: тоже, мол, нашли разговор.

- Что у вас тут произошло? - спросил его Скворцов.

- Два подрыва вчера дали. Распределение осколков не соответствует тактико-техническому заданию. Будем браковать изделие.

- Это мы еще посмотрим. К подрыву готовы?

- Так точно. Только переходников нет. Я машину за ними послал, да она что-то задержалась. Наверно, воду берет. Все-таки жара. Метео сорок три обещало.

Капитан говорил тяжко, трудно, с перерывами, как будто он уже замолчал, а потом молчать раздумал. Было видно, что ему все осточертело: жара, степь, вся эта канитель с изделием.

- Сколько же придется ждать?

- А кто ее знает? Вы тут, в тенечке, обождите.

Скворцов и Лида отошли в короткую тень будки. От железной крыши так и дышало жаром. Постников пошел на площадку.

- Придется ждать, - сказал Скворцов. - Вот лопухи, забыли переходники доставить.

- А знаете, я люблю ждать.

- Странный вкус. Я как раз терпеть не могу ждать.

- Нет, я люблю. Не везде, конечно, а на полигоне. На полигоне полагается ждать. Это словно часть полигонной службы, вроде ритуала...

- Видно, вы прирожденный полигонный работник. Любите свою работу?

- Очень, - сказала Лида. - Знаете, когда я думаю о своей работе, даже мурашки по спине.

Она повела плечами, морща спину между лопаток.

- Вот это любовь. А по дому не скучаете?

- Нет. То есть да. Сына хочется на руки взять. Сын у меня, Вовка. Два ему. Хороший мальчик. Кудрявый... А у вас, кажется, тоже сын?

- Вася.

- Сколько ему?

- Полтора.

- А какой он у вас? Расскажите. Я люблю про детей.

- Ну какой? Толстый, белый, увалень, глупый. Глупый, а друг он мне большой, больше всех.

Подошел капитан Постников:

- Машина пришла, товарищ майор. Разрешите готовить подрыв?

- Пожалуйста.

- Попрошу пройти в блиндаж, - просипел Постников, упорно не глядя на Лиду Ромнич. - Покидать блиндаж в ходе подрыва не разрешается.

- Я знаю, - сказала Лида.

- Идите вперед, Лидия Кондратьевна, я вас догоню. Видите блиндаж? Вон там.

Она пошла по тропинке к блиндажу, полевая сумка болталась у ее бедра. Скворцов смотрел вслед, умиляясь ее цапельной долговязости. Этакие бамбуковые ноги, словно бы даже пустые внутри.

Постников кашлянул.

- Дай закурить, капитан, - сказал Скворцов.

- "Беломор" употребляете?

- Очень даже употребляю.

Они откинули сетки и закурили.

- Что же ты, капитан, с нашей дамой так строго, а?

- Не люблю бабья на полигоне. Приедет такая фуфлыга: ах да ох, уши затыкает. И всегда при ней что-нибудь не так. То пиропатрон не сработает, то контакта нет. Я тысячу раз замечал.

- Напрасно. Ромнич не такая. Она уши не затыкает. Она сама конструктор, полигонный работник. Даже ждать на полигоне - и то любит.

Постников подумал и сказал:

- От женщины, которая таким делом занимается, может вытошнить.

- Ну, зачем уж так. Хорошую женщину никакое дело не испортит. Я даже одну знал женщину - борца. И ничего, славная была женщина.

- Пускай она лучше обо мне заботится, - горячо сказал Постников, сразу потеряв медлительность. - Моя вон тоже пошла в школу преподавать, а хозяйством ей некогда заниматься. Щи оставит - когда разогрею, а когда холодные кушаю, без аппетита.

- Подумаешь, дело - разогреть! Были бы щи.

Это Постникову не понравилось. Он опять замедлился и сказал:

- Согласно инструкции идите в блиндаж, товарищ майор.

Скворцов спустился в блиндаж. Под землей было как под водой - полутемно и прохладно. Всей кожей ощущая прекрасную эту прохладу, он полуощупью пробрался к стенке. В глазах плавали радужные круги. Пахло грибами. Когда круги исчезли, он увидел у самого своего лица свисшую с потолка гроздь тоненьких, полупрозрачных поганок. Они росли из щели между бревнами наката и, казалось, должны были висеть вниз головой, но нет: каждая поганка грациозно изгибала тоненькую свою ножку и подымала вверх серую колокольчатую шляпку.

- Смотрите, какие поганочки, - сказала Лида.

- Вижу.

Ему захотелось еще от себя прибавить что-то глупое, вроде "всюду жизнь", но он удержался.

Зазвонил полевой телефон. Скворцов взял трубку.

- Товарищ майор, к подрыву готов, - доложил торжественный голос, совсем непохожий на голос Постникова. Все-таки подрыв - всегда событие.

- Отлично. Давайте.

Раздался сигнал тревоги - несколько колокольных ударов по рельсу, - и снаружи в блиндаж начали просовываться ноги в кирзовых сапогах. Солдаты стали на земляной лестнице, упираясь пилотками в перекрытие. Наступила тишина - особая тишина перед взрывом.

Скворцов с Лидой стояли у смотрового окошка, глядя сквозь растрескавшееся бронестекло. Стена в отдалении рисовалась темным массивом. Вдруг на ее фоне сверкнул огонь, взметнулась кверху черная земля, и тут же пришел удар. Блиндаж колебнулся, с потолка посыпалась земля, гроздь поганок дрогнула и уронила один колокольчик. Сквозь окошко было видно, как поднятая взрывом земля медленно распускалась большим черным георгином и медленно опадала.

- Все, - сказал Скворцов. - Можно выходить.

Кирзовые сапоги двинулись вверх по лестнице и исчезли в сияющем голубом проеме.

После подземной прохлады зной наверху был ошеломляющим. Казалось, видно было, как скручиваются и вконец погибают сушеные-пересушеные, но еще не до конца сожженные травки.

У полуциркульной стены облаком стояла еще не осевшая пыль. Там, где только что поблескивал стальной цилиндр, ничего не было - ни треноги, ни троса, только горячая яма в пыльной земле. По всей поверхности броневой стены проворно расползлись солдаты в выбеленных солнцем гимнастерках, с зелеными сетками на головах - зеленоголовые муравьи. Цепляясь за веревки, переползая от опоры к опоре, они снимали координаты пробоин и метили их черной краской, передавая друг другу ведро и кисть. Постников мешковато суетился внизу, сипел на крик, командовал и наносил отметки на большой лист бумаги. Лист топорщился коробом у него в руках.