Игоpь Семенов - Рассказы

Но сейчас я другой, моей мамочки давно уже нет среди живых. Она, конечно, не хотела рано покидать этот мир, но я решил начать свою самостоятельную жизнь. Как она кричала. По ее красивым щекам катились красные слезы, они катились из глаз или оттуда, где когда-то были ее холодные глаза. Наша ванная комната, оборудованная мамой, заглушала ее крик, но я стоял рядом, я слушал эту увертюру, и все во мне пело. Я научился петь. Точнее, мама научила меня петь.

Проволока мешала ей прикрыть руками лицо, впиваясь при каждом движении глубоко в ее трепещущую плоть. Она рвала эту плоть, полосуя ее багровыми пунктирами. Мама сидела на моем месте, на детском стульчике, на котором я провел много лет. "Иди-ка ко мне сынок". Все. "Иди-ка ко мне, мамочка". Теперь я буду учить тебя петь. Теперь я пою лучше тебя. В моих руках теперь мамины щипчики для ногтей, и я знаю, что с ними делать.

Как я тогда был неопытен и самонадеян. Как я ошибался, думая, что смог научиться всем маминым приемам. Мне тогда было очень далеко до нее. Я тогда еще не знал, что не каждый может вынести, столько, сколько может вытерпеть ребенок. Мама оказалась слабее меня, не так подготовлена к главному уроку своей жизни. Ее красная плоть, разрезанная проволокой, ложилась аккуратным веером на холодный кафель пола, окрашивая его в нежный матовый цвет. Мама ушла через полчаса, у нее не было таланта к музыке… Прощай, мама.

Я остался один. В пятнадцать лет я остался сиротой. Добрый дядя следователь честно пытался найти мою "пропавшую мамочку". Но что он может, бедный обыватель, лишенный радости полета. Ему не могло прийти в голову искать труп на нашем садовом участке. Разросшийся бурьян украсил ее могилку без опознавательных знаков. Ученик оказался лучше своего учителя. "Иди-ка ко мне, сынок"… С тех пор мама навсегда поселилась во мне. Она мне нужна. Мама, я люблю тебя и не буду огорчать никогда. Я все простил тебе. Я простил рубцы на груди и спине, красный цвет кожи лица, за который меня прозвали "мареновой рожей", перетянутую суровой ниткой крайнюю плоть. Я не держу зла, мама. Я не сержусь на тебя, потому что ты научила меня летать.

Летаю я по ночам, когда все обыватели спят и смотрят свои скучные вонючие сны. Я чувствую себя хозяином большой квартиры под названием город. Это кто там не лег спать? Иди-ка ко мне, я научу тебя петь.

Я хороший учитель. Теперь я знаю, с первого взгляда могу определить, сколько продлится урок. Я не делаю различия между женщинами и мужчинами, все они мои ученики. Правда в глубине души, подвыпившие девушки мне доставляют больше радости. Вместо проволоки у меня теперь моток лески, которая более удобна и легка. "Будь паинькой" — шепчу я, затыкая рот ученика ладонью. Пусть пока он не может петь, настанет и его время. Нельзя будить спящих. За городом, в лесополосе, освободив девушку от оков одежды, я даю свободу ее голосовым связкам. Их крики вонзаются в мою черепную коробку, пробуждая изуродованную когда-то мамой плоть.

Она стала восставать еще при нашей беседе с мамой, когда она голая, обвязанная проволокой, кричала в нашей ванной. Я тогда еще не знал, как сладостно это восстание, какие вершины открываются с него.

Но теперь все иначе. Я провожу маникюрными щипчиками по дрожащим бедрам, грудям с розовыми сосками, ногам и плечам. Ученица извивается и ерзает, пытаясь освободиться от лески. Она уже не кричит."Я научу тебя петь" — повторяет в моей голове мамин голос. — "Иди к мамочке". Видя мои приспущенные штаны и изуродованную плоть, девушка снова начинает кричать, заводя меня до крайней степени возбуждения. Я никогда не отступаю, я не прогуливаю уроков, меня к этому приучила мама. Когда я погружаюсь в ученицу, крик ее срывается на фальцет, на визг. Она не понимает, того, что понимаю я. Ей не дано почувствовать то, что чувствую я. Боль? Но причем тут боль. Чему там болеть?

Мама научила меня не бояться боли. Любить боль. Моя рука с щипчиками работает без перерыва, мареновые брызги покрывают мое лицо и pуки. Тепло расходиться по телу. "Будь паинькой"…

Пока!

— GoldEd 2.41 * Origin: Новосибирск, ВТБ (2:5000/49.6)

Отвратительные скользкие пальцы с острыми когтями впились в икры моих ног. Чьи-то сильные руки дернули и потащили меня в глубину болотной жижи. Хотелось вскрикнуть, но в рот тут же затекала вонючая жидкость. Ноги отказывались повиноваться. Я задыхался и отчаянно колотил руками вокруг себя в тщетной попытке освободиться. Перед глазами маячила мерзкая жабья рожа, оскалившаяся двумя рядами отточенных зубов. Легкие из последних сил проси ли хоть немного воздуха, но напрасно. Воздуха не было, как не было дна у этого бездонного колодца. Разинутая пасть приблизилась к моему лицу, и выпученные глаза стали пристально меня изучать. Неожиданно, мне стало все равно, как меня убьет эта тварь. В том, что я погибну, сомнений не оставалось. Я закрыл глаза и приготовился к встрече со смертью. Кожей чувствовалось каждое прикосновение слизистых конечностей. Отвращение сменилось равнодушным ожиданием. Голова пульсировала и готова была вот-вот лопнуть. Вдруг ноги мои освободились, и какая-то сила вытолкнула меня вверх, к воздуху… Из сна.