Рагим Гусейнов - Ключ дома твоего

- Ну, которые по душу его пришли.

Савелий Петрович перекрестился и снова уставился на доктора Мишина.

- Ну и что?

- Кричал он жутко. Каялся мне, как перед всем человечеством.

- В чем каялся?

- Да я не понял всего, но грех на нем был большой. С детства еще, как я понял. Кровь на нем была, не раскрытая. Мучила она его, умирать спокойно не давала. Не сумел он облегчить душу свою. Руки мне целовал, рыдал, а сказать так ничего толком и не сумел. Отнял речь у него бог перед смертью, только мычал как скотина. Так и умер не прощенным. Видать, много греха прятал в себе.

- Но ведь умер он в тюрьме!

- За другое он сидел. А кровь, что пролил зря, не остыла! Не дала ему успокоения. Ты не смотри, как люди живут, смотри, как умирают! Страшно умирать, если грех на душе.

Савелий Петрович стоял ошарашенный.

- А кто простит, коли не знает никто.

- Сам-то он знает.

- Кто сам, Бог?

- Зачем Бог? Он и так все знает. Я об умирающем говорю. Кому, как не ему, знать свои грехи.

- Знает, но кто признается?

- Сам и признается, когда время наступит. Только поздно будет тогда.

- Но такого никогда не будет! Нет человека, который бы сам, добровольно во всех своих грехах признался.

Ничего не ответил на это Иннокентий Федорович, только посмотрел на Савелия Петровича долгим взглядом, попыхивая трубкой, которую любил держать во рту, медленно пуская струйку дыма из-под кончиков губ.

Глава девятнадцатая.

Последнее время Иннокентий Федорович плохо спал. На душе было неспокойно, что-то давило на грудь, он задыхался, часто ночью просыпался и пил воду, но чувство успокоения не наступало. Виной тому было состояние неуверенности в завтрашнем дне. События всколыхнувшее все общество, и расколовшее Российскую Империю, не прошло бесследно для его здоровья. Одна власть сменяла другую раньше, чем к нему успевали привыкнуть люди. Белые и красные, дашнаки и мусаватисты, и много других, которых он просто не запоминал, смешались на этом небольшом кусочке земли. Давно уже не было начальства во многих учреждениях, но исправно работали тюрьма и полицейское управление, считая, что без порядка не обойдется ни одна власть. Звонок телефона, недавно установленного в дежурном помещении городской тюрьмы, был в этот предрассветный час таким громким, что не воспользоваться этой причиной и не встать было бы ошибкой. Зато целый день теперь можно ходить с недовольным выражением лица и жаловаться всем на невыносимые условия быта и на всяких дармоедов, звонящих ни свет, ни заря и не дающих спать в то самое время, когда сон так сладок, даже в тюрьме.

- Иннокентий Федорович, - раздалось в трубке, - это я, Савелий Петрович, произошло убийство. У меня тут гонец от старосты села Сеидли. Говорят, убили какого-то Садияра. Вы о нем ничего не слышали?

- Садияра из Сеидли? Это же тот, у которого лет восем назад в Дилиджане сына убили? И жена его, тоже тогда с горя умерла, помните?

- Так это тот самый?

- Он. Один там такой Садияр-ага, второго нет.

- Тогда ехать надо.

- А кто убил-то известно?

- Я ничего не знаю.

- Ну, я тогда приберусь тут и к вам?

- Нет, ты, Иннокентий Федорович, сразу в Сеидли скачи, осмотри все там на месте. Мне нужно о трупе узнать все. А сам я поеду с человеком старосты на место происшествия.

- А где это произошло?

- В Инджадара, недалеко от Шадлы.

- Может, и я с вами?

- Нет, ты лучше в село. Постарайся хорошенько осмотреть труп. Его уже забрали с места преступления. Гонец сказал, что уже везут. Черт бы побрал эти порядки! Никак не могу добиться, чтобы никто не прикасался к трупу до прибытия полиции и следователя. Вы уж, Иннокентий Федорович, постарайтесь. Мне нужно знать о нем все. Что ел, что пил, с кем встречался.

- Выезжаю уже, Савелий Петрович, не извольте беспокоиться.

- Ну и хорошо, батенька, а я, как только осмотрюсь на месте, сразу же к вам.

...

На месте, где было совершено преступление, Савелий Петрович застал лишь испуганного полицейского. Это был щуплый, курносый молодой казак, с редкими, рыжими волосиками над верхней губой. Эти усики, отпущенные явно для пущей солидности, делали его еще более беззащитным и смешным. Савелий Петрович не стал выговаривать ему за то, что он позволил убрать труп (а что он мог сделать?), так как видел, как напуган казачок, вот-вот потеряет сознание. Он просто констатировал факты, тем самым облегчая казачку задачу.

- Значит, здесь, говоришь, лежал убитый?

- Так точно, - четко отрапортовал казачок, вытянув подбородок по направлению к тому месту, где был убит Садияр.

Савелий Петрович улыбнулся, поняв, что юноша боится указать на это место рукой, считая это плохой приметой. Он вспомнил, как в детстве тоже боялся показывать указательным пальцем в сторону трупа. Один умник с соседней улицы, на несколько лет его старше, посвятил его в сию тайну, мертвец за палец живого за собой тянет. Но время все изменило, и сейчас он больше сторонился живых, нежели мертвых.

- Что ж так истоптали все вокруг?

- Виноват, господин следователь, но... не слушали они меня, совсем не слушали, - тихо добавил он.

- А пустых гильз не находил?

- Так издали стреляли же!

- С чего ты это взял?

- Дак я в станице вырос, с детства этому обучен. Тут я никак не ошибусь. Из винтовки стреляли и издали.

- А откуда?

- Не могу знать, господин следователь!

- Вот если бы не тронули труп, могли бы определить.

- Виноват, господин следователь! - искренне огорчился солдатик.

Вскоре после того, как Савелий Петрович осмотрел с помощью молодого казака место, где лежал убитый Садияр-ага, он, осмотревшись вокруг, вдруг решительно двинулся направо, по направлению к кустарникам и зарослям сирени, что росли вдали. С удивлением смотрел солдатик на то, как уважаемый, степенный следователь, даже поговаривали, что он из дворян, ползает на коленях, подбирает что-то, долго рассматривает, а затем осторожно кладет в пакетики, которые вынимает из правого кармана кителя.

- Ну, в общем-то все понятно, - наконец сказал он, вытирая пот со лба. - Стреляли отсюда, - и Савелий Петрович, ни к кому не обращаясь, как бы разговаривая сам с собой, указал на кусты ежевики, вокруг которых он только что ползал. - И он был не один. Интересно, кто же он? - продолжал он рассуждать.

- Кто, ваше благородие? - спросил часовой.

- Что? - Савелий Петрович с удивлением уставился на солдатика.

- Вы сказали, он был не один, ваше благородие!

- Ах да, да, конечно. Это я так. Спасибо, голубчик, - вдруг засмущался Савелий Петрович, поняв, что опять разговаривал вслух. Последнее время домашние стали замечать за ним эту странность, и это очень его смущало.

...

- Так, говоришь, один он был ? - в который раз спрашивал Савелий Петрович одноногого Санны-киши, старого фаэтонщика, и как выяснилось, последнего, кто видел Садияр- агу живым.