Рагим Гусейнов - Ключ дома твоего

- Один, говорю вам, начальник-ага! Клянусь аллахом, один он был! сказал уже уставший повторять это Санны - киши и с мольбой в глазах посмотрел на следователя.

Он в душе не раз уже проклинал себя, что проговорился о том, что вчера на рассвете, возвращаясь к себе домой в Вейсали из Газаха, где высадив удачно подвернувшихся клиентов из Гянджи, он на повороте, уже огибая скалистый склон Гейазли в долину, что простиралась вплоть до самого Сеидли, чуть не столкнулся с лошадью Садияр-аги, мчавшейся во весь дух. Санны-киши успел только натянуть вожжи, что немного сдвинуло влево повозку, открывая небольшое пространство, достаточное для проезда одного всадника, чем незамедлительно и воспользовался Садияр-ага, уверенно направив свою лошадь вправо, и, не сбавляя скорости, умчался прочь. Все это произошло так быстро, что Санны-киши не успел даже испугаться, а когда до него дошло, что он едва избежал столкновения с непредсказуемыми последствиями, Садияр-аги уже не было, даже топота копыт его лошади не было слышно.

- Его кто-то преследовал?

- Не видел я никого, клянусь богом, господин начальник.

- А в том, что это был Садияр- ага, вы уверены?

- Ну, насчет этого ошибки быть не может, Да и коня его ни с чьим не спутаешь, знатный дильбоз, один такой на всю округу.

- А куда спешил, значит, не знаешь?

- Богом прошу, господин начальник, не мучай меня. Что знал, что видел все сказал. Больше я ничего не знаю.

Доктор Мишин так же не узнал ничего нового. Все, кто видел или что-то слышал в последние дни про Садияр-агу, добавить что-либо к уже сказанному не могли. Савелий Петрович так и не узнал, кто был второй, ехавший с покойным Садияром и умчавшийся прочь, оставив его истекающим кровью на земле. В том, что стрелял не он, Савелий Петрович теперь был уверен полностью, все говорило о том, что стреляли издалека, но это не означало, что этот второй не мог быть организатором этого хладнокровного убийства. Почему он скрылся, если это не так? И кто стрелял? А главное, где мотив преступления? Вопросы эти будоражили ум, не давали покоя Савелию Петровичу до тех пор, пока, спустя год, кровавые годы гражданской войны не перечеркнули не только все годы его службы, но и саму его жизнь, вынудив покинуть страну.

Глава двадцатая.

Солнце садилось, когда в Сеидли все замолкло в ожидании. Все настороженно и в то же время с удивлением смотрели на большую группу всадников, молча приближающихся к мосту через Архачай, откуда утром пришла в село горькая весть о гибели Садияр-аги. Гулко отдавался на деревянном настиле моста цокот копыт, когда всадники, пересекая его, стали приближаться к дому покойного. Еще издали многие узнали Гара Башира, всадника, ехавшего впереди всех на вороном коне в белой бурке и высокой папахе, и именно это обстоятельство поразило их больше всего. Никто не ожидал увидеть его здесь, хотя мысль о нем промелькнула в уме каждого, кто думал об этом преступлении. Это было первое, что могло прийти на ум. С ним ехали все самые именитые люди соседнего села. Приезд их можно было понять, ведь Айша, жена Садияра, родом из Вейсали, была дочерью Фейзулла-киши. Впервые за многие годы, с тех пор, как исчезла Айша, Фейзулла-киши переступал порог дома своей дочери. Хмурым он въехал во двор своего, ныне покойного, зятя, с которым ни разу ему не пришлось обмолвиться ни словом. Он так и не зарезал, как мечтал, барана по случаю приезда своего зятя и не пригласил к себе домой друзей на званный обед в его честь. Он крепился всячески, но дрогнуло отцовское сердце при виде дочери.

Айша и в горе была прекрасна, никакое траурное одеяние не в силах было скрыть ее красоты. Она шагнула к отцу, и как всегда это делала в детстве, повисла у него на плече, уткнувшись в левый рукав. А когда Фейзулла-киши дотронулся до ее головы и слегка погладил ее, слезы хлынули из ее глаз, а дальше и Фейзулла-киши уже громко, в голос зарыдал.

...

Гара Башир спешился медленно, как и подобает в таком месте. Так же не спеша он начал подходить к дверям дома Садияра, на порог которого вышла старая Сугра с распушенными волосами и лицом, исцарапанным в кровь. Остановился Гара Башир в нескольких метрах от матери Садияра, опустил голову, предварительно стащив с головы папаху, а затем вдруг опустился на колени перед Сугрой.

- Мать, позволь мне и моим людям проститься с твоим сыном. Да примет бог его душу. Да будет пухом ему земля. Клянусь могилой отца, давшего мне жизнь, нет на мне и на моих людях его крови. Ищите врагов в другом месте.

Вздох облегчения слетел со многих губ одновременно и эхом отозвался в их сердцах. Бросились молодые мужчины к гостям, помогая им спешиться. Опустив головы, они принимали их слова утешения и, проводив внутрь шатра, усаживали на самые почетные места, хотя какие почетные места могут быть в доме покойного. Ни на одном из них не было оружия, кроме небольших кинжалов, висевших в ножнах их ремней.

Молча подошла Сугра-ханум к стоявшему перед ней на коленях мужчине, трясущимися руками обняла его за голову и поцеловала.

- Вставай, Гара Башир. Мой сын всегда тебя уважал. А он не ошибался. Кроме Садияра не было у меня больше детей. Не было брата у сына моего, и нет других мужчин в доме. Но если искренна печаль твоя, будь старшим здесь. Похорони моего Садияра как брата родного, как полагается по обычаям. Но заклинаю тебя землей, что закроют глаза моего сына, обещай мне, что найдешь ты убийцу сына моего и покараешь его.

Волосы зашевелились на голове Гара Башира от этих слов, двумя руками взял он тяжелые, узловатые, теплые ладони старой женщины и прильнул к ним губами.

- Клянусь, мать, что горе твое будет отныне моим. И не будет в Вейсали дома, где не справят поминки по моему брату Садияру. А смерть его - отныне моя забота, клянусь, что не будет мне успокоения ни на этом, ни на том свете, пока не найду я убийцу и не застрелю его своими руками.

За то время, пока повозка с телом покойного впервые въехала во двор Садияр-аги, а затем во второй раз привезла его, но уже из мечети после омовения, люди как- то уже стали свыкаться с утратой, но слова Гара Башира снова разбередили душу каждого, кто стал свидетелем этой сцены.

...

Доктор Мишин все это время стоял справа у входа в шатер рядом с Савелием Петровичем, внимательно прислушивавшимся к каждому слову. Язык за годы работы здесь он кое- как выучил, точнее, улавливал общий смысл, но многие слова часто угадывал интуитивно. Говорил он медленно, тщательно подбирая слова, стараясь точнее передать свою мысль. И хотя того, что происходило у него перед глазами, он до конца не понял, одно он уяснил для себя точно - руки Гара Башира в смерти Садияра нет. А это означало, что у следствия не оставалось никакой версии случившегося. Связать смерть Садияра с трагедией, случившейся с его семьей в Дилиджане много лет назад, так же не удавалось. Это была первое, что пришло ему на ум еще в Казахе, как только он узнал, кто убитый. Савелий Петрович сразу же связался с полицейским участком в Дилиджане и попросил телеграфировать ему о любом происшествии, которое случилось там за эти двое суток. И час назад, гонец из управления принес ему депешу, в которой сообщалось, что за последние двое суток в Дилиджане и в округе была украдена коза, злоумышленник, а им оказался сосед потерпевшего, задержан по горячим следам, а также зафиксировано несколько случаев продажи на базаре битой птицы без уплаты положенной пошлины. Больше ничего. А на запрос, видел ли кто в эти дни в Дилиджане приезжего из Казаха, описание которого имелось в полицейском управлении со дня трагедии восьмилетней давности, также пришел отрицательный ответ. Никто не слышал ничего о возвращении Садияр-аги, которого здесь хорошо знали и даже побаивались, чувствуя вину перед этим человеком.