Мирза Ибрагимов - Наступит день

- А ты закупи сахар и у русских, - простодушно посоветовала девушка.

- Вот в том-то и вопрос, - продадут ли русские этот сахар мне? Они подымут крик, что нельзя создавать монопольное положение на рынке, нельзя оставлять население без сахара и так далее. Всего, что они могут сказать, нельзя и предвидеть.

Хикмат Исфагани бросил на дочь косой взгляд.

- Хорошей торговле ты меня учишь! Рассказывай лучше о своем деле... Зачем пришла?

Шамсия снова бросилась обнимать отца.

- Обещай, что исполнишь мою просьбу, какая бы она ни была.

- Раньше скажи, что за просьба.

- Нет, обещай, потом скажу.

- Ладно, говори!

Шамсия рассказала, что ни за что ни про что арестовали ее учителя и добавила, что у бедняги остались дома мать и сестры.

- Жалко их, - продолжала она. - Поговори с серхенгом Сефаи, чтобы он выделил дело учителя и разобрал его отдельно...

При этих словах Хикмат Исфагани отстранил от себя дочь.

- Я не могу вмешиваться в эти дела. И ты не впутывайся! Займись-ка лучше чем-нибудь другим.

- Нет, папочка! - сквозь слезы заговорила девушка. - Ты должен это сделать! Разве ради тебя я не готова пожертвовать собой? Если спасешь Фридуна, это может тебе еще когда-нибудь пригодиться... Серхенг ни за что не откажет тебе. Ведь он тебе друг, папа.

- Не откажет! Друг! - проворчал Хикмат Исфагани. - Как бы не так! Сказать легко!..

Потом он поднялся и добавил, сердито глядя в глаза дочери:

- У меня нет никаких друзей. Все они друзья не мне, а моим деньгам. Вот им! Видишь! Им!.. - при этом он вынул из кармана пачку денег и, помахав ими в воздухе, швырнул на стол. - Видишь, этому они друзья! "Друг серхенг Сефаи устроит!.." Знаю, как он устроит! Одна его улыбка обходится мне в тысячу туманов. А за этакое дело он сдерет с меня десять, двадцать тысяч туманов, - И он неистово закричал: - Нет, нет! Я не швыряю денег на ветер!

По выражению лица Хикмата Исфагани девушка поняла, что он действительно палец о палец не ударит для этого дела, и в ее голове мелькнула рискованная мысль.

- Ты должен это сделать, папа! Понимаешь, должен! - настойчиво проговорила она. Тут замешано и мое имя... А это может коснуться и тебя...

Сказав это, она закрыла лицо руками,

Хикмата Исфагани объяли удивление и страх. Он шагнул к дочери и взял ее за руку.

- Или... или... - начал он заплетающимся языком и, испугавшись своей собственной мысли, замолчал. Губы его дрожали. Только теперь поняла Шамсия, на какой опасный шаг она решилась. От стыда и испуга по ее телу пробежал неприятный холодок. Поняв мысль отца, она стала искать способ, как придать иное толкование своему признанию. Тут, подобно утопающему, который хватается за соломинку, она вдруг вспомнила Судабу.

- Фридун возлюбленный Судабы, а она моя лучшая подруга.

Хикмат Исфагани облегченно вздохнул.

- Раз он возлюбленный Судабы, пусть это дело и улаживает господин Хакимульмульк. Мне нет до них дела! - сказал он резко. Но затем на лице его появилась лукавая улыбка. - Впрочем, знаешь что, дочка? Иди и будь совершенно спокойна. Я сам поговорю с серхенгом Сефаи... Даю тебе слово, что мы спасем твоего учителя.

Ничего не понимая, Шамсия вышла. Оставшись одна, она долго думала над возникшим у отца замыслом. Но так и не могла разгадать его.

Шамсия сомневалась в искренности отца, ей казалось, что он дал обещание, чтобы только избавиться от ее приставаний и успокоить ее. Эти сомнения зародили в ней смелую мысль - обратиться к серхенгу Сефаи лично. Она верила, что серхенг не в силах будет ей отказать. Это подсказывал ей женский инстинкт.

И, позвонив серхенгу, она сказала, что имеет к нему небольшое дело и ждет его у себя.

Сама того не замечая, она говорила с ним по телефону так, как никогда не говорила с ним раньше. Голос ее звучал по-особому ласково.

Удивленный и обнадеженный тоном девушки, серхенг Сефаи прибыл точно в назначенную минуту.

Шамсия встретила его благоухающая, в нарядном белом платье. Все это произвело на серхенга впечатление приятного сна.

- Мне кажется, что и тем, кто потерял всякую надежду, иногда улыбается счастье, - проговорил серхенг с нежностью.

Шамсия заявила, что она всегда питала к нему уважение, и приказала лакею накрыть обед на двоих.

После обеда девушка открылась ему во всем и добавила:

- Я знаю, что исполнить мою просьбу очень трудно... Но я убеждена, серхенг, что при вашем уме вы сможете обосновать любой вопрос в желательном вам направлении... Скажите, что это верно!..

Серхенг Сефаи задумался, что-то прикидывая в уме.

- Хорошо! - наконец сказал он и заглянул в улыбающиеся глаза девушки. Для вас я готов даже на риск.

В награду Шамсия протянула ему руку. Серхенг взял эту маленькую теплую ручку и поднес к губам.

"Так я овладею и ее сердцем!" - взволнованно подумал он.

После ухода дочери Хикмат Исфагани довольный прошелся по комнате.

"Ага, господин Хакимульмульк! Теперь я, кажется, поймал тебя за хвост!" - подумал он, потирая руки.

Ему казалось, что наступил момент, когда ему удастся наконец "уличить" Хакимульмулька в антигосударственном заговоре.

Согласно планам Исфагани, следствие по делу Фридуна надо было пока что затянуть, а тем временем шепнуть шаху о роли Хакимульмулька в этом заговоре; серхенга же Сефаи следовало приблизить к себе, обещать ему Шамсию и подсказать, в каком направлении повести дознание, чтобы Хакимульмульк не вышел сухим из воды.

О, тогда... Тогда этой старой лисе не удержать своей головы на плечах!

Исфагани послал человека за серхенгом.

Радушно приняв гостя, поговорив и пошутив с ним, Хикмат Исфагани вынул из шкатулки дорогой бриллиантовый перстень и надел его на палец серхенгу.

- Я заказывал его специально для тебя! Люблю тебя, приятный ты молодой человек!

Хикмат Исфагани, по обыкновению, действовал со всей осторожностью и обходил основной вопрос.

Лишь после обеда, когда серхенг, взглянул на часы, собрался уходить, Хикмат Исфагани задержал его у самого порога и, как бы случайно вспомнив, спросил насчет дела Фридуна. Чтобы рассеять всякие сомнения в серхенге, Хикмат Исфагани намекнул, что этим особо интересуется одно из иностранных посольств.

- Слушаюсь? Я всегда готов к вашим услугам, - сказал серхенг Сефаи, скрыв, что подобный же разговор имел накануне с Шамсией-ханум; затем он добавил, желая набить цену своей услуге: - Выделить дело этого человека будет очень трудно. Но ничего не поделаешь! Я не в силах отказать в вашей просьбе...

Долго после ухода серхенга Хикмат Исфагани прикидывал, во что обойдется ему это одолжение, останавливаясь то на пяти, то на десяти тысячах, и, рассердившись, принялся наконец бранить себя: "Да что ты, глупый человек, мучаешь себя? Пяти тысяч туманов за глаза хватит! Пошли ему, и конец! Считай, что собака слопала".