Салам Кадыр-заде - Зимняя ночь

- Кто там? - крикнула она, высунувшись из окна.

- Открой, это я.

Размахивая руками, сердито топая по ступенькам, Дилефруз спустилась во двор, откинула щеколду и повернулась спиной к воротам.

Едва Адиль вошел, мачеха набросилась на него:

- Этого еще не хватало! Выходит, теперь Дилефруз-ханум должна каждую ночь вскакивать и открывать тебе калитку? Нет, не бывать этому! Ты где-то шляешься, а я должна не спать?!

Видя, что мачеха разошлась не на шутку, Адиль быстро захлопнул калитку. Унять Дилефруз было весьма грудным делом.

- Вот погоди, приедет Рахман, будь он неладен, я все ему расскажу! продолжала кричать Дилефруз, - Клянусь своей дорогой жизнью! Вот этой жизнью... - она хлопнула себя ладонью по распахнутой груди. - Не я буду, если не выложу ему все начистоту. Увидишь!

Адиль двинулся к лестнице.

- Отец мне ничего не скажет. А если скажет - будет неправ. Другое дело, - если бы я беспокоил тебя каждую ночь... Кто в доме, тот и должен открыть на стук.

Адиль поднялся в галерею. Дилефрув, задрав халат до колен, карабкалась за ним по лестнице.

- Ах вот оно что! Отец ему ничего не скажет! Выходит, собака собаке лапу не отдавит... На отца надеешься?!..

Адиль резко обернулся и, закусив нижнюю губу, с ненавистью посмотрел в глаза мачехи.

- Прошу тебя, закрой рот! И не произноси в нашем доме слов, которым научилась на вокзале!

- Что, что?! В вашем доме?!

- Да! В нашем доме! Если тебе трудно открывать калитку, если это мешает твоему сладкому сну, можешь в следующий paз не запирать. Да я и через забор перелезу...

Дилефруз впервые столкнулась с таким решительным отпором. От удивления глаза ее полезли на лоб.

- Ага! Вон как!? Ну хорошо же! Посмотрим! Да не пойдет тебе впрок добро, которое ты видел от меня! И тебе и твоему отцу! Ах, я дура! Наивная... - Дилефруз ударила себя кулаками по голове. - Сама виновата. Зачем бросила свою комнату и пришла в этот проклятый дом?! Теперь меня каждая собака может оскорбить!..

Дилефруз все больше и больше возвышала голос. Адиль хорошо изучил характер мачехи. Он знал: в подобных случаях лучше промолчать. Но сейчас ему трудно было сдержаться.

Мамед заревел еще сильнее.

Чувствуя, что препирания с Дилефруз к хорошему не приведут, Адиль прошел в свою комнату и хлопнул дверью. Разделся. Лег в постель.

Дилефруз продолжала бушевать. Не обращая внимания на рев Мамеда, она металась из угла в угол, кричала, грозила, подходила к комнате Адиля, открывала дверь и ругала юношу на чем свет стоит.

- Ничего, погоди же! Ты меня узнаешь: Клянусь своей драгоценной жизнью, или я останусь в этом проклятом доме или ты!

- Не кричи, ты останешься! - спокойно и серьезно ответил Адиль: - С таким нахальством не только меня, отца выживешь!

- Что же ты раньше молчал? Почему только теперь заговорил? Когда я впервые пришла в этот дом, ты и твой отец готовы были целовать мои ноги.

- Никогда не опускался до такой глупости.

Мачеха задохнулась от ярости.

В доме учителя Салеха зажегся свет. Очевидно, шум и крик разбудили соседей.

Дилефруз, ни на секунду не умолкая, продолжала выкрикивать ругательства.

К двум часам ночи скандал начал затихать, но заснуть Адилъ не мог. Настойчивая мысль сверлила его мозг: когда же он избавится от этого ада?

Юноша лежал и думал: "Какие все-таки люди разные... Вот, например, Джейран... Разговариваешь с ней и чувствуешь себя самым счастливым человеком на свете. А Дилефруз... Жить с ней под одной крышей - настоящая пытка! Почему не все люди такие приветливые, милые, как Джейран!.."

Под эти думы Адиль задремал. Вдруг у ворот позвонили.

Это 6ыл Рахман.

Спрятав в подвале вещи, привезенные из Москвы для продажи, он поднялся наверх, вошел в комнату и тихо сказал жене:

- Поезд опоздал... Пока нес чемодан с вокзала, чуть не умер от страха. Рано или поздно попадусь. И ты тоже хороша... Научила. Разве можно жить спокойно, занимаясь спекуляцией? Неужели нельзя жить как все?..

Рахман разделся и хотел лечь, но тут заметил, что жена ведет себя очень странно: вытащила на середину комнаты сундук и вынимает какие-то вещи.

- Зачем тебе это ночью? - удивился муж. Дилефруз не ответила. Рахман нагнулся, заглянул в

лицо жены и увидел, что она плачет.

- Что с тобой?

- Ни-че-го! - голос у Дилефруз задрожал, она шмыгнула носом и стала размазывать по лицу слезы.

Глупая я, глупая!.. Проклятье и мне и всему моему роду, если я хоть день еще останусь в этом доме!

- Ну и дела! Да объясни, что случилось? Может, опять с соседями поскандалила?

Дилефруз хлопнула себя по коленям.

- Ты еще спрашиваешь? Твой сын выгоняет меня из дому! Мало того, что пришел поздно, поднял меня с постели, он еще вдобавок начал браниться. Я пекусь о нем - и я же плохая. Все мне на добро отвечают злом. Продала свою чудесную комнату, купила тебе шапку, твоему сыну - костюм, а какова благодарность? Уж лучше бы Аллах укоротил мне жизнь, но прибавил счастья...

Адиль отчетливо слышал каждое слово.

- Завтра же заберу Мамеда и уйду из этого проклятого дома! Непременно уйду! Ничто меня не остановит!

Рахман, как истукан, стоял перед женой, сдвинув свои широкие брови. Он не мог поверить: неужели Адиль оскорбил Дилефруз?

- Где, где же твои сладкие обещания? - причитала Дилефруз, сидя на сундучке, словно сова на развалинах. - Быстро же все забывается. Paзвe ты не тот самый Рахман?.. Помнишь, как уговаривал меня сладкими речами в моем доме в крепости? Вот она я, перед тобой... Чего молчишь?

- Ну и дела!..- вздохнул Рахман.

- Разве не ты мне говорил: "Мой Адиль тихий, послушный мальчик, будет любить тебя, как родную мать...". Где все это? Я спрашиваю тебя! Разве тихие, послушные дети бывают такими? Так ли любят родную мать? Нет!.. Не быть мне дочерью Мир-Мамеда, если я хоть день еще останусь в этом проклятом доме! - Дилефруз опять начала жалобно всхлипывать. - За это время, я похудела ровно на два триста. Платья висят на мне, как на вешалке.

Женщина решила, что настало время лишиться чувств, грохнуться с сундука на пол. Однако прикинув, что Рахман стоит далеко и не успеет подхватить ее, она закатила глаза и завопила:

- Вай!.. Вай!.. Вай!..

Рахман шагнул вперед и едва поймал грузное тело супруги.

- Термометр! - прошептала Дилефруз, хватаясь рукой за сердце.

Светало. А Адиль все еще ворочался в постели.

Пробило десять. Первым на плач Мамеда встал Адиль. Вскоре проснулась и Дилефруз. Что касается Рахмана, он натянул на голову одеяло и никак не хотел открывать глаз.

Мамед продолжал капризничать.

- Не даст, не даст поспать, сукии сын! - ворчал отец. - Можно подумать, его поили молоком ослицы, Кричит, как резаный...

Когда Рахман был дома, Дилефруз пальцем о палец не ударяла. Он и чай ставил, и пол подметал, и за сыном присматривал.