Сергей Каледин - Коридор

- Я не курю,- спокойно ответила Александра Иннокентьевна. Она знала, что иногда Алик бывает не в себе, а на голову не обратила внимания. Ни на кого и ни на что не обращать внимания - было одно из проявлений ее деликатности, а может быть, самоуглубленности.- Алик, будьте добры, постучите мне, когда вода закипит. Доброе утро, Кирилл Афанасьевич.

Кирилл кивнул и подался в сторону, пропуская Александру Иннокентьевну. Он протянул Алику сигареты.

- Ты тоже "Ароматные" куришь? - печально спросил Алик.

- Забористые, я не обижаюсь,- как ни в чем не бывало ответил Кирилл, а про себя решил, что дело совсем плохо: вежливый Алик назвал его на "ты", чего никогда не было, и удивлен маркой сигарет, хотя прекрасно знал, что Кирилл курит именно "Ароматные".

Алик подошел к плите, прикурил от конфорки и сел на Дорину скамейку, единственное сидячее место на кухне. Выбритая, не заветрившаяся еще голова его - вернее, полголовы - была в кровавых порезах. Кирилл напряженно думал, что предпринять, но на всякий случай отвлекал уже сумасшедшего, как он понял, Алика от дальнейших необдуманных действий разговорами.

---На фронте тоже у нас... Обовшивеешь иной раз - ороешься наголо. Товарища еще попросишь. Можно и

в одиночку, только без спешки, а то пообдерешься весь напрочь...

Из прикухонной каморки, где раньше жила прислуга, выползла Дора Филимоновна Кожух. Дора несла ночной горшок, прикрытый круглой фанеркой, с ручкой. Горшок она несла, прижав к животу, и чуть не ткнулась им в спину Алика. Открыла уже было рот, чтобы поругать его за курение на кухне, за то, что без спроса занял скамейку, но осеклась и дрогнула, чуть не выронив свою ношу.

- Тсс,- сказал Кирилл, показывая ей, чтобы исчезла.

Дора, пятясь, вползла задом в свою клетушку, тихо щелкнул замок.

- Ты покури еще чуток,- ласково предложил Кирилл Алику,- посиди, покури, куда торопиться, мало ли... А я на уголок сбегаю, еще курева подкуплю.

Кирилл скоренько накинул пиджак и постучал в комнату Александры Иннокентьевны.

- Да-да, спасибо, Алик! - отозвалась Александра Иннокентьевна, загороженная спинкой кресла.

- Это я,- всунувшись в комнату, негромко сказал Кирилл.- Я говорю, чтобы на кухню пока не вылазили, мало ли... Вроде Алик-то, я говорю, совсем сошел...

- Да-да,- не отрываясь от стола, кивнула Александра Иннокентьевна.

Александр Григорьевич в наушниках, полузакрыв глаза, сидел на своем диване, в углу.

Кирилл махнул рукой и, чтобы не тратить попусту время, побежал искать мать Алика Глафиру Николаевну, работавшую уборщицей в соседнем доме.

Александр Григорьевич сидел на диване в белой нижней рубашке, тихо дирижируя одной рукой и лишь иногда тихо подпевая неизвестной, льющейся ему прямо в уши музыке.

- Мешаешь,- не отрываясь от писания, строго сказала Александра Иннокентьевна, но Александр Григорьевич, оглушенный наушниками, повел руку вверх и громко дотягивал срывающимся голосом окончание арии.

- Ты мне мешаешь!

Александр Григорьевич указательным пальцем поставил в воздухе точку и, весь встрепенувшись, открыл глаза, все еще находясь под музыкальными чарами.

- Прекра-а-асно... Собинов. Ариозо Ленско...- он растерянным движением сковырнул наушники.- Что, Шурочка?

- Ты мне мешаешь,- в третий раз произнесла Александра Иннокентьевна.Почему ты до сих пор в нижнем белье?

- Да-да,- закивал суетливо Александр Григорьевич.- Обязательно. Сорочка, я полагаю, уже высохла.

- Не знаю,- строго сказала Александра Иннокентьевна, склоняясь к столу.

На кухне Александр Григорьевич палкой стащил с веревок выстиранную вчера Маней рубашку.

- Вполне, вполне...- бормотал он, щупая, досохла Ли.- Приветствую вас,кивнул он Алику, незаметно появившемуся на кухне.- Погода нас сегодня изволит радовать, ха-ха-ха...

- На,-сказал хмуро Алик, протягивая ему клочок бумаги.

- За газ, за электроэнергию? - Александр Григорьевич взял бумажку и близко поднес к правому глазу, потому что левым из-за катаракты видел слабо. Действиям Алика он пока еще не удивился, так как расход газа и электроэнергии всегда списывал со счетчиков Алик.- Так-так,- бормотал он, поднося бумажку поближе к окну.- Сколько, интересно, в этом месяце?

"Уважаемый сосед, Александр Григорьевич. Дайте мне, пожалуйста, десять рублей, до среды. Сосед Алик".

- Что, что?.. Не понял! То есть... Вам десять рублей требуется?..Александр Григорьевич пожал неопределенно плечами.- Нужно обратиться к... за... к Александре Иннокентьевне. Она, безусловно... Одну минуту, разумеется...- Александр Григорьевич, зажав просьбу в руке, медленно пошел к жене.- Шурочка. Извини, я тебя отвлекаю, Алик просит денег взаимообразно. Немного. Десять рублей. Я полагаю, надо...

- У тебя свой бюджет,- сказала Александра Иннокентьевна.- Свои соображения.

- До среды, если я не ошибаюсь? - уточнил Александр Григорьевич, вернувшись на кухню.

Алик уточнять не стал, вытянул деньги у него из пальцев и убрел к себе в комнату.

---Несколько неопределенно...- задумчиво побарабал naльцами по кухонному столу Александр Григорьевич Сорочка суха, несколько неглажена... Прекрасно, теперь - найти соответствующий воротничок...

Сорок лет тому назад Феня Цыпина отдыхала со своей подругой по университету Шанявского Шурочкой Щедриной в воскресенье на пруду под стенами Новодевичьего монастыря.

Шурочка поделилась с подругой семейными неприятностями: брат Пантелеймон совсем отбился от рук и не желает учиться. А бить его отец не решается - боится убить, основания для этого у отца были. В юности, когда Иннокентий Сергеевич начинал коммивояжерскую карьеру под Тамбовом, к нему в пролетку сунулись ночью два шаромыжника. Отец сшиб оборванцев лбами и выкинул их из пролетки. Один умер, другой - живой, но искалеченный- показал на молодого купца; Иннокентий Сергеевич еле отсудился.

Фепя сочувственно кивала, слушая подругу, и посоветовала нанять репетитора, а именно: своего младшего брата Сашу, "очень способного и очень любящего детей".

Саша Цыпин действительно был способный, иначе бы он не вошел в процентную норму реального училища. Но детей он не любил. Однако быстро выудил Пантелеймона из неминуемого позора, и семья Щедриных с радостью приняла его в свой домашний обиход; из репетиторов он незаметно вырос в члена семьи купца второй гильдии Щедрина. Он успешно дрессировал Пантелеймона по всем предметам, вплоть до закона божьего, от которого сам в реальном училище был освобожден.

В свободное время Саша Цыпин и Шурочка Щедрина посещали балет и оперу оба любили музыку. Шурочка, выросшая в довольстве, была очень деликатна и потому на галерку лазила без особой печали. Тем более что крупный, похожий на армянина Саша с каждым днем все больше и больше ей нравился, особенно его горящие черные глаза.