Инна Кинзбурская - Один год в Израиле

-- По радио говорят: надо зайти в загерметизированную комнату и надеть противогазы. И не волнуйтесь, все будет хорошо.

Потом она позвонила еще раз:

-- Можно снять противогазы, выйти из комнаты. Спокойной ночи.

В течение нескольких дней я слышала ее уже знакомый голос каждый вечер -в начале и в конце тревоги.

-- Как? -- удивилась она. -- У вас нет приемника? Надо что-то придумать.

У них был старенький приемник, который почему-то молчал, они отдали его нам. Володя заставил приемник работать, с тех пор мы сами узнавали о тревоге. Но Ира все равно звонила:

-- Вы слышали -- уже отбой. Спокойной ночи. Если было не очень поздно и она никуда не спешила, мы болтали по телефону. Она всегда успокаивала.

-- Ну, а сами-то вы волнуетесь? -- спросила я как-то.

-- Конечно. Но все равно все будет хорошо. Посмотрите, скоро война закончится. Вы знаете, из Швейцарии приехал мой знакомый пастор -- молиться за Израиль.

Она всегда рассказывала о разных олимах, своих подопечных.

-- Ой, извините, -- вдруг спохватывалась она посреди разговора. -- Мне надо еще позвонить Н. -- Называлось очередное имя.

-- Вы говорили, ваш знакомый где-то работает. Может, можно туда устроить П.? -- спрашивала она в другой раз. -- Я понимаю, это далеко и тяжело, но он согласен на любую работу. Они ужасно нуждаются. Представляете, что получилось. С ними приехала бабушка, которая получала пенсию, значит было две корзины плюс пенсия. Бабушка вдруг умерла, и теперь у них совсем нет денег: все пожирает квартира. Да, конечно, им нужна квартира подешевле, может быть, вы знаете, я у всех спрашиваю. Но главное -- работа.

Я назвала ей место, где, кажется, олимов берут на работу. Она прервала наш разговор, не закончив:

-- Сейчас я ему позвоню.

Некоторое время спустя она говорила мне о новом своем знакомом олиме:

-- Ах, вы не представляете, А. такой несчастный. У него столько проблем. Он совсем раскис. Я ему говорю: так нельзя, надо добиваться, надо что-то делать.

-- Ну, а если бы вы не нянчили его, как бы он жил?

-- Не знаю. Но все равно, я должна помочь. И она куда-то звонила, куда-то бежала, куда-то мчалась. Уже давно закончилась Буря в пустыне, мы были знакомы уже не только по телефону, и каждую нашу встречу я узнавала о ее новых заботах.

-- Ну, и как? -- спрашивала я. -- Помогли?

-- Не все получается, -- сожалела Ира. -- Не все получается, как хочешь. Что поделаешь?

-- Ира, когда вы успеваете? Пора бросать работу. Шутки Ира понимает, но такие не поддерживает.

-- Да, тяжело, совсем нет времени. Я сегодня не играла, а когда я не играю, у меня плохое настроение. Зато Абрам эту тему поддерживает охотно:

-- Что вы... Работать будем, пока упадем.

Сам он вышел на пенсию и служит при Ире личным шофером.

-- Мой министр, -- с доброй усмешкой над собой и над обстоятельствами говорит о жене Абрам. Иногда скромнее: -- Мой начальник.

Надо везти Иру в Хайфу на концерт или в соседний городок в музыкальную школу на урок, или в какое-то учреждение решать олимовские дела, он садится за руль и едет.

-- А вы, -- спросила я у Абрама, -- почему не так соучастливы?

-- О! -- ответил он с усмешкой. -- Нам вполне хватает Ириного соучастия -- на двоих. -- Помолчал немного, стал рассказывать. -- Раньше, когда большая алия только начиналась, я встречал людей из Союза и можно было чем-то помочь -объяснить, перевести с иврита на иврит, позвонить по телефону, -- я это делал. Но решать проблемы за другого? Их решить вообще не так просто, а за другого невозможно. Я не могу, мне это тяжело.

-- А Ире?

-- Ну -- Ире...

Мы жили тогда недалеко от Сохнута, они неожиданно зашли к нам днем. Ира опустилась на стул, с жадностью выпила стакан холодной воды. У нее было усталое, постаревшее лицо.

-- Что с вами?

-- Я полдня провела в Сохнуте. Это кошмар!

В Сохнуте? Что делать там израильтянам с двадцатилетним стажем? Это контора для олимов.

Оказалось, какая-то подопечная сама не смогла объясниться с тамошней дамой. Нет пойти бы занять очередь, а Ира подошла бы попозже. Подопечная вообще не пошла, у нее депрессия. Ира в сопровождении Абрама вошла в прием? ную Сохнута.

Эту сцену я хорошо представляю.

Битком набитое помещение, никому ни до кого нет дела, никто никого не слушает, все галдят, каждый стремится протиснуться поближе к заветной двери, за которой восседает начальственная дама. В углу сидит и тихо плачет ста? рушка.

Вот уж поистине, Господь послал ей Иру.

-- Что случилось?

Понятно, та разрыдалась совсем. Но Ира все выспросила.

Оказалось, живет с мужем, совсем стариком, и с детьми. Отдали детям все деньги, всю корзину, а теперь дети гонят из дома. Сколько я наслышалась подобных историй об олимах! Старушка пришла в Сохнут за советом, за помощью. Заняла очередь пораньше, а ее оттеснили, оттерли. Теперь уже не попасть на прием.

Ничего не оставалось делать, как сесть в угол и заплакать.

Ошеломленные олимы даже притихли, такой гневной была в их адрес Ирина короткая речь. Откуда в этой хрупкой женщине столько энергии?

Потом она ворвалась в кабинет начальственной дамы и высказала ей все, что думала.

-- А результат? -- спросила я.

-- Обещали подыскать маленький караванчик.

-- Ира, как вам удается находить самых несчастных?

-- Вот так, везет, -- смеется она.

Как-то мы ждали их к ужину. Давно не видались, хотелось поболтать. Они опоздали, и мне пришлось заботиться о том, чтобы горячее сохранить горячим.

-- Что стряслось? Очередной олим?

-- Хуже, -- сказал Абрам. -- Собаки. -- Он сердит, это видно.

-- ???

Была суббота, и Ира вышла прогуляться до обеда, созвонившись со своей бывшей ученицей. А та по дороге на свиданье с Ирой наткнулась на двух щенков, беспомощных и симпатичных. Ира увидела свою ученицу, уже взрослую женщину, растерянной и плачущей. К себе она взять собак не могла: жилья нет, ютится у мамы. Вдвоем три часа искали достойных хозяев щенкам и отдали их только в надежные руки. Нет, пожалуй, одного пристроили не совсем надежно и немного за него волнуются.

-- Совсем не хочу есть, -- говорит Абрам, когда мы садимся к столу. Я жду Иру с обедом час, два... Поел один, не так давно.

-- Не могли же мы бросить на улице щенков. -- Ира не чувствует себя виноватой, и Абрам сердится зря.

-- Понятное дело... -- покачивает головой Абрам. Я вспоминаю, что ждал он ее уже не в первый раз. Совсем недавно поехал за Ирой в назначенный час в музыкальную школу, где у ее учеников была репетиция перед концертом.

-- Ах, -- сказала мне в тот раз Ира, -- мой муж на меня рассердился, и я, в самом деле, виновата. Мы играли, играли, и я не заметила, что прошло два часа. Он ждал меня в машине.

В другой раз мы куда-то вместе едем, торопимся, экономим время. Ира говорит, что ей нужно заскочить в банк -- нет денег. Это недолго. Мы ждем десять минут, полчаса, Абрам вылезает из машины. Через две минуты возвраща? ется.