Якуб Колас - На росстанях

- Ну что. ж, позовет - поедем, - отозвался Лобанович. Признаться, ему самому хотелось навестить мать таких славных детей, как Лидочка и Коля.

Антипик, немного помолчав, прищелкнул языком и добавил:

- Надо и нам угостить Антонину Михайловну.

- Надо так надо, - согласился Лобанович. - Не знаю только, чем и как угощать, и вообще не знаю, что она за женщина.

Антипик оживился. Язык его на мгновение словно присох к гортани, но тут же снова и еще быстрее, чем обычно, защелкал.

- Антонина Михайловна - вдова и еще не старая, это во-первых. Во-вторых, она мать Лидочки, к которой, по моим наблюдениям, коллега мой не безразличен.

Антипик лукаво, многозначительно подмигнул, словно для него были совсем ясны мысли и сердце Лобановича. Тот невольно опустил глаза и тотчас же сказал:

- Вот не думал, что ты такой наблюдательный... А может, и ваша милость к ней не безразличны?

Антипик пропустил мимо ушей эти слова и продолжал:

- В-третьих, она выкрестка и, в-четвертых, любит чарку.

- Характеристика полная, портрет написан основательно. Видать, сидел ты с ней за чаркой не раз, - пошутил Лобанович.

- Сидел и еще посижу, вернее - посидим: угощение сделаем в складчину, откликнулся Антипик.

- Ну что ж, согласен. Так еще лучше. Вопрос можно считать решенным, закончил Лобанович и внимательно взглянул на Антипика. - Скажи, Иване, как думаешь провести лето и что предполагаешь делать дальше? На всю жизнь присягнул начальной школе или есть другие планы?

Антипик заморгал глазами в предчувствии какого-то серьезного разговора. Серьезных разговоров он не любил, считая, что они могут сбить человека с толку.

- А я об этом и не думаю, - ответил Антипик. - Да и зачем? Поработаю на лугу, на поле. А надоест и это - буду думать о чем-нибудь другом. А так, без нужды, зачем мозолить мозги и портить нервы! Мое правило такое: тихо, спокойно - так и не рыпайся, а начнут прижимать - соберись незаметно и беги в другое место.

- За что же и кто начнет тебя прижимать, если ты будешь сидеть тихо?

- И то правда, - щелкнул языком Антипик. - Но бывают разные люди, есть и такие, что могут без всякой причины привязаться к тебе. И все же самое лучшее правило: не трогай ничего и не бойся никого.

- А вот же ты сидел тихо, никого не трогал, а пристава испугался и задал стрекача, - поддел его Лобанович.

Антипик потупился, хотел что-то возразить, но Лобанович добавил:

- Впрочем, все-таки твоя правда: ты нарушил свое правило, затронул Анну Карловну, которую имел или имеет на примете грозный становой пристав.

Лобанович почувствовал, что Антипику неприятно напоминание об этом случае.

- Всякое бывает на свете между людьми, - нотка покорности слышалась в голосе и словах Антипика.

- И ты должен молчать, мириться со всей бессмысленностью и несправедливостью такого порядка?

- А что из того, что я буду кричать? Кто меня услышит? Вот ты попробовал крикнуть, и тебя переместили. Нет, брат, выше пупа не прыгнешь! тоном победителя заключил Антипик.

Лобановичу стало ясно, что с Антипиком каши не сваришь, а вести с ним разговор о роли учителя в общественной жизни, пытаться пробудить в нем сознательность - не только бесполезная трата времени, но и небезопасная вещь. Где порука, что Антипик не проговорится вольно или невольно? Лобанович не пробовал больше заглядывать в душу своего коллеги, она была для него ясная и неинтересная, как стертый медяк. Он только сказал:

- Да, твоя правда.

Спустя несколько дней в школу действительно приехала Антонина Михайловна. Лобанович встретил ее на крыльце.

- Наверно, вы мать Лиды и Коли, Антонина Михайловна? - спросил хозяин.

Антонина Михайловна улыбнулась, и Лобанович увидел неровные, гнилые зубы.

- Я, я! - проговорила гостья.

Это была женщина с довольно красивым лицом, чернобровая, черноглазая. Правда, глаза ее немного выцвели, порыжели... "Неужто в ее годы и Лида будет такая?" - подумал Лобанович и повел гостью в комнату.

Пока она приводила себя в порядок, как это свойственно женщинам, Лобанович, попросив прощения, сбегал в кухню и послал бабку Параску за Антипиком. Но нужды в этом не было. Антипик тотчас же появился и сам. Он оказался более ловким кавалером, чем хозяин, пригласил гостью присесть, завертелся возле нее, защелкал языком на все лады. Лобанович смотрел на него и прямо-таки любовался его способностями в деле обхождения с женщинами. "Вот если бы ты был таким и в общественной деятельности!" - подумал Лобанович.

Пока ловкий и обходительный Антипик развлекал Антонину Михайловну, Лобанович с бабкой Параской готовили закуску. Нашлись колбаса, сыр, немного масла, кислая капуста. Бабка Параска нарезала сала - и для закуски и для яичницы. Сторож Пилип торжественно вытащил из-за пазухи бутылку горелки.

- Может, и в твой горлач, Пилипе, перепадет капля, - проговорил он, ни к кому не обращаясь.

Бабка Параска ради такого торжественного случая достала чистую скатерть и застлала стол. Расставила тарелки, положила ножи и вилки, - видно, где-то заняла. Она по хотела, чтобы ее хозяин "светил" глазами перед гостьей. Когда все было готово, сели за стол. Угощение получилось довольно богатое, к великому удовольствию бабки Параски. Лобанович, как хозяин, налил чарки и поднял тост за гостью. Выпили. После каждой чарки Антонина Михайловна брала хлеб и, прежде чем откусить, нюхала, а потом уже клала в рот и закусывала.

Сидели долго. Несколько раз бабка Параска добавляла закуски. Сторож Пилип дважды ходил за горелкой, причем и в его "горлач" перепадала "капля". Лобанович почувствовал, что в голове у него шумит. Ему хотелось, чтобы это угощение скорее кончилось, а гостья сидела как ни в чем не бывало, пила чарка в чарку с учителями, нюхала хлеб и закусывала. Антипик прищелкивал языком значительно чаще своей нормы. Улучив момент, он подмигнул Лобановичу, давая понять, что он, Антипик, подпоит гостью. Он позвал Пилипа и снова послал его за горелкой. Лобанович тихонько направился в свою боковушку. Не раздеваясь, прилег на кровать. Некоторое время до его слуха еще доносились шумные голоса и звон чарок, беззаботный смех Антонины Михайловны. Он проснулся, когда пастух Лукаш уже щелкал своим знаменитым кнутом и выкрикивал свое залихватское "выгоняй".

Лобанович поднялся с постели и вошел в столовую. За столом спокойно сидела Антонина Михайловна. Казалось, она и в рот не брала горелки. Зато Антипик лежал возле стола на полу в самой живописной позе совершенно пьяного человека. Развалившись и задрав кверху нос, он задавал храпака. Антонина Михайловна весело засмеялась и, показывая на Антипика, сказала:

- Хотел споить меня. Я видела, как он вам подмигивал, и угадала его намерения. Пили мы чарка в чарку... Нет, не ему споить меня! Сколько бы я ни пила, я пьяна не бываю.