Якуб Колас - На росстанях

- Смешная, веселая паненка! - говорила бабка.

Рассказ сторожихи о семье пана подловчего произвел сильное впечатление на молодого учителя. Образ несчастной пани с черными пышными волосами живо рисовался его воображению, и пытливая мысль стремилась угадать все скрытые подробности этой человеческой драмы. И сама Ядвися, и трагическая история ее матери в представлении Лобановича были неотделимы от темной полесской глуши, которая, казалось, каким-то таинственным образом влияла на судьбы живущих здесь людей.

Оставаясь наедине с самим собой, Лобанович часто думал о Ядвисе, даже мысленно разговаривал с нею. И этот разговор был таким простым, искренним, потому что шел от сердца! Ядвися смотрела на него милым, немного хитроватым взглядом и смеялась. На душе у Лобановича становилось легко и покойно. Он чувствовал, как вливается ему в грудь какое-то приятное тепло и греет его сердце. Но при встрече с Ядвисей он никогда не высказывал того, что говорил ей без нее. Не то стыдливость еще чистого сердца, не то какая-то осторожность мешали ему высказать ей все, что было на душе.

XIX

Вскоре после того как Лобанович вернулся от Турсевича, к нему приехал Соханюк. Лобанович удивился, увидя на пороге высокую, худощавую фигуру хатовичского учителя. Он никак не ожидал его приезда, особенно в будний день.

- Зд'ястуйте! - проговорил Соханюк, при этом губы и глаза его смеялись веселым смехом. - Что, не ожидали меня? - спросил он, поздоровавшись.

- Никак не ожидал. Ну, тем приятнее видеть вас здесь. Заходите, пожалуйста, в квартиру, а я сейчас закончу урок и отпущу ребят на обед... А может быть, вам интересно познакомиться с моей школой, то милости прошу.

Соханюк, видимо, только из вежливости прошелся между ученических скамеек, заглядывая в грифельные доски и в тетради учеников, а затем остановился возле шкафа с книгами и слушал, как Лобанович вел занятия и как отвечали ученики.

Лобанович старался не ударить в грязь лицом перед Соханюком и показать свою школу с наилучшей стороны. Вопросы так и сыпались один за другим. Все школьники, которых вызывал Лобанович, отвечали довольно хорошо.

- Может быть, проэкзаменуете моих учеников? - спросил Лобанович Соханюка.

Соханюк махнул рукой, давая этим понять, что он не имеет никаких вопросов.

- Спрячьте книги! - обратился Лобанович к ученикам.

Дети быстро попрятали книги и доски.

- Молитву!

Ученики хором пропели предобеденную молитву. С шумом ринулись они на улицу и заполнили ее своими звонкими голосами.

- Ну, как вам нравится моя школа?

- Ничего, хорошо! Хорошо!.. Вы, видно, много работаете?

- Работать-то приходится. Только мне все кажется, что в моей работе чего-то не хватает и что я работаю не так, как нужно.

Учителя вошли в комнату.

- Эх, плюньте вы на это! - проговорил Соханюк. - Научили читать, писать и задачки решать - и шабаш! Вы думаете, медаль заслужите? Или мир перевернете? Инспектор найдет к чему прицепиться. В самом лучшем случае благодарность напишет, а дирекция вам десять рублей вышлет. Но свое здоровье дороже.

- А как же вы свою школу оставили?

- А куда она денется? В лес не убежит, - засмеялся Соханюк.

"Видно, брат, ты не зря сюда приехал", - подумал Лобанович.

- Должно быть, у вас есть какое-то важное дело здесь, если так. Может, в сваты приехали к кому-нибудь? - меняя тон разговора, шутливо спросил Лобанович.

- Что же, сватайте. Гулять будем.

- Видите ли, я плохой сват. Как бы вдруг из-за девушки не поссорились.

- Чтобы из-за девушки да еще ссориться! Мало ли этою добра на свете! Хватит на наш век!.. Между прочим, вами интересуется одна паненка.

- Паненка? Какая?

- Такая, что все отдай - и мало!

- Но кто она?

- Говорит: хотела бы познакомиться о тельшинским учителем.

- Может быть, завитанская чаровница?

- Она, коллега, она! Как это вы отгадали?

- А у меня бабка знахарка, я у нее уроки беру.

- А все же интересно: как вы догадались, что это она?

- Очень просто. Все кавалеры - семь пар чистых и семь пар нечистых, и вы в том числе, - влюбились в панну Людмилу. У нее даже голова закружилась от радости и дух занялся. Но ее огорчает одно: почему не все кавалеры отдают дань ее красоте? Я, если хотите, тот горбун из сказки "Царевна Красный цветок", который не поклонился царевне. И не буду ей кланяться.

- Вот вы какой! - сказал Соханюк и засмеялся.

- А что же вы думали!

- И не познакомитесь с нею?

- Во всяком случае сам к ней не пойду.

- Почему?

- Просто не пойду - и все.

Соханюк болтал о том о сем, порой смеялся, но Лобановичу казалось, что о чем-то самом главном он умалчивает, - ведь не может быть, чтобы он приехал сюда только для того, чтобы сообщить, что дочь землемера хочет познакомиться с тельшинским учителем!

- Извините, я сейчас вернусь.

Лобанович вышел в кухню.

- На тебе, бабка, полтинник, принеси горелки.

- Вы его угощать хотите? - шепотом спросила бабка.

- А что?

- Не стоит, паничок! Это же он приехал гарнцы собирать.

- Какие гарнцы?

- Ссыпку с нашего общества на школу.

- Кому ссыпку?

- Себе, паничок! - говоря это, бабка даже задыхалась от возмущения.

Лобанович с удивлением слушал ее. Все это дело было для него непонятным, хотя в значительной степени проливало свет на приезд Соханюка.

- Ну, бабка, принеси горелки, выпьем, тогда, может быть, поймем.

Бабка сердито накинула на себя свитку, громко стукнула дверью и направилась к Лявону Секачу.

Лобанович возвратился к гостю. Еще ничего не понимая, он взглянул на Соханюка.

- Знаете, что говорит моя бабка: будто вы приехали собирать какую-то ссыпку. Что вы на это скажете?

Соханюк опустил глаза, как бы почувствовав некоторую неловкость, а затем вскинул их на Лобановича.

- Да, мне принадлежит ссыпка от вашей деревни, - проговорил он спокойно.

- Вы не шутите? - удивился Лобанович.

- Нет, говорю совершенно серьезно.

- Ха-ха-ха! - Лобанович так и покатился со смеху.

Соханюк смотрел на него, также усмехаясь.

- Что вы находите здесь смешного? - спросил он.

- Ну как же не смеяться! Вы приехали ко мне отнимать мой хлеб. Я буду учить, а вы будете гарнцы брать.

- Обождите! - загорячился Соханюк. - На волостном сходе было принято постановление, чтобы на хатовичскую школу давали ссыпку. От вашей деревни мне причитается двенадцать пудов тридцать фунтов ржи. Ну? Я и имею полное право взять свое.

- Простите, а когда было принято такое постановление? Наверно, тогда, когда Тельшино не имело своей школы? А раз эта школа теперь есть, то было бы по меньшей мере смешно отнимать ссыпку от своей школы и отдавать ее в чужую. И вообще это дело такое простое и очевидное, что и ребенок поймет всю нелепость вашего домогательства.

Соханюк нисколько не обиделся.