Максим Горький - Том 18. Пьесы, сценарии, инсценировки 1921-1935

Варвара. Слушай: мы между двух анархий, красной и чёрной.

Звонцов. Ну да, да! Я понимаю это, знаю…

Варвара. Нет! Ты не понимаешь ни трудности нашей позиции, ни выгод её…

Звонцов. Ах, боже мой! Как ты любишь учить! Но я именно так и говорил о большевиках.

Варвара (страстно) . Нет, не так! Надо было резче. Надо бить по черепам каменными словами. Твоё ликование по поводу неудачи большевиков в Петрограде — неуместно и бестактно. Лозунг «Вся власть Советам» — вот чем ты должен действовать на толстую кожу…

Звонцов. Ты ужасно настроена!

Варвара. Красивые речи твои…

Звонцов. Удивляюсь! Чего ты боишься?

Варвара (шипит в лицо ему) . Ты — глуп! В тебе нет классового чувства…

Звонцов. Позволь! Чёрт возьми! Что я — наёмник твой? И — при чём здесь классовое чувство? Я — не марксист… Какая дичь!

(Быстро идёт в зал, Варвара изнеможенно садится на стул, бьёт кулаком по столу, Елизавета идёт навстречу Звонцову из зала.)

Елизавета. Дрюдрюшечка, солёненький мой, как люблю тебя!

Звонцов (сердито) . Позволь… В чём дело?

Варвара. Ведёшь ты себя, Лиза…

Елизавета. Ай! Ты — здесь? Да, Варя, я плохо веду себя. «Жизнь молодая проходит бесследно», и — очень скучно всё! Но ты — не бойся. Я Андрея не отобью у тебя, я его люблю… патриотически… нет, как это?

Звонцов (хмуро) . Платонически. Пусти меня!

Елизавета. Вот именно — протонически! И — комически. Андрюша, после всей этой чепухи — можно танцы, а?

Варвара. Ты с ума сошла!

Елизавета. Милые губернаторы! Вы всё можете! Давайте устроим…

Звонцов (строго) . Это невозможно. (Освободился, ушёл.)

Елизавета. Выскользнул… Ну… устроим маленький пляс у Жанны. Варя, приглашаю! Бог мой, какое лицо! Что ты, милая? Что с тобой?

Варвара. Уйди, Елизавета!

Елизавета. Дать воды?

Варвара. У-уйди…

(Елизавета бежит в буфет. Варвара несколько секунд стоит, закрыв глаза. Мелания и Павлин — из зала. Варвара скрывается в дверь направо.)

Мелания. Жарко. Тошно. Надоело всё, обрыдло, ух! Сильную бы руку на всех вас…

Павлин (вздохнув) . «Векую шаташася языцы».

Мелания. Говорил с Прокопием?

Павлин. Беседовал. Натура весьма разнузданная и чрезмерно пристрастен к винопитию…

Мелания (нетерпеливо) . Для дела-то годится?

Павлин. Ничем не следует пренебрегать ради просвещения заблудившихся, но…

Мелания. Ты — прямо скажи: стихи-то подходящи?

Павлин. Стихи вполне пригодны, но — для слепцов, а он… зрячий…

Мелания. Ты бы, отец Павлин, позвал бы к себе старика-то Иосифа, почитал бы стихиры-то его да и настроил бы, поучил, как лучше, умнее! Душевная-то муть снизу поднимается, там, внизу, и успокаивать её, а болтовнёй этой здесь, празднословием — чего добьёмся? Сам видишь: в купечестве нет согласия. Вон как шумят в буфете-то…

Павлин (прислушиваясь) . Губин бушует, кажется. Извините — удаляюсь.

(Открыл дверь в зал, оттуда вырывается патетический крик: «Могучая душа народа…» Из дверей буфета вываливаются, пошатываясь, Губин, Троеруков, Лисогонов, все выпивши, но — не очень. Мокроусов, за ним старичок-официант с подносом, на подносе стаканы, ваза печенья.)

Губин. Чу, орут: душа, души… Душат друг друга речами. И все — врут. Дерьмо! А поп огорчился коньяком — даже до слёз. Плачет, старый чёрт! Я у него гусей перестрелял.

Троеруков. Сядем здесь под портретом…

Губин. Не желаю. Тут всякая сволочь ходит.

Лисогонов. Скажите, Лексей Матвеич…

Губин. И не скажу. Больно ты любознателен, поди-ка, всё ещё баб щупаешь, а?

(Троеруков хохочет. Мокроусов открыл дверь направо, официант прошёл туда.)

Лисогонов. Лексей Матвеич — вопрос: помиримся с немцами или ещё воевать будем?

Троеруков (печально) . Царя — нет. Как воевать?

Губин. Воевать — не в чем. Сапог нет. Васька Достигаев с Перфишкой Нестрашным поставили сапоги солдатам на лыковых подошвах.

(Ушли в гостиную направо. Мелания — крестится, глядя в потолок. Из зала выходят Нестрашный, Целованьев, затем — Достигаев.)

Нестрашный. Наслушался. Хватит с меня. Мать Мелания, ты тоже не стерпела?

Мелания. Я отсюда речи слышу, душно там. Что делается, Порфирий Петрович, а?

Нестрашный. Об этом — не здесь говорить. Ты бы заглянула ко мне. Завтра?

Мелания. Можно. Послал господь на нас саранчу эту…

Нестрашный. Надо скорее Учредительное собрать.

Мелания. На что оно тебе?

Нестрашный. Мужик придёт. Он без хозяина жить не может.

Мелания. Мужик! Мужик тоже бунтовать научен. Тоже орёт, мужик-то.

Нестрашный. А мы ему глотку землёй засыпем. Дать ему немножко землицы, он и…

Достигаев. Допустим, Перфиша, что глотки мы заткнули, живот мужику набили туго, а — что делать с теми, у кого мозги взболтаны? Вот вопрос.

Нестрашный. Это ты, фабрикант, опять про рабочих поёшь?

Достигаев. Вот именно! Я — фабрикант, ты — судовладелец, кое в каких делах мы компаньоны, а видно всё-таки, что медведи — плохие соседи.

Нестрашный. Перестань… Все знают, что ты прибаутками богат.

Мелания. В шестом-седьмом годах показано вам, как надо с рабочими-то… Забыли?

Нестрашный. Достигаев, кроме себя, ничего не помнит…

Достигаев (с усмешкой) . Никак это невозможно — о себе забыть. Даже святые — не забывали. Нет-нет да и напомнят богу, что место им — в раю.

Мелания. Заболтал, занёсся! Научился кощунству-то у Егора Булычова, еретика…

Достигаев (отходя) . Ну, пойду, помолчу, язык поточу.

Нестрашный. Иезуит. Ходит, нюхает, примеряется, кого кому выгодней продать. Эх, много такого… жулья в нашем кругу!

Мелания. Сильную руку, Порфирий, надобно, железную руку! А они — вон как…

(Выходит Губин, за ним Троеруков, Лисогонов.)

Троеруков. Не ходи…

Губин. Идём, я хочу речь сказать. Я им скажу, болванам…

(Увидал Нестрашного, смотрит на него молча. Тот стоит, спрятав руки с палкой за спину, прислонясь спиною к стене. Несколько секунд все молчат, и слышен глухой голос в зале: «Могучие, нетронутые, почвенные силы сословия, которое…»)

Губин (как бы отрезвев) . А-а-а… Порфирий? Давно не встречались! Что, брат? Вышиб меня из градских голов, а теперь и тебя вышибли? Да и кто вышиб, а?