Максим Горький - Том 18. Пьесы, сценарии, инсценировки 1921-1935

Достигаев. Да…

Бородатый. А вот вокруг вашей фамилии скандального тогда не слыхать было. Хоша бывает и так, что живёт человек тихо, а вреда от него больше, чем от разбойника…

Достигаев. Винца стаканчик не выпьешь?

Бородатый. Не-ет, нельзя! Я вроде как на часах при вас нахожусь.

Достигаев (тревожно) . Разве я арестован?

Бородатый. Это неизвестно мне. Ну, однако я — старый солдат и своё дело знаю. Которая застрелилась, — она кто будет вам?

Достигаев (не сразу) . Она?.. Дочь…

Бородатый. До-очь?

Достигаев. Да… Вот как… молодёжь-то…

Бородатый. Молодёжь… решительная! В дураках жить не желает. Дескать, отцы-деды пожили дураками, а мы, давайте, попробуем иначе…

(Лаптев молча увёл солдата из комнаты.)

Достигаев. Ушёл. Даже башкой не кивнул…

Елизавета. Очень нужен тебе его поклон. Что-о? Перепугался?

Достигаев (лирически) . Ах, Лизок… умница ты моя! Как ты всё это… замечательно! Как своевременно всё… И про Антонину, и…

Павлин (выходит из тёмной комнаты) . Да, Елизавета Михайловна, я тоже исполнен восхищения пред умом вашим.

Достигаев. Это… как же ты? Где ты был?

Павлин. А я — удалился. Сказано: «Отыди ото зла и сотворишь благо». Я — не прятался, но сан мой — обязывает… Если б кто заглянул за портьеру, то увидал бы, что я — тут.

Елизавета. Вы, отец Павлин, ночуйте у нас.

Павлин. Благодарствую! Хотел просить вас о ночлеге. Ещё повторю: замечательно вы о покойнице-то…

Елизавета. Не будем говорить о ней…

Достигаев. Да. Что скажешь? Неспособная была… (Наливает вино в стакан.) Ну, что ж? Значит — власть рабочих, а?

Павлин. О, господи! И горько и смешно…

Елизавета. Ты, Вася, не беспокойся.

Достигаев (соображает) . Тятин, Лаптев, Шурка…

Елизавета. И — не мешай мне…

Павлин. Все — молодёжь…

Достигаев (соображая) . Рябинин… Вот Рябинин этот… в каком количестве?

Елизавета. Всё пойдёт хорошо! Ведь всё — очень просто! Очень просто, Вася…

Достигаев. Умница моя! Твоё здоровье.

Павлин. На многие лета!

Бородатый (идёт) . Выпиваете?

Елизавета (удивлена) . Вы — что, товарищ? Зачем?

Бородатый. А мы, некоторые, останемся тут, на случай, если придёт кто в гости к вам… Ну, чтобы и сами вы… ни туда ни сюда! Вон, у вас священник оказался… Надо поглядеть — может, ещё кто есть?..

Елизавета (возмущённо) . Никого у нас нет!

Бородатый. А вдруг — окажется?.. Ведь вот он, священник-то, его будто бы не было, а он — тут! Как с небеси спрыгнул. Так что мы тут походим, поглядим… Может, ещё какие чудеса окажутся…

(Павлин медленно, машинально направляется в тёмную комнату.)

Бородатый (весело) . Куда, куда, ваше священство? Не-ет, вы уж все посидите тут, а я вас покараулю.

Елизавета. Вы не смеете издеваться!

Бородатый. Чего это? Да я этого и не умею, издеваться-то, и даже не люблю. Это я — шутю, как будучи очень весёлый… Вы… не того, не тревожьтесь, сидите смирненько! Вот — винца похлебайте… Дело — лёгкое, вам знакомое…

(Начинается обыск.)

Занавес

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Васса Борисовна — лет 42, кажется — моложе.

Сергей Петрович — 60 лет, был капитаном, плавал в Чёрном море, потом служил на речных пароходах.

Прохор Борисович Храпов — 57 лет, брат Вассы.

Наталья — 18 лет,

Людмила — 16 лет — дочери Вассы.

Рашель — сноха, под 30 лет.

Анна Оношенкова — за 30 лет, секретарша и наперсница Вассы.

Мельников — член окружного суда.

Евгений — сын его.

Гурий Кротких — управляющий пароходством.

Лиза,

Поля — горничные.

Пятёркин — лет 27–30, бывший солдат и матрос речного пароходства, на голове у него — чалма густых, жёстких волос, холёные усы.

Большая комната, угол дома; здесь Васса прожила лет десять и проводит большую часть дня. Большой рабочий стол, перед ним лёгкое кресло с жёстким сиденьем, несгораемый шкаф, на стене обширная, ярко раскрашенная карта верхнего и среднего течения Волги — от Рыбинска до Казани; под картой — широкая тахта покрыта ковром, на ней груда подушек; среди комнаты небольшой овальный стол, стулья с высокими спинками; двойные стеклянные двери на террасу в сад, два окна — тоже в сад. Большое кожаное кресло, на подоконниках — герань, в простенке между окнами на полу в кадке — лавровое дерево. Маленькая полка, на ней — серебряный жбан, такие же позолоченные ковшички. Около тахты дверь в спальную, перед столом — дверь в другие комнаты. Утро. Через дверь и окна комната очень весело освещена солнцем конца марта. Вообще комната очень просторная, светлая, весёлая. Входят Васса, Кротких.

Васса. Три с полтиной за тысячу пудов — тридцать пять сотых копейки с пуда, это, конечно, маловато для грузчиков товаро-пассажирских пароходств — им приходится таскать грузы и за двадцать сажен и дальше. Вырабатывают они в среднем целковый в сутки, а едят много и без мяса — не живут. Вот вам бы на это обратить внимание, статеечку в газеты заказать, найти человечка, чтобы с грузчиками потолковал. Найдёте такого?

Кротких (весело) . Найдём!

Васса. Ну вот! Надобно крупные пароходства прижать, а наше хозяйство — мелкое, и груз — мелкий, у нас свои матросы перебрасывают его с парохода на пристань, грузчиками пользуемся изредка, как вы знаете.

Кротких. Это не совсем так. Матросам два рубля с тысячи — мало!

Васса. А за что больше-то? Вот вы устройте, чтоб «Кавказ-Меркурий» и прочие до пятишницы с тысячи пудов цену подняли, тогда наши пароходики охотнее грузиться будут, ну и мы прибавим матросам. Так-то! Уж извините, — записочку эту вашу я бракую.

Кротких (морщится) . Видите ли, Васса Борисовна…

Васса. А вот вы потолковали бы с гончарами, с мелкими мельниками, вообще — с кустарщиной, сделали бы им уступочку, чтобы они нам грузы давали, вот это полезно было бы…

Кротких (не без гордости) . Прошлый год кончили хорошо, прибыль солидная!

Васса. Что же это: всё хорошо да хорошо? Надобно ещё лучше, а то скучно жить будет всё только в хорошем. Ну, будьте здоровы! На меня дела плывут.

(Кротких молча кланяется, уходит.)

Васса (прислушивается) . Анюта!

(Входит Анна.)

Васса. На-ка вот, сними копии живенько! Ворчит Гурий?