Максим Горький - Том 12. Пьесы 1908-1915

Ольга. Почему?

(Букеев молча целует ей руку.)

Ольга. Что это значит?

Букеев. Так. Это не обижает вас, надеюсь.

Ольга. Нет. Но — удивляет.

Букеев. Не удивляйтесь. У меня душа наполнена чувством благодарности к вам.

Ольга. За что?

Букеев. За то, что вы есть, вот такая неотразимо властная, такая красавица, за то, что я имею счастье знать вас. (Торопливо и тяжело бормочет.) Благодарю вас…

(Ольга смотрит на него.)

Букеев (усмехаясь) . Там, на берегу, вы стояли, задумчивая такая, в сторонке от всех, и уж не знаю почему — но очень тронуло меня это.

Ольга. Что именно?

Букеев. Да вот — что в стороне от людей… вы стоите.

Ольга. Вы ошибаетесь, если думаете, что я избегаю людей. Особенно я люблю весёлых людей.

Букеев. Жаль, что я не умею быть весёлым!

Ольга. Что же вам мешает?

Букеев. Да так… не знаю что…

Ольга. Вы богатый, независимый человек.

Букеев. Независ[имых] людей нет, я думаю.

Ольга. Вот как? Почему?

Букеев. Ну… например: если чего-нибудь хочешь, так уж зависишь от предмета своих желаний.

Ольга. Желайте возможного.

Букеев. Всё кажется возможным, а полное счастье недостижимо.

Ольга. Удовлетворитесь неполным.

Букеев. Обидно. Человек жаден.

(Ладыгин нес[ёт] шаль, за ним Жан.)

Жан. Давно пора ужинать.

Ладыгин. Да! Пора. Извольте.

Ольга. Спасибо.

Жан. Но все разбрелись, а Яков Сергеич на ступ[еньках] террасы рассказывает Верочке, Нине Аркадьевне о каких-то чудесах науки, — не рассказ, а мёд и перец! Удивительный муж у вас, Ольга Борисовна! Его даже камни могут слушать.

Ладыгин. Был такой проповедник, который тоже… «Аминь, — ему грянули камни в ответ».

Жан. Это было в хрестоматии.

Ладыгин. Не знаю, может быть. Позвольте, хрестоматия — это сборник стихов, книга?

Жан. То — книга, а то — остров в Тихом океане.

Ладыгин. Никогда не слыхал. Будемте ужинать, а?

Букеев. Жан — зови! (Пред[лагая] Ольге руку.) Позволите?

Ольга. Спасибо.

Ладыгин. «Аминь! — ему грянули камни в ответ». Это очень хорошо сказано. А вообще я не люблю стихов, — ужасно трудно читать их! Запятые не на месте, и слова переставлены нелепо. А вам, Ольга Борисовна, нравятся стихи?

Ольга. Хорошие — да. (Вз[дохнув].) Как хочется музыки послушать!

Букеев. Можно послать в город, там есть старичок один.

Ольга. Нет, не беспокойте старичка. Ваша племянница — не играет?

Букеев. Верочка? Не знаю… Она у меня недавно живёт, ещё года нет…

Ольга. Сирота?

Букеев. Да. Сестра моя умерла, Вера осталась с вотчимом, а он такой авантюрист, гуляка…

Ладыгин. Вот авантюристов я люблю, интересные люди!

Жан. Прошу за стол!

(Идут Нина, Верочка, Богомолов.)

Богомолов. Каждый из нас чувствует себя творцом или рабом некой «истины», и каждый стремится укрепить её в жизни, — вбить свой гвоздь в мозг ближнего. Это глубоко отвратит[ельное] стремление…

Букеев. Ваш супруг неутомим.

Ладыгин. Какая-то думающая машина.

Ольга (оглядываясь на него) . Вы очень откровенны.

Букеев. Н-да…

Ладыгин. Виноват! Это я нечаянно сказал…

Ольга. Яков!

Богомолов. Да?

Ольга. Сядь рядом со мной.

Богомолов. Прекрасно!

Жан. Усаживайтесь, синьоры!

Комната первого действия. Пасмурный вечер. Сквозь стёкла террасы видно, как под ветром качаются тополя. В углу налево Богомолов и Верочка играют в шахматы. За большим столом Ладыгин раскладывает пасьянс. В фонаре на тахте полулежит Ольга с книгой.

Верочка. Так я возьму у вас коня.

Богомолов. А я — так!

Верочка. И так возьму.

Богомолов. Да? Гм… Что же мне делать?

Верочка. Вы сегодня играете очень рассеянно…

Ладыгин. Рассеянность — признак влюбленности.

(Ольга смотрит на него через книгу.)

Верочка. Шах королеве.

Богомолов. Уже? Что такое? Действительно, я играю, как телёнок.

Ладыгин. Сравненьице не лестное, но…

Ольга. О чём вы гадаете?

Ладыгин. Конечно, о том, любит ли она меня.

Ольга. Она — купчиха?

Ладыгин. Почему?

Ольга. Мне так кажется.

Ладыгин. Вы сегодня злая. (Смотрит на часы.)

Ольга. Я не бываю доброй.

Верочка. Вы проиграли. Шах королю… Видите.

Богомолов. Вижу. Странно.

Ладыгин. Ужасно медленно тянется этот день…

Богомолов (встал) . Вот надпись для часов:

Верочка. Это чьё?

Богомолов. Моё. Сам сочинил.

Ольга. Когда?

Богомолов. Не помню.

Ольга. Я впервые слышу.

Верочка. Вы пишете стихи?

Богомолов. Писал. И всё почему-то грустные. Потом — стало стыдно — бросил.

Верочка. Чего же стыдно?

Богомолов. Не умею сказать. Так как-то, знаете… взрослый человек, с бородой, гидротехник и вдруг — пишет стихи! Да ещё лирические.

Ладыгин. Да, это — нелепо! Борода и стихи…

Верочка. Очень многие поэты носили бороды…

Ольга (ир[онически]) . Да — что вы?

Ладыгин. Вообще борода — нелепость… (Мешает карты.) Когда дяди Жана нет дома — здесь скучно, как в монастыре.

(Верочка, собрав шахматы, уходит на террасу.)

Ольга. Вы очень любезны.

Ладыгин. Я — откровенен. Не умею кривить душой.

Богомолов (Ольге) . Он — прав. Здесь скучно. По-моему, источником скуки является владыка здешних мест, — в нём неиссякаемый запас эдакой каменной скуки.

Ольга. Ты сплетничаешь.

Богомолов. Что это за книга?

Ольга (смотрит на титул) . Поль Адан.

Богомолов (целует руку её) . Пойду, схожу на работы.

Ольга. Скоро вернешься?

Богомолов. Скоро… Утром эти звери опять сломали бур… И кто-то украл ремни. [ (Уходит.) ]

Ладыгин (оглянулся, не видит Верочку, прошёл в фонарь, садится на тахту, обнимает Ольгу) . Пойдём к тебе.

Ольга. Нельзя.