Максим Горький - Том 12. Пьесы 1908-1915

Елена (оглядываясь) . Тут где-то.

Медведева (садясь) . Пора бы домой! Ему запрещено гулять после заката, а он нарочно ходит.

Самоквасов (крякнув) . Гм… Почему же нарочно?

Медведева. Да уж так… вижу я эту игру! (Грозит пальцем.) Я простая женщина, а всё вижу…

Мастаков (подходя к ней) . А вы не сердитесь… Ведь вы добрейшая душа!

Медведева. Не могу, батюшка! Мать я, и у меня погибает дочь… да! Вы — милый человек, хороший вы человек, ну а материнское — вам неведомо и непонятно. Мук моих вы не знаете, слёз не видите, думушки мои бесконечные неведомы вам… Сына потеряла, теперь — дочь теряю… каково это?

(Самоквасов мрачно нахмурился и отходит прочь.)

Мастаков. Дочь теряете? Почему же?

Медведева (грубовато) . Да что вы — не видите, как она измоталась, устала, изнервилась вся? Ночами — не спит, плачет… А он ей — всё о смерти, всё о том, что вот он, молодой, умирает, а она будет жить…

Мастаков (удивлённо) . Он? А я думал — он… не так…

Медведева. Разве такая она была? Спокойная, крепкая, весёлая! Бывало — целый день смеётся, поёт…

Мастаков. Мне казалось, что у него очень развито чувство человеческого достоинства и он… не станет…

Медведева. Не станет! Как же! Эдакий-то самолюб да стеснялся бы? Он же первое лицо на свете… ведь из его речей выходит, что когда он помрёт — и мир весь помереть должен, и солнце погаснет… вишь какой лакомый! Да ещё целует её иной раз, о господи! Вдруг заразит, а? Ведь это что же? За что?

Самоквасов (рычит) . Это… я вам скажу… это уж я не знаю…

Медведева. Ну, батюшка, тоже и все вы, мужчинки, хороши…

Елена (предостерегая) . Не слишком ли жёстко говорите вы? (Указывает глазами на Самоквасова.)

Медведева (изменяя тон) . Да. Забылась, пожалуй. Мать! Не за себя ожесточаюсь — за дочь… мне что себя жалеть? А дитя своё я обязана хранить… и больно мне видеть, как отравляют душу её смертной тоской… да!

Самоквасов (Мастакову) . Вот положение, а? Вот — как тут, что вы скажете? (Взволнованно отходит прочь.)

Мастаков (негромко) . Не смеет умирающий тащить в свою могилу живого…

Самоквасов. А вот видите — тащит! Ненавижу я этого Васю. Иронический он человек, но — ничтожный!

Медведева. Водицы бы мне, что ли…

Саша (из-за деревьев) . Сейчас!

Медведева. Сердце горит. О, господи… милосердный господь наш!.. Сохрани и помилуй юность… одари её радостями от щедрот твоих!

(Все замолчали, поникли. Саша приносит воду. С террасы, позёвывая, идёт Вукол Потехин.)

Вукол (подходя) . Я спал — одиннадцать часов подряд! Лёг — в восемь, встал в семь. (Оглядывает всех.) Я думал, вы чай пьёте. (Медведевой.) Почему, премудрая, у вас такое свирепое лицо?

Медведева (встаёт) . Да так… Пришла к чужим людям, нажаловалась, наскрипела… Простите… пойду домой.

Елена. Посидите с нами!

Вукол. Эге, да все вы чего-то… не в духе как бы?

Медведева (покорно) . Нет, пойду… Зина одна там…

Вукол. А жених где же? (Ему не отвечают. Самоквасов смотрит на него сердито.) Ничего не понимаю! Заспался. (Самоквасову.) Тебе, Мирон, я чувствую, хочется пива выпить холодного.

Самоквасов. Мне? (Решительно.) Да, идём… мне очень хочется… вообще… (Быстро уходит.)

Вукол (идя за ним) . Стой! Куда ты?

Елена (Медведевой) . Посидите с нами, а?

Медведева. Точит он её там… нет, я пойду! Вы простите… может, нехорошо говорила я…

Елена. Не мы будем осуждать вас за это.

Медведева. Ой, родная вы моя, тяжело бабой быть! Вы ещё не знаете этого, у вас вон дитя взрослое (кивает на Мастакова) , а вот, погодите, когда народится много, да начнутся их юные годы…

(Ушли. Мастаков, посвистывая, смотрит на часы. Возвращается Елена.)

Мастаков. Какая симпатичная старуха-то, а?

Елена. Очень. Русская.

Мастаков (оглянулся, тихо) . Лена, как ты думаешь, могла бы она, из любви к дочери, к юной жизни, — совершить преступление? Возможно ведь, а?

Елена (улыбаясь) . Думаю — возможно.

Мастаков (горячо) . Великолепно! Ах, Лена, как это великолепно! Нет ничего лучше возможностей, и нет им границ, а?

Елена. Я не думаю, чтобы именно она могла — пойми! Но — бывало, что матери делали преступления ради счастья детей, — ты это знаешь!

Мастаков (задумчиво) . Но… мне хотелось бы, чтоб и она могла… например — дать яду этому Васе. Она такая славная! Вот тема, а? Только матери умеют думать о будущем — ведь это они родят его в детях своих… (Задумался.) Что такое? Да, мне надо идти…

(Елена взглянула в лицо ему и идёт к дому. Он хмуро смотрит вслед ей.)

Мастаков (вполголоса, неохотно) . Ты не хочешь спросить, куда я иду?

Елена (не оборачиваясь) . Нет. Зачем? Ты сам сказал бы, если это нужно знать мне.

Мастаков. Я? Сказал бы?.. Подожди минутки две.

Елена (возвращаясь) . Ни больше ни меньше?

Мастаков (уныло) . Знаешь — я разорву этот рассказ, а? Он — плох.

Елена (с оттенком строгости) . Почему плох?

Мастаков. Да вот… скажут — фантазия, выдумка… неправда, скажут! Зачем я читал им? Какие тяжёлые люди!.. Николай чем-то заряжен…

Елена (подошла близко к нему, говорит сдержанно, с большой силой) . Что тебе мнение этих людей? Это люди, не добитые судьбой, они осуждены на гибель своей духовной нищетой, своим неверием, — что тебе до них? Изучай их, и пусть они будут для тебя тёмным фоном, на котором ярче вспыхнет огонь твоей души, блеск твоей фантазии! Ты должен знать, что они тебя не услышат, не поймут — никогда, как мёртвые не слышат ничего живого. И не жди их похвал, они похвалят только того, кто затратит своё сердце на жалость к ним… любить их нельзя!

Мастаков (обняв её, заглядывает в глаза ей) . Когда, Лена, ты говоришь так… ты, добрая и нежная… мне даже немного боязно… Откуда у тебя эта… эта сила, Лена?

Елена. Из той веры в будущее, которую ты внушил мне.

Мастаков (радостно) . Я? Это правда? Значит — я могу передать другим мою веру?

Елена. О, да!

Мастаков. Это меня… радует! (Оглядывается и — тихо.) Знаешь — иногда мне кажется, что вся Россия — страна недобитых людей… вся!

Елена (тревожно, с укором) . Что ты говоришь? Стыдись! Это — не твоё!