Максим Горький - Том 27. Статьи, речи, приветствия 1933-1936

Комсомол, неистощимый резерв партии, уже показал миру свои творческие силы по работе строительства социалистического государства, показал и непрерывно, изо дня в день, показывает эти силы. Не будем перечислять достижения и заслуги комсомольцев в деле реорганизации жизни своих народностей, в работе возрождения людей.

Сделано — много, следует сделать неизмеримо больше, и особенно настойчиво требуется обратить внимание на смену свою — на пионерство. Огромное значение может иметь передача партией комсомолу издательства литературы для детей и юношества. Необходимо, — и это было бы вполне естественно, — чтоб комсомол обратил внимание и на литературу для взрослых, — на литературу, которая всё ещё весьма смутно видит цель свою. Три тысячи писателей, объединённых в Союз, всё ещё не слышат, что говорит им наличие сотни миллионов читателей, которые с каждым годом становятся более грамотными и требовательными. По этой линии есть причины для тревоги.

Тот факт, что международные мерзавцы желают нас втянуть в войну, тревоги не должен возбуждать и не возбуждает. Было бы неестественно, если б капиталисты не попробовали пострелять из пушек в людей, которые, на соблазн и поучение пролетариям всех стран, срезали гнойный нарыв капитализма в своей стране. И, разумеется, комсомол тоже должен копить порох и держать его сухим. Очевидно, что раньше чем организоваться для бандитского налёта на Союз Советов, грабители мира должны будут подраться между собою. У них ещё нет решимости встать на колени пред Гитлером и сказать ему: «Веди нас на них». Но, рано или поздно, они дадут в руки пролетариата своего винтовки, пошлют его против нас, и он будет умирать ради того, чтоб хозяева сохранили бесчеловечную власть над ним ещё десяток или два десятка лет. Идиотизм положения рабочих и крестьян капиталистических государств слишком очевиден. Он требует от комсомола, от бойцов Красной Армии уменья сражаться не только штыком, но и словом. Конечно, в драке разговаривать некогда, но всё же найдётся время и для бесед с невольным врагом. Поэтому комсомол должен знать иностранные языки. Всё это, конечно, известно и без моих указаний.

Всею силой души моей приветствую комсомол Союза Советских Социалистических Республик. Желаю съезду дружной, успешной работы, верю, что такой она и будет. Непоколебимо верю в победу вашу, дорогие товарищи, — в победу над всем, что вы начнёте делать в колхозах, на фабриках и всюду, куда проникнет ваша героическая энергия. Так же непоколебимо верю и в победу вашу на полях битв, передовые бойцы первой в мире армии, призванной историей для побед.

Сегодня Эрнсту Тельману исполнилось пятьдесят лет. Четвёртый год фашисты держат его в тюрьме. Фашизм, — это давно уже пора понять, — есть садизм класса больного, издыхающего. Фашисты кровожаднее зверей, но более трусливы, чем звери. Они рубят головы коммунистам, но, разумеется, понимают, что каждая отрубленная голова возбуждает ненависть к фашизму в тысячах пролетарских сердец.

Настанет момент, когда все эти сердца вспыхнут единым пламенем и выжгут до корней фашизм, гнилую язву мира. Сокрушительное пламя это превратит в пепел не только выродков человечества, но и всех гуманистов на словах, — всех, кто, наполняя воздух пылью красивых слов сочувствия героям пролетариата, истребляемым грязным их врагом, остается равнодушным к судьбе узников фашизма. Да здравствует Тельман и его мужественные товарищи, которые неутомимо роют могилу фашизму!

Издание государственного издательства «История заводов», 1936 г. Тир. 30.000 экз.

Так кратко и метко очертил положение крепостной крестьянки замечательный наш поэт-публицист Н.А.Некрасов. Положение это не стало легче после «освобождения крестьян от крепостной зависимости помещиками» в 1861 году.

Крестьянка и фабричная работница так же, как и раньше, принуждены были «до гроба покоряться» воле мужа, хозяина, работодателя, — воле рабов идола — собственности. Церковь приучила мужчин смотреть на «баб» как на людей «второго сорта», как на существа низшего качества. Безграмотные, забитые до отупения каторжным трудом, женщины жили в качестве домашних животных и производительниц «пушечного мяса» для казарм, для армии — для защиты русских помещиков, фабрикантов, лавочников, ростовщиков от нападения таких же немецких, французских, английских и других грабителей трудового народа, — для защиты от них или нападения на них. Жили «бабы», выпевая позорную и страшную судьбу свою в горестных песнях, жили в побоях мужей, в издевательстве хозяев и в бесплодной надежде выкарабкаться из нищеты, «нажить» корову, лошадь, увеличить клочок надельной земли, для того чтоб поднять на ноги детей. И когда мужу удавалось превратиться в деревенского кулака, жена обычно превращалась в существо ещё более, чем муж, жадное, безжалостное к людям, ещё более глубоко верующее в спасительность собственности. И вообще женщина, прикованная к своей избе, к своему жалкому, но тяжёлому хозяйству, безграмотная, богобоязненная, была более невежественна, суеверна, бездумна и безответственна, чем её муж.

Девушки Советского Союза только тогда поймут, почувствуют всё величие работы партии Ленина, когда они познакомятся с каторжным прошлым их матерей и бабушек. Немые до Октябрьской революции, женщины, крестьянки и работницы, начинают сами, своими словами рассказывать о прошлом. Они пишут книги, и эти книги имеют значение исторических документов.

Именно таковы книги Елены Новиковой, Галины Грековой, Агриппины Коревановой. Это автобиографии, написанные для того, чтоб молодёжь знала, как до Октябрьской пролетарской революции жили «люди, обречённые на гибель», — именно такими словами определила Кореванова судьбу её поколения.

Мы узнаем «земли родной минувшую судьбу» только тогда, когда хорошо будем знать условия жизни и работы трудового народа, когда оценим его «умственный багаж», накопленный веками рабской, подневольной жизни. Узнав это, мы поймём, против чего мы должны бороться в самих себе, что должны искоренить в себе. Молодёжь должна быть достойна эпохи, в которой она живёт. Обычно сознание людей несколько отстаёт от бытия — так всегда было и так есть — в буржуазных обществах, которые при единстве стремления к наживе раздроблены бесконечным разнообразием частнособственнических интересов и бессильно путаются в пёстрых теоретических формулировках оправдания и защиты этих мелких, жалких паразитических интересов.