Иван Тургенев - Том 1. Стихотворения, статьи, наброски 1834-1849

Садится солнце. Воздух дивно тих,
И вздрагивает ветер, словно сонный.
Окошки темных домиков на миг
Зарделись и погасли. Отягченный
Росой внезапной, стынет луг. Затих
Весь необъятный мир. И благовонный,
Прозрачный пар понесся в вышину…
И небо ждет холодную луну.

Вот замелькали звезды… Боже мой!
Как равнодушна, как нема природа!
Как тягостны стремительной, живой
Душе — ее законная свобода,
Ее порядок, вечность и покой!
Но часто после прожитого года
В томительной мучительной борьбе,
Природа, позавидуешь тебе!

Прошло шесть месяцев. Зима лихая
Прошла; вернулась ясная весна,
Среди полей взыграла голубая,
Веселая, свободная волна,
Уже пробилась почка молодая,
И дрогнула немая глубина…
Здоровая земля блестит и дышит,
И млеет и зародышами пышет.

А наш Андрей? Наружной перемены
В его судьбе не замечаем мы.
По-прежнему к соседу после сцены
С его женой — в теченье всей зимы
Ходил он… «Те же люди, те же стены.
Всё то же, стало быть…» Вот как умы
Поверхностные судят большей частью…
Но мы глубокомысленны, по счастью.

Любовь рождается в одно мгновенье —
И долго развивается потом.
С ней борется лукавое сомненье;
Она растет и крепнет, но с трудом…
И лишь тогда последнее значенье
Ее вполне мы, наконец, поймем,
Когда в себе безжалостно погубим
Упрямый эгоизм… или разлюбим.

Андрей был слишком юн и простодушен…
И разлюбить не думал и не мог.
Он чувствовал, что мир его нарушен,
И тайный жар его томил и жег.
Он был судьбе задумчиво послушен,
К себе же строг, неумолимо строг…
Он уважал то, что любил… а ныне
Не верят люди собственной святыне.

Сперва знакомцам нашим было ново
Их положенье… но хоть иногда
Признанье было вырваться готово —
Оно не высказалось никогда.
Они как будто дали себе слово
Прошедшее забыть… и навсегда…
И слово то держали свято, твердо
И друг во друга веровали гордо.

Но то, над чем не властны мы до гроба:
Улыбка, вздох невольный, взор немой —
Им изменяли часто… Впрочем, оба
Не пользовались слабостью чужой;
И даже подозрительная злоба
В их жизни, детски честной и прямой,
Не замечала пятен… (чтобы чуда
В том не нашли, прибавим мы: покуда).

По-прежнему затейливо, проворно
В беседах проходили вечера.
Они смеялись так же непритворно…
Но если муж уехать со двора
Хотел — ему противились упорно,
И раньше говорили: «спать пора»,
И реже предавались тем неясным,
Мечтательным порывам, столь опасным.

Всё так… но каждый принимал участье
Во всем, что думал и желал другой.
И не совсем их позабыло счастье:
Так иногда над тучей грозовой,
Когда шумит сердитое ненастье,
Откроется внезапно золотой
Клочок небес — и луч косой, широкий
Сквозь частый дождь осветит лес далекий.

Как выразить их тайную тревогу,
Когда, на время быстрое пеня,
Они шли тихо, нехотя к порогу
И расставались до другого дня?
Андрей пускался медленно в дорогу
И, голову печально наклоня,
Шагал, шагал так мерно, так уныло…
А сердце в нем тогда рвалось и ныло.

Но Боссюэт сказал: «Всему земному *
Командуется: марш!» — и человек,
Владыко мира, ничему живому
Сказать не может: стой вот здесь навек! *
Через равнины к морю голубому,
Далекому стремятся воды рек…
И мчится жизнь, играя на просторе,
В далекое, таинственное море,

Не только кучерам, но всем известно,
Что под гору сдержаться тяжело.
Андрей боролся совестливо, честно;
Но время шло, без остановки шло…
Великодушье часто несовместно
С любовью… Что ж тут делать? И назло
Отличнейшим намереньям, как дети,
Мы падаем в расставленные сети.

Андрей любил, но жертвовать собою
Умел; отдался весь — и навсегда.
Он за нее гордился чистотою
Ее души, не ведавшей стыда.
Как? Ей склониться молча головою
Пред кем-нибудь на свете?.. Никогда!
Узнать волненье робости позорной?
Унизиться до радости притворной?

Предать ее на суд толпы досужной?
Лишиться права презирать судьбу
И сделать из жены, рабы наружной.
Немую, добровольную рабу?
О нет! Душе слабеющей, недужной,
Но давшей слово выдержать борьбу,
Что надо? Добродетель и терпенье?
Нет — гордость и холодное презренье.

А если вам даны другие силы,
И сердце ваше, жадное страстей,
Не чувствует того, чем сердцу милы
Дозволенные радости людей,—
Живите на свободе… до могилы
Не признавайте никаких цепей…
Могущество спокойного сознанья
Вас не допустит даже до страданья.

Андрей героем не был… и напрасно
Страдать — свободы ради — наш чудак
Не стал бы; но, как честный малый, ясно
Он понимал, что невозможно так
Им оставаться; что молчать — опасно;
Что надобно беде помочь… но как?
Об этом часто, долго, принужденно
Он думал и терялся совершенно.

Им овладело горькое сомненье…
И в тишине томительной ночей
Бессонных — в нем печальное решенье
Созрело, наконец; он должен с ней
Расстаться… с ней… о, новое мученье!
О скорбь! о, безотрадный мрак! Андреи
Предался грусти страшной, безнадежной,
Как будто перед смертью неизбежной.

Во всем признаться… не сказавши слова,
Уехать — и в почтительном письме
Растолковать… Но женщина готова
Всегда подозревать обман… В уме
Несчастного предположенья снова
Мешались, путались… В унылой тьме
Бродил он… Небольшое приключенье
Внезапно разрешило затрудненье

В Саратове спокойно, беззаботно,
Помещик одинокий, без детей —
Андрея дядя — здравствовал; но, плотно
Покушавши копченых карасей,
Скончался. Смерть мы все клянем охотно,
А смерти был обязан наш Андрей
Именьем округленным и доходным,
Да, сверх того, предлогом превосходным

К отъезду… Пять-шесть дней в тоске понятной
Провел он… Вот однажды за столом,
С беспечностью совсем невероятной,
Играя лихорадочно ножом,
Он к новости довольно неприятной
Соседей приготовил… а потом
Отрывисто, ни на кого не глядя,
Сказал: «Я должен ехать. Умер дядя».

Супруг ответствовал одним мычаньем
(Он кушал жирный блин); его жена
На гостя с изумленным восклицаньем
Глядит… Она взволнована, бледна…
Внезапно пораженное страданьем,
В ней сердце дрогнуло… Но вот она
Опомнилась… и, медленно краснея,
С испугом молча слушает Андрея.