Николай Гумилев - Том 2. Драматургия. Проза

Прощай, к чему слова пустые эти?

А вот к чему: быть может, надлежит
Преступные намеренья оставить
И Зою пощадить. Она невеста
И любит Трапезондского царя.

Царевна любит?

Кажется, они
Уже близки. Она, по крайней мере,
Твои слова поведала ему,
Как хвастал ты, как унижался после,
И он сердился, а она смеялась.

Хитришь, императрица, ясно вижу,
Что ты хитрить. Обманывай других,
Детей и стариков, в тебя влюбленных,
Сановников лукаво-раболепных,
Но не меня, бродягу из пустыни,
Который верит только облакам,
Да самому себе, да спетой песне.
Ты хочешь страсть мою разжечь? Напрасно!
Она и так горит лесным пожаром,
И я теперь, как тетива у лука,
Натянутая мощною рукой.
Я раз переменил мое решенье
И не могу в другой переменить.

Ты нравишься мне, право, я с тобою
Могу не прятаться и не лукавить.
Твоя душа черней беззвездной ночи,
Любовникам и ведьмам дорогой…
Что, если бы тебя я полюбила?

Предай мне Зою.

Правда. Надо мстить
Обоим нам, и я императрица.
Пока уйди и стань за этой дверью,
Сейчас войдет сюда царевна Зоя,
Я с нею буду говорить, как мать
Журить ее, и ты войдешь, когда
Увидишь, что ее я покидаю.

Ты, Зоя?

Да, императрица.

Как —
И ты?

Да, я. Ты, кажется, смутилась?

Я тронута.

Не время для насмешек.
Теперь я всюду чувствую опасность
Не для себя, а для царевны Зои,
Ее не кину я ни на минуту
И даже ночью стану я с мечом
Перед дверьми в ее опочивальню.

И ты на это согласилась?

Да.

Какую нее ты чувствуешь опасность?

Везде опасность чистым там, где ты.

Ты позабыл, что я императрица.

Я ничего не позабыл, я знаю,
Что там, где ты — измена и насилье,
Удары потаенные кинжалом
И яд, и раскаленное железо,
Которым выжигаются глаза.
Араб еще не заключен под стражу?

А что тебе за дело до араба?

Ты думаешь, что эхо этих зал
Тебе одной рассказывает тайны?
Царевну ты назначила арабу,
Ты разжигаешь в нем и страсть и месть,
Он точно тигр, почуявший добычу,
Но я могу смирить, императрица,
И тигра, и ползучую змею.

Так вот она, хваленая твоя
И царственная кровь, вот доблесть сердца.
И Зоя соглашается с тобой?
Так кто ж она: царевна, для которой
Господь на небе жениха наметил,
Или блудница, и прохожий каждый
Ее унизит или оскорбит?
За чистую ее я принимала
До этих пор…

Клянусь, она права…

Так, значит, вечно будешь ты стоять
С мечом перед ее опочивальней,
Подслушивать, выслеживать, таиться,
То верить, то опять подозревать.
Ты позабудешь дальние походы,
Ты перестанешь управлять страной.
И будут дни твои полыни горче,
И будут ночи как мученья ада.

Клянусь, она права! Царевна, ты
Как думаешь?

Не знаю.

Разве Зоя,
Униженная вечным подозреньем,
Не будет чувствовать себя в тюрьме
И наконец однажды не помыслит —
Быть может, я действительно такая?
А что тогда — ты знаешь.

Нет, довольно.
Теперь хочу я даже, чтобы к Зое
Слетались диким роем искушенья,
Я вижу, вижу, как она пройдет
Средь них, окружена покровом света
И, чистая, их даже не заметит.

И ты уйдешь со мной, оставя Зою
Наедине с твоим врагом смертельным?

Царевна, ты оценишь подвиг мой.

Не уходи. Мне хорошо и страшно.
Я слышу будто звон далеких арф
Бесчисленных и ветер слишком знойный
И слишком пряный… я — как облака,
Что тают в полдень в небе просветленном,
И я не знаю что со мной такое.

Как сильно ты любим. Я вспоминаю,
Внимая ей, мои мечты девичьи.
Ужель ты сомневаешься еще?
Тогда ее ты, право, не достоин.

Достоин я и ухожу. Царевна,
Ты для меня Святых Даров святей.
Христос улыбкой светлой улыбнется,
Когда ты в белый рай его войдешь.

Не подходи ко мне, не подходи,
Молю тебя, не говори не слова,
Что мне до странной родины твоей
И до судьбы твоей, такой печальной.
Я дома твоего не разоряла,
Я только видела тебя во сне.

Царевна!

Нет, молчи, молчи, молчи.
Твой голос мне напоминает что-то,
О чем давно должна я позабыть.

Мой дом сожжен, от моего народа
Осталась только кучка беглецов,
И ты, и ты, чьи губы слаще меда,
Становишься среди моих врагов.
Я ухожу.

Но ты хотел уехать,
Ты мстить хотел, рассказывали мне.

Я не увижу ни морей, ни степи,
Царь Трапезондский поведет отряд,
Он твой жених, а мне тюрьма и цепи
За то, что я поймал один твой взгляд.

Так, значит, я виновна пред тобой?

Да, ты! И этой силою любовной,
И страшною своею красотой,
И телом ослепительным — виновна.

Молчи, молчи, я о словах таких
Мечтала слишком долго и напрасно.
Зачем приходишь ты смущать меня
Своей печалью, красотой и страстью?

Что клятвы, мною данные? Пути,
Ведущие меня в мои владенья?
Но я в тебе одной могу найти
Небесного замену наслажденья.

Уйди, уйди, тебя я не люблю
И никогда тебя не полюблю я.
Ты слишком страшен, и твои слова
Меня палят, а не внушают нежность.