Марина Цветаева - Том 3. Книга 1. Поэмы. Поэмы-сказки

Все одно-погудка-гнет,
Чего тёс переводить?
Ни щепы, ни стружечки вам —
А мы им — со служебками.

— Дозволь, отец!
— Изволь, сынок!
Берет вострец,
А волк с’под ног:

Высокó, соколок, занесся!
Кому стройка, а кому сноска!

Хошь волк-я-зверь,
Вéсь век свой пеш —
Сперва отмерь,
Потом отрежь, —

Размахнись по сваму медведству —
Ан и выйдет ладóнно место!

Ужо, Егор, и нас с тобой
Возьмут, — кровцы прикапливай.
Глядит Егор: печь красная.
— Топи, топи, подтапливай!

Вокруг печи — треск-искриё,
Внутри печи — шум-Ладога.
Глядит Егор: куды страшно!
— Топи, топи, подтапливай!

Ей . . . . ., дуб — прутиком,
Не то что дом — слон вместится!
Вокруг печи — люд крутится,
Внутри печи — сплав бесится.

— Нет, жидок так, а эдак — густ!
Эх, три беды раз в три года!
Хоть взвод те в пасть — все глот твой пуст!
— Топи, топи, подтапливай!

Да што дубы! Да што пуды!
. . . . . . . .пасть шире лишь.
Еще руды! еще нуды!
— Топи-топи — подшвыривай!

Рудянку, крупку да с горшком
Сотрет! Свяжись с нищухою!
Вострó-железным посошком
— Стоит мужик — сплав щупает.

. . . . . . . .чтоб первый сорт
Звони! Доспевай, …… -варево!
Нет, мягок так, а эдак…
  — Черт!
Топи-топи-подваливай!

Все не таков, все не таков…

Нет тебе адовых котлов,
Плавильщики-литейщики!

Кровного поту котелок —
Обед, навар — мозг с костью.
— Из того сплаву, соколок?
Колокола московские!

Как зарвется Москва-мать,
Как начнут переливать
— Не дошел и Тушинский —
Колокола на пушечки.

Протрезвись, простой народ!
Стань, колокол, пулемет!
Пали в веру греческую!
А мы . . . . .— вдесятеро!

Как пойдет своих сынов
Нагишом в собачий ров
Валить: нужда комнатная!
А мы сверху: вспомнится вам!

Обойдется Москва-мать,
Да уж негде . . . . .взять.
Мастерства заливчатого, —
А мы вдруг — малиновками!

— Велик, знать, Бог!
— И сын с ним, Дух.
Стоит дубов,
Вдруг чтой-то — бух!

В саму гущу-то, в саму жижу —
Не то груша, не то булыжник?

Молчит артель,
Язык отсох.
Аль сон-на-хмель?
Вдруг ктой-то: ох,

Братцы! Влас-Митрофан-да с Савкой!
Пропал благовест! пропал сплав-то!

Ох, пот-наш-труд!
Ох, звон-наш-сплав!
Типун-те-лют!
На глаз твой прав!

Да нацелившися, да всé враз:
— Типун, дурень, тебе на лев глаз!

Тут чаще пуль
В него артель:
— Ох ты, сосуль —
Орут-капель!

Кто ж эт’в . . . . .слезу ронит!
Самовар ты аль рукомойник?

О . . . . .— наш-цех!
Товар-наш-брак!
Добро б с opеx,
А то — с кулак!

Ох ты дуб-дубрецкий-балка!
А дурище-то: «Мо — оскву жа — aлкo!»

— Врешь, каланча,
Мочить не смей!
Слеза, моча —
Одна мокредь.

Видно, мать-то твоя волчица!
. . . . . .— в котел мочиться!

Ох ты нахал,
Орут, негож.
Ревун напал —
Да где ж, да кто ж —

В самы сливки-то, в самы пенки!
— Ну и стал бы себе у стенки.

Хорош мужик!
Где встал, там льет!
Ай хряк? ай бык?
Да скот и тот —

Чтобы место свое впредь ведал —
Самого тебя — слезе следом!

Глубок котел,
Сажен, быть, сто.
Молчит осел.
А волк — волк што?

Ничего себе носик черный.
Только шерсть у него кверх корнем.

И в переруб
— Умен — нишкни! —
«Он, может — дуб,
А вы так пни!

Да в такой-то слезе — врать буду? —
Серебра почитай с три пуда.

А ну к’ старшой,
Взгляни в горшок,
Каков настой?
Каков борщок?»

Что ж эт’, родные? что и эт’ с сплавом?
А с сплавом — то, а с сплавом — так:

Чистое сéребро черпáк
Несет — затрясся черпачок —
Чистое серебро течет.
Остолбенел:
Столбняк — народ
Кто — мак, кто — мел,
А кого — в пот.

А волчище-то, хвосток трелью:
— Ну а и при ём подмастерье!

И весь урон-то ваш-изъян,
Что будет звон ваш серебрян,

Один: мать честна! другой: сон чист!

Под образа б
Тебя, слона!
Ну и слеза,
Орут, жирна!

А волчок, аблакат занозист:
— Поглядел бы на наш колодец!

. . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . .
Вдруг ктой-то: . . . . .
Да в ножки: бух!

Вались, родные, на всех хватит!
Да все разом вдруг: про — ости, братец!

Что енерал на площади
. . . . .— а кругом бухают,
Проломанный картуз к груди,
Стоит Егор, звон слухает.

Будущее — неуживчиво!
Где мотор, везущий — в бывшее?
В склад, не рвущихся из неводов
Правд — заведомо-заведомых.
В дом, где выстроившись в ряд,
Вещи, наконец, стоят.

Ни секунды! Гоним и гоним!
А покой — знаешь каков?
В этом доме — кресла как кони!
Только б сбрасывать седоков!

А седок — знаешь при чем?
Локотник, сбросивши локоть —
Сам на нас — острым локтем!

Не сойдешь — сброшу и тресну:
Седоку конь не кунак.
Вóт о чем думает кресло,
Напружив львиный кулак.

Брали — дном, брали — нажимом —
Деды, вы ж — вес не таков!
Вот о чем стонут пружины —
Под нулем золотников

Наших… Скрип: Наша неделя!
  …Треск:
В наши дни — много тяжéле
Усидеть, чем устоять.

Мебелям — новое солнце
Занялось! Век не таков!
Не пора ль волосом конским
Пробивать кожу и штоф?

Штоф — истлел, кожа — истлела,
Волос — жив, кончен нажим!
(Конь и трон — знамое дело:
Не на нем — значит под ним!)

Кто из вас, деды и дяди,
В оны дни, в кресла садясь,
Страшный сон видел о стаде
Кресел, рвущихся из-под нас,

Внуков?
  Штоф, думали, кожа?
Что бы ни — думали зря!
Наши вещи стали похожи
На солдат в дни Октября!

Неисправимейшая из трещин!
После России не верю в вещи:
Помню, голову заваля,
Догоравшие мебеля —

Эту — прорву и эту — уйму!
После России не верю в дюймы.
  Взмахом в пещь —
Развеществлялась вещь.

Не защищенная прежним лаком,
Каждая вещь становилась знаком
  слов.
Первый пожар — чехлов.

Не уплотненная в прежнем, кислом,
Каждая вещь становилась смыслом.
Каждый брусок ларя
Дубом шумел горя —