Сергей Литовкин - На флоте бабочек не ловят (Рассказы соучастника)

Кто-то из классиков очень верно сказал, что разведка - грязное дело, думал я, натягивая на руки толстые резиновые перчатки. Надпись на перчатках об их испытании на 6000 вольт создавала некую иллюзию безопасности. Отходы жизнедеятельности ярко демонстрировали благополучие американских ВМС. На авианосце вкусно ели, пили и выпивали, ухаживали за телом и его элементами, брились, листали красочные журналы, слушали музыку и играли в карты. Радиоактивность мусора соответствовала норме. Качество наших отходов проигрывало почти по всем пунктам, кроме последнего. Замполит собрал пачку полиграфической продукции, судя по обложкам крайне аморального свойства, и удалился восвояси. Мне досталось с десяток суточных планов, представляющих собой нечто вроде корабельных газет, несколько деловых писем и стопка стандартных бумажек туманного содержания. Почти на всех документах было написано запрещение выносить их за пределы корабля, или стояли грозные грифы секретности. Все это я разложил на столике в каюте и приготовился к ответственной аналитическо переводильческой работе. В каюту без стука ввалился связист Саня и грохнулся на мою койку.

-Голова болит. Не иначе доктор нас хреновым спиртом напоил, - простонал он.

Я кивнул, голове действительно было некомфортно.

- Помнишь, он хвастался, что четыре аппендицита у матросов вырезал? Еще большущую банку показывал, где эти отростки плавали, - продолжал Саша.

Я кивнул и насторожился.

-Так, я думаю, что он нас из этой банки и угощал. Ведь неделю назад, когда мы солидарность с Африкой отмечали, божился, что шило у него давно кончилось. Женой, детьми и Гиппократом клялся.

К горлу подступила тошнота. Я выронил из рук сдвоенный лист суточного плана, он развернулся, и из его середины на палубу спланировала небольшая, похожая на лотерейку, бумажка. Саня поднял бумажку и осмотрел со всех сторон, с заметным затруднением концентрируя внимание на изучаемом объекте.

- Пять долларов! Вот проклятые буржуины, - деньги свои выкидывают, а мы настойку на человеческом ливере пьем. Никогда не слышал в его голосе столько искренней обиды и классовой ненависти.

Я отобрал у него зеленый символ золотого чистогана и пришпилил на переборку между календарем и семейной фотографией.

- Все! - сказал я, - Хватит болтать. Пошли к Олегу. Он - доктор, а мы теперь - пациенты.

* * *

Когда Олег понял суть предъявленных обвинений, он пару минут беззвучно открывал рот и интенсивно вращал указательным пальцем сначала у своего, а потом и у Сашиного виска, после чего заорал: - Вы идиоты! Это мой НЗ, а аппендиксы у меня в формалине купаются. Пить надо меньше и закусывать лучше! Кроме желтого аспирина ничего у меня теперь не получите.

Мы искренне покаялись и признали свою умственную ущербность. Доктор остыл и, даже, повеселел. Глубокомысленно заявив, что подобное излечивают подобным, он нацедил каждому по тридцать грамм, тщательно скрывая свой НЗ от посторонних глаз. В качестве закуски он высыпал на столик из огромной банки две горсти канареечного цвета шариков. "Гексавит" - прочитал я на баночной наклейке и, боясь гнева доктора, проглотил с отвращением несколько витаминок вслед за лечебной дозой спирта ужасающей противности.

* * *

Из выловленных бумажек, кроме прочего, стало известно, что по случаю какого-то американского праздника намедни на палубе проводились для развлечения гонки на электрокарах, а матрос Давыдофф оштрафован на двести долларов за нетрезвое состояние организма в служебное время. Кажется, я правильно перевел формулировку. Меня охватило чувство славянской солидарности, да и состояние организма тоже соответствовало.

Некоторые суточные планы были в нескольких экземплярах, и я решил, что без ущерба для дела могу оставить пару штук себе на память. Что я и сделал, засунув дубликаты под стопку словарей в рундук. Пока я работал, ко мне периодически заглядывали офицеры и мичмана с просьбой показать выловленные доллары. Конвертируемая валюта в Союзе находилась под запретом и каждому было интересно пощупать диковинку. Весть о чудесном явлении быстро распространилась благодаря длинному языку связиста. Последним, прибыл уполномоченный особого отдела.

-Замполит меня обскакал. Он доложил на эскадру, что ты проповедуешь чуждый образ жизни. Как это тебе удается?

Я показал Виктору пятерку и описал историю ее появления, а также живой интерес экипажа к находке.

- Да, разум ограничен, но дурь - беспредельна. Может быть, ты ему где-то на мозоль наступил?

Тут я вспомнил и рассказал о том, как пару дней назад, дублировал на мостике вахтенного. А было вот, что:

Командир дремал в углу в своем эргономичном персональном кресле. Время заполночь. На мостик поднялся замполит показать командиру перед отправкой очередное политдонесение. Тот сонно глянул на текст и пробурчал:

-Ну, что там? Опять матрос Пупкин превзошел нормативы по борьбе с противогазом? Смотри-ка, четыре листа накатал. Докладывал бы ты, комиссар, покороче, например: ПОЛИМОРСОС НА ВЫСИДУРЕ.

- Что, что? - удивился замполит.

- Сокращение: политико-моральное состояние на высоком идейном уровне.

Замполит окинул взором затемненный мостик. Похоронное выражение лица рулевого матроса у штурвала его удовлетворило, но легкая ухмылка на моей физиономии заставила нахмуриться и поджать губы.

- Шутите. А идеологическое противоборство не знает компромиссов!

Командир, а вслед за ним и я изобразили глубокую скорбь, но было уже поздно. Замполит покинул мостик в сильной обиде.

Эх! Зря я тогда осклабился, такое не прощается.

- Да, - подтвердил Витя, - Вполне возможно.

- Виктор! Забери у меня эти доллары в качестве вещественного доказательства империалистической диверсии. Они, небось, нас ждали с мусором и специально их подкинули. И порнухи для замполита накидали чертову уйму.

- Э, нет, милый. Особиста за пятерку не купишь. Попробуй всучить замполиту, но, думаю, не возьмет. Он уже раззвонил на весь мир и на твоем примере воспитательную программу построит. А те, кто валюту лапал, будут руки прилюдно скипидаром оттирать и двойной комплект первоисточников марксизма-ленинизма конспектировать.

- Что же делать? - от нарисованной особистом картины мне стало худо.

- Смирись и кайся. Дурак, мол, не понял, принял за салфетку. Только не умничай, чем глупей - тем лучше. Попробую я с ним поговорить, но в успех не верю. И про порнуху молчи. Замполит ее с закрытыми глазами уже сургучом опечатал для сдачи в политотдел.

Виктор собрался, уже было, уходить, но вдруг спросил:

-Да, кстати, у тебя не остались такие помидорчики в томате, что ты вчера к доктору на день рожденья приносил?

Особист убыл, унося память о семье и родине - двухлитровую банку эксклюзивной домашней закуски, а я остался комкать в руках чуждую мне по духу и сути находку.

Читать дальше