Иван Крылов - Том 3. Басни, стихотворения, письма

    Как хочешь ты трудись;
    Но приобресть не льстись
   Ни благодарности, ни славы,
Коль нет в твоих трудах ни пользы, ни забавы.

   Крестьянин на заре с сохой
   Над полосой своей трудился;
   Трудился так крестьянин мой,
   Что градом пот с него катился:
   Мужик работник был прямой.
   Зато, кто мимо ни проходит,
  От всех ему: спасибо, исполать!
   Мартышку это в зависть вводит.
Хвалы приманчивы, — как их не пожелать!
   Мартышка вздумала трудиться:
  Нашла чурбан, и ну над ним возиться!
      Хлопот
    Мартышке полон рот:
   Чурбан она то понесет,
   То так, то сяк его обхватит,
   То поволочет, то покатит;
   Рекой с бедняжки льется пот;
И наконец она, пыхтя, насилу дышит:
А всё ни от кого похвал себе не слышит.
   И не диковинка, мой свет!
Трудишься много ты, да пользы в этом нет.

    В прихожей на полу,
      В углу,
    Пустой мешок валялся.
    У самых низких слуг
Он на обтирку ног нередко помыкался;
      Как вдруг
    Мешок наш в честь попался
   И весь червонцами набит,
В окованном ларце в сохранности лежит.
   Хозяин сам его лелеет,
   И бережет Мешок он так,
    Что на него никак
Ни ветер не пахнет, ни муха сесть не смеет;
    А сверх того с Мешком
    Весь город стал знаком.
  Приятель ли к хозяину приходит:
Охотно о Мешке речь ласкову заводит;
   А ежели Мешок открыт,
То всякий на него умильно так глядит;
   Когда же кто к нему подсядет,
То верно уж его потреплет иль погладит.
Увидя, что у всех он стал в такой чести,
    Мешок завеличался,
    Заумничал, зазнался,
Мешок заговорил и начал вздор нести;
   О всем и рядит он и судит:
     И то не так,
     И тот дурак,
   И из того-то худо будет.
Все только слушают его, разинув рот;
   Хоть он такую дичь несет,
     Что уши вянут:
  Но у людей, к несчастью, тот порок,
   Что им с червонцами Мешок
  Что ни скажи, всему дивиться станут.
Но долго ль был Мешок в чести и слыл с умом,
   И долго ли его ласкали?
Пока все из него червонцы потаскали;
А там он выброшен, и слуху нет о нем.

Мы басней никого обидеть не хотели:
   Но сколько есть таких Мешков
    Между откупщиков,
Которы некогда в подносчиках сидели;
    Иль между игроков,
Которы у себя за редкость рубль видали,
А ныне, пополам с грехом, богаты стали;
С которыми теперь и графы и князья —
      Друзья;
   Которые теперь с вельможей,
У коего они не смели сесть в прихожей,
   Играют за́просто в бостон?
   Велико дело — миллион!
Однако же, друзья, вы столько не гордитесь!
   Сказать ли правду вам тишком?
   Не дай бог, если разоритесь:
И с вами точно так поступят, как с Мешком.

   Какой-то Повар, грамотей,
   С поварни побежал своей
   В кабак (он набожных был правил
  И в этот день по куме тризну правил),
А дома стеречи съестное от мышей
     Кота оставил.
Но что́ же, возвратясь, он видит? На полу
Объедки пирога; а Васька-Кот в углу,
   Припав за уксусным бочёнком,
Мурлыча и ворча, трудится над курчёнком.
   «Ах, ты, обжора! ах, злодей!»
   Тут Ваську Повар укоряет:
«Не стыдно ль стен тебе, не только что людей?
(А Васька всё-таки курченка убирает.)
  Как! быв честным Котом до этих пор,
Бывало, за пример тебя смиренства кажут,—
   А ты… ахти, какой позор!
   Теперя все соседи скажут:
   «Кот-Васька плут! Кот-Васька вор!
  И Ваську-де, не только что в поварню,
   Пускать не надо и на двор,
   Как волка жадного в овчарню:
Он порча, он чума, он язва здешних мест!»
   (А Васька слушает, да ест.)
  Тут ритор мой, дав волю слов теченью,
  Не находил конца нравоученью.
   Но что ж? Пока его он пел,
   Кот-Васька всё жаркое съел.

   А я бы повару иному
   Велел на стенке зарубить:
  Чтоб там речей не тратить попустому,
   Где нужно власть употребить.

    Бессильному не смейся
  И слабого обидеть не моги!
Мстят сильно иногда бессильные враги:
Так слишком на свою ты силу не надейся!
   Послушай басню здесь о том,
Как больно Лев за спесь наказан Комаром.
  Вот что о том я слышал стороною:
Сухое к Комару явил презренье Лев;
Зло взяло Комара: обиды не стерпев,
Собрался, поднялся Комар на Льва войною.
Сам ратник, сам трубач пищит во всю гортань
И вызывает Льва на смертоносну брань.
   Льву смех, но наш Комар не шутит:
То с тылу, то в глаза, то в уши Льву он трубит!
И, место высмотрев и время улуча,
    Орлом на Льва спустился
   И Льву в крестец всем жалом впился.
Лев дрогнул и взмахнул хвостом на трубача.
Увертлив наш Комар, да он же и не трусит!
Льву сел на самый лоб и Львину кровь сосет.

Лев голову крутит, Лев гривою трясет;
   Но наш герой свое несет:
То в нос забьется Льву, то в ухо Льва укусит.
     Вздурился Лев,
    Престрашный поднял рев,
   Скрежещет в ярости зубами
   И землю он дерет когтями.
От рыка грозного окружный лес дрожит.
Страх обнял всех зверей; всё кроется, бежит:
   Отколь у всех взялися ноги,
Как будто бы пришел потоп или пожар!
     И кто ж? Комар
   Наделал столько всем тревоги!
Рвался, метался Лев и, выбившись из сил,
О землю грянулся и миру запросил.
Насытил злость Комар; Льва жалует он миром:
Из Ахиллеса вдруг становится Омиром, * 6 Из Ахиллеса вдруг становится Омиром , то есть из героя Троянской войны Ахиллеса становится певцом победы — Гомером (Омиром), автором «Илиады».
      И сам
Летит трубить свою победу по лесам.

Весной в своих грядах так рылся Огородник,
  Как будто бы хотел он вырыть клад:
   Мужик ретивый был работник,
    И дюж, и свеж на взгляд;
Под огурцы одни он взрыл с полсотни гряд.
  Двор обо двор с ним жил охотник
   До огородов и садов,
Великий краснобай, названный друг природы,
   Недоученный Филосо́ф,
Который лишь из книг болтал про огороды.
Однако ж, за своим он вздумал сам ходить
   И тоже огурцы садить;
  А между тем смеялся так соседу:
   «Сосед, как хочешь ты потей,
   А я с работою моей
   Далеко от тебя уеду,

   И огород твой при моем
   Казаться будет пустырем.
Да, правду говорить, я и тому дивился,
Что огородишко твой кое-как идет.
   Как ты еще не разорился?
Ты, чай, ведь никаким наукам не учился?»
  «И некогда», соседа был ответ.
    «Прилежность, навык, руки:
   Вот все мои тут и науки;
   Мне бог и с ними хлеб дает».—
«Невежа! восставать против наук ты смеешь?» —
«Нет, барин, не толкуй моих так криво слов:
   Коль ты что́ путное затеешь,
   Я перенять всегда готов».—
«А вот, увидишь ты, лишь лета б нам дождаться…» —
«Но, барин, не пора ль за дело приниматься?
  Уж я кой-что посеял, посадил;
   А ты и гряд еще не взрыл».—
   «Да, я не взрыл, за недосугом:
     Я всё читал
     И вычитал,
Чем лучше: заступом их взрыть, сохой иль плугом.
   Но время еще не уйдет».—
  «Как вас, а нас оно не очень ждет»,
Последний отвечал, — и тут же с ним расстался,
     Взяв заступ свой;
   А Филосо́ф пошел домой.
   Читал, выписывал, справлялся,
   И в книгах рылся и в грядах,
   С утра до вечера в трудах.
   Едва с одной работой сладит,
   Чуть на грядах лишь что взойдет.
   В журналах новость он найдет —
   Всё перероет, пересадит
   На новый лад и образец.
   Какой же вылился конец?
У Огородника взошло всё и поспело:
   Он с прибылью, и в шляпе дело;
     А Филосо́ф —
     Без огурцов.