Влас Дорошевич - По Европе

Немцы впервые после 1870 года осмелились явиться в Париж в таком количестве и так открыто.

Кто был на выставке в Париже, тот помнит странную картину, которую тогда представлял этот «немецкий город».

Идя по большим бульварам, вы могли вообразить себя где угодно.

В Берлине, в Вене, но только не в Париже.

Немецкий язык слышался всюду. Ничего не слышалось, кроме немецкого языка.

— И каштаны больших бульваров кажутся мне «липами»! — говорил мне один француз.

До того Париж тогда «оберлинился».

С тех пор немцы облюбовали Францию.

В Париже есть десятка два немецких ресторанов.

«Saucissons de Francfort» [4] Франкфуртские колбасы (фр.). и «Kartoffeln-Salat» [5] Картофельный салат, одно из национальных немецких блюд. — неизбежные блюда в карточке любого, самого французского ресторана.

Все кафе — немецкие биргалле, потому что во всех мюнхенское пиво.

Проезжая по французским железным дорогам, вы на каждой станции встречаете огромные, по-немецки прочно, навек сколоченные вагоны светло-жёлтого цвета с огромными чёрными надписями:

— Zum Spattenbräu. [6] На Шпатенбрау. Шпатенбрау — известный немецкий пивоваренный завод в Мюнхене

— Augustiner-Bier. [7] Августинское пиво. Августинцы — один из монашеских орденов.

В Wagons lits [8] Спальный вагон (фр.). прислуга обращается к вам по-немецки.

— Was wollen Sie speisen, mein Herr? [9] Что Вы желаете поесть, мой господин? (нем)

Раз иностранец едет по Франции, — кому же быть как не немцу??

И когда я вошёл в отель, управляющий обратился ко мне по-немецки, как раньше всего заговаривали по-английски.

— Да что вы, господа?! Всех приезжих считаете за немцев!

Он только улыбнулся в ответ и показал на карту квартирантов.

Каждая фамилия начиналась с «von».

Я не говорю уже о магазинах. Мало-мальски крупный, — на окнах обязательная надпись:

— Man spriecht deutsch.

Маленькие лавчонки в Ницце, и те обзаводятся приказчиками, умеющими говорить по-немецки.

Зная один только немецкий язык, — ни слова ни звука по-французски, — вы можете проехать Францию вдоль и поперёк, — вы получите все нужные справки, вас не обдерут в отеле, вы будете сыты, выкупите, закажете себе всё, что вам нужно.

Приехав из Вены в Ниццу, я не заметил никакой особенной перемены.

Если сесть в кафе на avenue de la Gare и закрыть глаза, — вы представляете себя на Kaertnerstrasse.

Немецкая речь, отчётливая, ясная, как барабанный бой, гремит всюду. На улицах, в отелях, в ресторанах, в магазинах, на bataille des fleurs. [10] Битва цветов (фр.).

Когда вы бросаете букетиком цветов в белокурую «парижанку», она взвизгивает, как настоящая Гретхен.

Улицы полны крепкими, здоровенными, как немецкие вагоны, словно навек сколоченными людьми с такими усами, — словно это не усы, а какие-то орудия для разламыванья стен, — и прочными дамами, прочно одетыми и на редкость прочно обутыми, словно в железные ботинки.

Всё это гуляет, так отбивая ногами, словно они маршируют.

И в воздухе пахнет скверными сигарами.

Прежде в отелях мы, несчастные, на всё согласные, русские подчинялись английскому режиму.

«Под англичан» было всё устроено.

Англичане диктовали нам:

— Вставайте тогда-то. Ешьте то-то. Гуляйте столько-то.

И мы ели по утрам дыню, пили в шестом часу дня чай и гуляли в одних пиджаках, когда хотелось завернуться в два одеяла и спать.

Теперь вдруг нам сделана поблажка.

Фруктов по утрам есть не заставляют, к водке подают Kartoffeln-Salat, холодными, как лёд, душами не обливают.

И гулять можно в пальто.

Мы чувствуем себя «ganz gemütlich» [11] Совершенно уютно (нем). , как где-нибудь во Франкфурте-на-Майне.

Гуляешь утром, выпивши кофе с булкой, как следует, а не с какими-то английскими галетами, — и вдруг сосисок хочется.

Ну, смерть!

Задумаешься:

— Чего это у меня желудок так германо-философствует?

Потянешь носом, — понятно.

Немецкой кухней запахло.

Оглянешься — ресторан; и крупными буквами на стекле написано:

— Man spriecht deutsch.[

И камней на мостовой много, и ничего.

А придёшь в отель, метрдотель:

— Вы Zwieback-Brod [12] Сухарный хлеб (нем). любите?

— Ем.

— Ну, вот вам завтра к кофе этого хлеба дадут.

И вы чувствуете, как тут веет… Нет, не веет. Как со всех сторон на вас тут дует немцем.

Вам не должно казаться это ни мелочным ни придирчивым.

Абсолютно мирных времён, — это всякому младенцу известно, — нет. В самое мирное время нации ведут самую ожесточённую войну. Когда люди не бьют друг друга по шее, бьют по карману.

Экономические войны идут беспрерывно.

И я только по количеству провианта сужу о численности армии.

Немец всюду везёт с собой свои привычки, свою еду, своё питьё. Никто так не устойчив по части склада жизни, как немец.

И если в воздухе, куда ни повернись, запахло пивом и франкфуртскими «Würstchen» [13] Колбасками (нем.). и кругом всё заговорило по-немецки, — значит, немцев в стране много.

Сегодня им потребовалось уже соединить Берлин с Парижем телефоном, — так много у Берлина оказалось дел с Парижем. Завтра им для чего-то нужна в Париже своя газета: они скупают акции Figaro.

Послезавтра они вкладывают деньги в предприятие.

И в один день вы оглядываетесь, все акции на ваше отечество в кармане у соседа.

Палата, так сказать, левша.

Четыре партии левой — союз демократов, радикалы, радикал-социалисты и социалисты соединились вместе и составляют «le bloc republicain». [14] Республиканский блок (фр.).

Он и будет править Францией эти четыре года.

У них большинство голосов.

Следовательно, министерства будут только радикальные.

Реформ следует ожидать широких демократических.

Будет установлен подоходный налог.

Смерть всему клерикальному, ретроградному! Смерть также умеренному и постепенному, медлительному!

Такой показала себя новая палата при первом дебюте.

Избрание Буржуа и поражение Дешанеля, это — программа, это — марка, которую положила на себя палата.

Она открыла карты:

— Вот каковы мы будем!

Показала свою силу и свой радикализм.

Это — спектакль для публики. Мы с вами пройдём за кулисы.

— Messieurs, faites vos jeux! [15] Господа, делайте ваши ставки! (фр.)

Половина второго. Кулуары палаты напоминают кулуар большого и шикарного клуба в дни «больших сражений»: когда какой-нибудь американец закладывает стотысячный банк.

Всё возбуждено.

«Делают игру».

— Сто франков за Буржуа! — предлагает кто-то.

— Держу только двадцать!

— Сто!

— Двадцать!

— Чёрт знает, что такое! Не могу найти человека, который поставил бы сто франков за Дешанеля!

Через полчаса выборы.

Все «демарши» сделаны. Остаётся последний — сплетня.