Николай Лохматов - Листопад

Наблюдая за работой Жезлова, как тот сосредоточенно записывает себе в блокнот его расчеты и как тот, внимательно просматривая подписанные Буравлевым наряды и акты на отпуск древесины, хмурился, покусывая нижнюю губу, Маковеев думал о том, что он не хотел бы этой самой каши...

- Тут, конечно, надо учесть, - осторожно заметил он, - Буравлев работает недавно, кое в чем еще не успел разобраться. - И как бы между прочим добавил: - Фронтовик, награжден орденами...

Маковеев знал, что сейчас Жезлов скажет ему о том, что прежние заслуги не снимают с человека ответственности перед государством, и действительно Жезлов сказал ему, что ордена - орденами, а дело - делом...

Просмотрев документы, Жезлов вяло захлопнул блокнот, будто устал от этой работы.

- Если будут какие дополнительные факты - сообщите, - сказал он.

- Когда же бюро? - спросил Маковеев.

- Я же говорил - в пятницу, - пожал плечами Жезлов. - А там видно будет. - Он поправил галстук, сунул в карман блокнот.

- Как, вы уже уходите? - спохватился Маковеев. - Но у меня еще не все.

Жезлов смерил его холодным взглядом.

- Я вас слушаю. Говорите.

Маковеев поежился и, чтобы его не слышали за дверью, пододвинулся к Жезлову поближе.

И так они мерили друг друга пытливым взглядом.

- Да неужто? - удивился Жезлов. - Говорите, связь с учительницей. Пьяный, да ну? Бросил жену, язви его... Мы-то, лопухи, проектом его занялись. А он - гусь лапчатый...

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

1

Тропинка вихляла по склону оврага. На подъеме она прямилась и жгутом вилась к сторожке. Ведра казались тяжелыми. Покачиваясь на коромысле в такт шагов, тянули назад. Прокудин приостановился, бросая короткие взгляды на подъем. Совсем недавно он одним духом брал эту крутизну. А сейчас шел медленно, нацеливаясь ногами в утрамбованную снежную тропу.

За спиной по-комариному позванивал родник. Он стал тонким и светлым. На неглубоком дне просматривался каждый камешек. А лет десять - пятнадцать назад он был еще широким, шумным, стремительным. Таким теперь его можно видеть только в половодье.

Нитка ручья высыхала, глохла, так постепенно утекают силы. Время сушит реки и землю. Старость горбатит и морщит человека.

На крыльце Прокудин опустил ведра, присел на лавку, Гулко колотилось сердце. Он прислушался к доносящемуся из сарая шороху рубанков и стуку молотков. Ранний весенний ветерок потянул острым запахом сосновых стружек. Старик вдохнул полной грудью воздух. Глаза сразу ожили, на щеках разгладились морщинки. Этот запах всегда напоминал ему о весенних борах, о новой бревенчатой избе.

Вбирая в себя смолистый запах, Прокудин не заметил, как из сеней прокрался Васек и, подхватив ведра, снес в избу. Втянув в плечи голову, старик щурился. Ему не терпелось подняться и пройти к сараю. Но подняться не было сил. Усталость приковала к лавке.

- Поди сюда, - махнул он рукой Ваську. - Дело есть.

Вместе с Васей к старику из сарая подошел высокий конопатый паренек. Прокудин посмотрел на него и заулыбался. Он показался ему чудаковатым. Лицо длинное, волосы рыжие, выбивались из-под кепки, а в глазах горели задорные огоньки.

- Кто таков? - не спуская с него любопытного взгляда, спросил старик.

- Митя Зырянов, - живо отозвался паренек. - В железнодорожной будке живу. Может, слыхали? Мой папа путевой обходчик.

Прокудин нахмурился, отвел сразу же потяжелевший взгляд.

- Слыхал, как же!.. - в голосе его послышались недовольные нотки. - С отцом твоим приходилось не раз встречаться... Что же раньше не приходил?

Митя опустил голову, промолчал. На его щеках ярче вспыхнули конопушки.

"Стеснительный, - заметил старик. - Не в батю пошел". А вслух протянул:

- По-о-нятно! - и тут же обернулся к Васе, спросил: - Как ты их сумел?

На днях Вася Пухов попросил у него тулуп и ушел на ночь к стогу проследить за жировкой зайцев. А утром, к удивлению, в рыбачьей сети принес двух беляков.

- Не сразу взял, - обрадованно отозвался паренек. - Подследил за ними еще раньше. В стогу кормежку устроили. Днем решил постелить на это место сеть. Думал, не придут. Нет, не испугались, пришли. Голод не тетка. Тогда я протянул веревочку на стог, а сам закутался в тулуп и жду. К утру уже дремать стал... Хруп-хруп-хруп... Прямо подо мной, на сетке, беляки. Дернул посильнее веревочку, сетка затянулась, а сам кубарем на них.

- Молодчина! - похвалил старик. - Голова, видать, работает. А ребята довольны?

- Еще бы!.. - заливаясь от счастья краской, подтвердил подошедший от сарая Коля Дымарев. - Вон какую клетку отгрохали. Хоть сам в нее лезь.

Трое друзей стояли перед Прокудиным счастливые.

Глаза старика молодо заблестели.

Как всегда, по налаженному порядку, он добросовестно и в срок отпускал древесину, следил за разработкой делянок, ежедневно обходил участки, но ко всему, чем он занимался многие годы, прибавилась добрая дружба с ребятами. И он сейчас понял, что жизнь без этой привязанности была бы неполной.

- Потолковать надо с вами, ребята, - сказал Прокудин. - Только погодите, воду снесу.

Не поднимаясь с лавки, он повел руками, чтобы подцепить ведра, но, не увидев их, остановился, да так, горбясь, и застыл. В глазах его была нежность. Он нарочито сурово проворчал:

- Все над стариком трунишь, мошенник! Вот и ты, Вася, когда-нибудь таким будешь...

Скуластое лицо паренька осветилось стыдливой улыбкой.

- Вижу, устал. Вот и помог. - Белесые брови его насупились, в словах твердость. - Сколько говорил - не ходи к роднику. Есть же кому принести...

- Ну ладно, виноват, что с тобой поделаешь, - отходчиво согласился Прокудин.

Над западной закраиной неба затрепетала вечерняя заря, а прямо над сторожкой вспыхнули звезды. Густые, темные тени сомкнулись у просек, затушевали лес. А у сарая на верхушке сосны, вытянув шею, все еще подавал свой голос дрозд. В умолкшем бору словно серебряные монетки рассыпал он свои звонкие трели... От песен дроздов хорошеют апрельские зори! Приткнется клинушком на стрелке высокой сосны и высвистывает на весь лес. Будто перекликается с кем-то.

"У-ли-та!.."

"У-ли-та!.. Слышь - что ль?.. Слышь - что ль?.. Леший - здесь!.. Ухо-ди-ка-ско-рей!.. Ухо-ди-ка-ско-рей!.."

- Ребята, а не поздно вам домой идти? - спросил старик.

- Можно, у тебя останемся? - в свою очередь, спросил Васек. - Хотим послушать глухаря.

- Кто ж вас погонит, мил человек. Только дома-то как? Искать не будут?

- Нас, дедушка, отпустили, - пояснил Коля Дымарев и замялся. - А ты с нами не пойдешь?

- Это можно... Как же нам быть-то? Вот новичок у нас...

- Я вовсе и не новичок, - перебил его Митя. - С отцом сколько раз на охоту ходил. Любой след, как по книжке, читаю.

С сумерками смелее наступал и мороз. Он кусал нос, царапал щеки.

Над сторожкой пронеслись черно-бурые косачи к чернеющему за ручьем сосняку.