Борис Можаев - Наледь

Тогда она махнула рукой на это искусство и завербовалась на Дальний Восток, на годичные курсы старших нормировщиков. Надо было иметь профессию, идти снова в институт не хватало ни сил, ни терпения... Хоть и горько было убедиться в бесплодности своих притязаний на артистический успех... Да ведь голод не тетка. Нужда заставит сопатого любить, как говаривал ее отец. И потом, еще не известно, что там ждет ее на Дальнем Востоке. Курсы она окончила успешно и попала на стройку в Тихую Гавань...

Она довольно быстро раскусила Синельникова - что он за тип и что ему надо от нее. Она уже испытала удовольствие - быть на положении полужены. С нее хватит! Ее больше устраивали геологи; они неожиданно приходили и уходили - ничего не обещали и с нее ничего не спрашивали. Она была почти счастлива - по крайней мере выбирала того, кого хотела. Осечка у нее произошла впервые в жизни - с Вороновым. И она ушла с его участка; ушла еще и потому, что работа сварщицы дурно сказывалась на лице и на руках и вообще оказалась вовсе не такой денежной, как об этом трепались.

Единственно о чем сожалела она теперь - так это о том, что отдалилась от Воронова и не станет видеть его. Но неожиданно для себя она обнаружила, что даже здесь, в Управлении, Воронов присутствовал незримо, о нем говорили почти во всех отделах; он будоражил, вызывал споры.

Начальник отдела кадров Михаил Титыч Дубинин, по прозвищу "Поддержка", крупный, сырой мужчина со щеткой седых волос и с каким-то недоуменным выражением на лице, переписывая ее учетную карточку, обронил как бы вскользь:

- Вовремя сбежали вы от этого Воронова.

Катя вопросительно посмотрела на него.

- Говорят, он план заваливает... А это значит - сидеть его рабочим без денег.

В производственном отделе о Воронове заговорил Леонид Николаевич Зеленин.

- А начальник-то ваш бывший с бесинкой, - посмеивался он, поглаживая лысину. - Все лишних людей отыскивает. А главный инженер ему лишние объекты подкидывает. Интересное состязание получается - кто кого.

- И он берет? - тревожно спросила Катя.

- Бере-от! - весело протянул Зеленин. - Он все берет: и вокзал, и новый жилой квартал, и рудники ему хотят подкинуть. Раза в полтора программу увеличили его участку, а люди почти те же.

- Но ведь он сорваться может!

- Все может быть... Но он старается - мечется с объекта на объект, как торпедный катер. Но если еще и рудники получит, то уж сорвется наверняка.

- Почему?

- У нас эта площадка называется чертовым колесом. Так что кого хотят прокатить по наклонной плоскости - туда посылают.

- А что же такого непозволительного сделал Воронов?

- Ого! - воскликнул Зеленин. На его желчном сухом лице изобразилось удивление. - Вот что значит быть нормировщиком в чистом виде. Слушайте, вам это полезно знать. Вся примудрость состоит в том, что наше хозяйство всегда выполняет производственный план. Заметьте - всегда! И это главный наш козырь. За это нас хвалят и даже премируют. Правда, по вводу объектов в эксплуатацию, особенно жилья, мы отстаем - это наш минус. За это нас даже и критикуют. Но что за беда! У кого нет минусов?! Кого не критикуют?! А что хочет Воронов? Он решил снять часть людей, ну кой-какой резервишко, с основных объектов на жилье. Понимаете, чтобы и то тянуть и другое. Словом, за двумя зайцами решил погнаться. Ай-я-яй, какой неопытный! Зеленин защелкал языком и покачал головой. - На пределе захотел работать. И думает, что все последуют его примеру, вся стройка. Но ведь работать так - значит смотреть надо в оба. А то, не ровен час, и сорваться можно. Разве могут рисковать такими вещами разумные люди? А во главе стройки у нас люди стоят очень даже разумные. Впрочем, вы и сами убедились в этом.

Желчная речь Зеленина делала свое дело, и Катя все больше тревожилась за Воронова. "Надо непременно поговорить с ним, - думала она, - убедить его, чтобы он поступал более осторожно..."

Но в эту минуту в кабинет Зеленина вошел высокий беловолосый паренек лет восемнадцати в вельветовой курточке, из которой он заметно вырос. По светлым голубым глазам, по густому щетинистому бобрику Катя уловила в нем сходство с начальником отдела кадров. Это был его сын Толя, работавший лаборантом.

- Леонид Николаевич, ну что это за безобразие?! - сказал он, капризно наморщив лоб. - Меня Воронов выгнал из лаборатории.

- Воронов? Тебя? Выгнал? - качал головой Зеленин, поджимая свои тонкие губы. - Как же он тебя выгнал, интересно?

- Я им приготовил состав бетона для массивов-гигантов. А он приехал с этим рецептом и как заорет: "Кто подписывал этот рецепт?" Я отвечаю: "Я, потому что начальник в отпуске". А он говорит: "А кто составлял его?" Я говорю: "Тоже я". А он как гаркнет: "Вон из лаборатории, чтобы ноги твоей здесь не было! Тебе, говорит, не состав бетона готовить, а мякину для коров". Я ему сказал, чтобы он сам убирался подальше. Он тогда схватил меня за руки, повернул и коленом... вытолкал.

- Какая непочтительность!

- Если его не накажут, я не буду работать в лаборатории.

Зеленин развел руками.

- Ну зачем же так пугать, Толя? Ведь ты только подумай - на тебе вся лаборатория держится. Как же без тебя будет существовать стройка?

- Вы все шутите, Леонид Николаевич! Я вижу - мне тут делать нечего.

На пороге с Толей столкнулся Воронов, хмуро посмотрел на него и вдруг, заметив Катю, смутился.

- Что этот недоросль у тебя делал? Жаловался? - спросил он Зеленина.

- Нет, восторгался твоей силой.

- А черт с ним! Все равно его нужно выгонять.

- А ты об этом поговори с Синельниковым либо с начальником.

- И поговорю. - Воронов набычился и сурово смотрел на Зеленина.

- Что ты на меня уставился? Может, и меня выгнать хочешь?

Воронов вскользь посмотрел на Катю.

- Массивы бетонировать скоро. А этот недоросль прислал такой состав гравия, что им не тонкие стенки бетонировать, а фундаментные башмаки.

За дверью раздался трубный голос жены Дубинина:

- Идем, идем! Это ему так не пройдет. Я покажу ему...

Могучая, пышущая гневом, она ворвалась, как пожарный, почуявший запах дыма. За руку она тянула сына и с ходу пошла в атаку на Воронова:

- Ты что же это безобразничаешь? Думаешь, на тебя управы не найдется? Врешь! Я в суд подам! Я до Верховного Совета дойду!..

- Что случилось, Ефросинья Ивановна? - перебил ее Зеленин.

- Как, что случилось? И ты еще спрашиваешь? Он, злодей, осрамил моего сына. Толя, расскажи, как он тебя ударил. Ну, чего стоишь? Рассказывай!

Дверь снова распахнулась, и вошел сам Дубинин.

- Фрося, у тебя совесть есть?

Дубинин говорил глухо, просительным тоном, и чувствовалось, что подобные сцены для него не впервой и что ему стыдно.

- Ты не у меня совесть спрашивай, а у него, - она гневно показала на Воронова. - Вот кто бессовестный.