Борис Можаев - Саня

Борис Можаев

Саня

1

На станции третьего класса Касаткино запил начальник. Говорят, что во время дежурства в его кабинете стрелочник играл на балалайке, а он плясал "барыню", потом упал и тут же уснул прямо на полу. А когда пришел поезд, его долго не могли разбудить, и поезд из-за этого задержался.

Начальник отделения железной дороги в срочном порядке послал в Касаткино Александру Курилову, или попросту Саню, как ее звали сослуживцы. Саня года три назад окончила техникум по эксплуатационному отделению и приехала на Дальний Восток из Минской области. Девушка она была исполнительная, в деле строгая, быстро дослужилась до дежурного по станции и вот теперь получила неожиданное повышение.

- Построже там, Курилова. Народ, видать, разболтался, так что наведи порядок, - наставлял ее начальник. - Ты у нас человек стойкий - комсорг, тебе и карты в руки.

Саня решила надеть в дорогу форменную гимнастерку и фуражку с красным верхом, чтобы официальнее было. В петлицы гимнастерки приколола по третьей звездочке, как и полагается носить начальнику станции третьего класса. Проходя мимо вокзального зеркала, она невольно посмотрела на свои звездочки и почему-то вспомнила шутки дежурных милиционеров, которые все приглашали ее переходить в милицию.

- Вид у тебя бравый и голос подходящий, - шутили они.

Наплевать в конце концов, что она смахивает на востроносого парнишку. Вот только голос хрипловатый - это, конечно, скверно. Но голос изменить нельзя, стало быть, и жалеть нечего.

К новому месту службы Саня ехала целый день. Как далеко это Касаткино! С центральной магистрали, по которой ходят московские поезда, пришлось пересесть на товарняк и еще ехать да ехать куда-то в сторону, к границе. Саня устроилась на тормозной площадке заднего вагона, от приглашения машиниста ехать на паровозе отказалась - шумно и жарко. Сидя на чемодане, она все смотрела по сторонам. Куда ни глянешь - степь да степь, одинаковая, побуревшая под долгим летним солнцем. Проплывали разбросанные по степи, как стога, островерхие сопки, густо поросшие мелким дубнячком и лещиной, словно подстриженные под гребешок. Издали они казались совсем небольшими и вызывали странное желание погладить их по этой зеленой шерстке. Станции здесь были маленькие, безлюдные, и кроме дежурных в таких же, как у Сани, фуражках да стрелочников с флажками, она никого не видела. "Неужели и в Касаткино такое безлюдье? - думала Саня. - С тоски умереть можно". Она все мечтала поехать на большую комсомольскую стройку и работать на экскаваторе; а по вечерам клуб, танцы, собрания... И надо же, едет в Касаткино, где и комсомольской организации-то нет. Но что поделаешь, - служба на дороге - что в армии, куда пошлют, там и нужно быть.

К вечеру небо затянуло тучами, степные дали сгустились, посинели.

Но вот в окно между туч выглянуло предзакатное солнце и осветило только одну дальнюю сопку. Невидимая ранее, слившаяся с горизонтом сопка вдруг вспыхнула тревожным пламенем факела и долго горела посреди синей дремотной степи. Саня до самых сумерек все смотрела на одинокую сопочку, и ей стало грустно.

В Касаткино поезд пришел затемно. Саня насчитала возле станции пять приземистых бараков, уныло смотревших в землю тускло освещенными окнами, да четыре-пять изб. "Не много", - подумала она.

Возле дежурки - небольшой деревянной избы, примостившейся у самой колеи, - толпился народ. В желтом свете настенного фонаря люди гомонили, танцевали под балалайку; кто-то пробовал петь тоненьким срывающимся голоском: "И-эх, кэво лю-у-ублю..."

- Что здесь происходит? - спросила Саня у низенького дежурного, которого сначала приняла за женщину.

- Допризывников провожают. Из Звонарева, - ответил тот и, покосившись на Санин чемодан, спросил: - А вам кого, гражданочка?

- Мне начальника станции найти надо.

- А-а! Ищите. Он где-то здесь, - равнодушно посоветовал дежурный и, замахав зеленым фонарем, пошел в голову поезда.

Саня подошла к толпе. Ее не заметили - каждый был занят своим делом.

В центре этой шумной толпы возвышалась толстая плечистая баба; в одной руке перед грудью она держала бутылку водки прямо, как свечу, в другой стакан. Время от времени она наливала стакан до краев и кричала отрывисто басом: "Колька, выпей!"

От танцующих отходил парень, выпивал залпом водку, а женщина доставала из кармана кусок чего-то черного и совала ему в руку: "Заешь". И снова начинала кричать: "Иван, выпей!"

Поодаль от толпы маленькая пожилая женщина в повязанном углом платке цепко держала за пиджачок худенького паренька и что-то настойчиво бубнила ему. "Бу-бу-бу", - доносился до Сани ее скрипучий голосок. Паренек ее плохо слушал и все косился на танцующих.

- Да ладно, мамка, знаю уж! - с досадой прерывал он ее и конфузился: Ну какая ты...

- А ты погоди-ко, погоди-ко, - торопливо произносила женщина, - вот я сейчас, сейчас... - И опять звучало ее частое: "бу-бу-бу".

Танго - хороший танец,

Он всех собой чи-ирует...

лениво напевал высокий парень в военной фуражке, танцуя что-то вроде тустепа.

- Орлы! Соколики! Голубчики! - кричал наголо обритый пьяный мужик в фуфайке, хлопая по бокам руками, как кочет крыльями. - А Васька-то мой прямо поедет в армию из военкомата. Эх, поезд бы задержать! Поговорить надо.

- А то ты за двадцать лет не наговорился с ним, - гудит толстая тетка. - Ты бы хоть гостинцев ему принес на дорогу, говорок!

- Гостинцы - это ваше бабское дело, - назидательно замечает тот, переступая ногами на месте, словно рысак. - А мне по душевной части... На эту самую... на служению, говорю, наставить надо, - закончил он строго.

- Молчи уж, наставник, - не унимается баба. - Ногами-то вон семенишь, как заведенный.

- Дядь Семен! - кричит кто-то из толпы. - А ты Сергункова попроси! Может, задержит поезд. Объясни ему - дело важное.

- А как же, государственное! - подхватывают в толпе и шумно гогочут.

- А что? И пойду, - неожиданно решается тот. - Он поймет. Он, говорю, мужик сердечный, начальник-то.

"Ну и стихия..." - невесело подумала Саня.

Она заглянула в дежурку - никого. "А где же станционные работники? Повымерли, что ли, или, может, перепились, как эти?.."

Саня пошла вслед за бритым мужиком искать Сергункова. Чемодан она оставила в дежурке.

Между бараками было совершенно темно и грязно. Саня искала места посуше, посветлее, но попадала в болото. Идущий впереди мужик в фуфайке открыл торцовую дверь барака и радостно крикнул:

- Соколики! Голубчики! Орлы! - и быстро нырнул в дверь.

Саня вошла за ним. Помещение оказалось буфетом. Висевшая над прилавком лампа-"молния" тускло освещала прокопченные бревенчатые стены. Возле деревянной полки на бочках сидели два человека и пили водку. Один рыжеусый старшина с планшеткой через плечо. Второй, перед которым почтительно выламывался мужик в фуфайке, - грузный, с одутловатым лицом и щелками вместо глаз.