Анатолий Найман - Жизнь и смерть поэта Шварца

К концу разговора входит Таисья с чайником.

Милон Умельев, из Вторчермета. Вторчермет и Интернет, сейчас в цене.

Таисья. Не Умелин?

Шварц. Очень даже умелин.

Таисья. Честное слово? Что же ты делаешь? Он же в списке на премию. Это тот молодой, за которого вся филология и интеллигенция во главе с академиком Лихачевым.

Шварц. А за меня солнцевская группировка и мировой сионистский центр.

Таисья (набирает номер телефона. Шварц тем временем наливает себе чай). Тамарка, опять я. Устрой ему срочно интервью - все равно для чего, только центральненького. Не успела отвернуться, облажался. Расхлебывать, натурально, мне... Да ради бога: нравится - забирай. Только потому, что тебя люблю, не отдаю. А не ты бы - сама привезла в двух авоськах и в квартиру занесла. (Кладет трубку.)

Шварц. Рембрандт умирал в нищете, в полном одиночестве. Зато не слышал этого болотного чавканья. Пошлость засосала меня - как сказал мне шепотом Пастернак, показывая подбородком на своих баб. Юн был, не понимал тогда.

Телефонный звонок.

Таисья (в то время, как телефон продолжает звонить). Неужели Тамарка так быстро обернулась? Только похвалы, понял? Первому Умелину. Молодой, надежда, заслужил. Потом Улан-Удэ. Само собой, старой карге. Козла из нефтяной мафии посдержанней, но все равно одобрительно. Багрова, толь ко если спросят, а так - вообще не упоминай. Себя не забывай, но и не трещи "я, я". С богом. (Поднимает трубку.) Да... Он сейчас работает, но для интервью радио "Ночная Москва", я думаю, с удовольствием оторвется. (Передает трубку Шварцу.)

Шварц. Шварц слушает... Почему "Ночная"? Сейчас же утро... Круглосуточно? "Круглосуточная Москва"?.. Вам в любое время. Я ваше радио выделяю за смелость и талант, мы с женой ваши слушатели... Да что вы! Пришлете недельную программу? Что ж, благодарствуйте... Да. Если у вас все готово, можно начинать... Раз-два-три, раз-два-три - хорошо? Начали. Добрый день, слушатели радиостанции "Ночная дева"!.. Сотрите и перепишите. Добрый день, слушатели радиостанции "Ночная Москва". Для меня большая честь оказаться в одном списке с самыми выдающимися поэтами сегодняшнего дня. Во-первых, молодой Умелин. Это золотое сечение современной поэзии. Меньшее в его стихах так относится к большему, как большее к целому. Разнообразие рифмы, богатая строфика, вся сложность русского синтаксиса. У него многообещающее будущее, и если он не получит премии в этом году - ничего, в его жизни будет еще много высших наград. Поэт из Улан-Удэ... Простите, никакой памяти на фамилии... Хансараев? Спасибо. Хансараев - это свежая, настроенная на диких провинциальных травах струя, так нам здесь в столицах необходимая. Теперь этот, нефтедоллары, короткая фамилия... Как? Ким, да. Про нефтедоллары, естественно, вырежьте. Открытие поэта состоялось несколько лет назад, и тогда награждение премией было бы гораздо уместнее, но следить за его развитием нам, читателям и почитателям, доставляет неподдельное удовольствие. Появление среди соискателей нашей старейшей поэтессы должно в какой-то мере уравновесить забвение ее имени в последние годы. Мы давно не видим, не слышим ее новых стихов, а жаль - по совокупности творчества она заслужила не только наше почтение, но и искреннее восхищение... Багров? А что Багров? Ах да, Багров! Мы вместе начинали, были самыми близкими друзьями, поэтому Багров для меня - второе я. Чеканные стихи, честное служение музе, не раз уже отмеченная скромность. Именно поэтому меня смутило то, что он пишет о Бродском. Ячество не украшает. Я навещал Бродского в ссылке тайно, репрессивные органы дышали тогда мне в спину, это знали только я и безвременно ушедший. Однажды он был заключен в местную тюрьму, по приказу из центра, разумеется. Я добился свидания с ним. Когда поднимался на крыльцо, он вышел из дверей под конвоем с двумя стальными баллонами - немыслимой силы был человек. На одном написано "кислород", на другом "выхлопные газы". Да, что было, то было... О себе? О себе предпочел бы не распространяться. О лире, которую я передал Бродскому, широкая публика знает не хуже нас с вами. А как я получал эту лиру из рук Пастернака и Ахматовой, уже слишком много сказано, чтобы повторять еще раз. Выражаю признательность жюри: столь точно и незашоренно выбирать кандидатов на Государственную премию! Благодарю за незаслуженно высокую оценку и моих трудов... Не за что... Присылайте, присылайте. (Опускает трубку.)

Таисья (восхищенно поднимает большой палец вверх). Вот почему я тогда в тебя вцепилась! Стихи, конечно, твой поэтический дар - но стихи стихами, а вот так умно все выложить... Мне не снилось. Тоже вроде не последний человек по этой линии, а так - знаю, что не смогу никогда. Я твой ум даже ставлю наравне с твоим талантом. А талант, поэтический дар считаю огромным - я так и в статье написала, помнишь, с которой к тебе пришла? (Подходит к зеркалу, имитирует специфические жесты и гримасы Шварца.) "Столь точно и незашоренно". "Настоянная на диких провинциальных травах".

Шварц. Статью написала, чтобы прийти, а пришла, чтобы захомутать.

Таисья. Ну, и да, и что? Написала-то про талант, пришла-то к огромному таланту, быть рядом-то хотела с явлением русской поэзии, а не с алюминиевым олигархом.

Шварц. И дура.

Таисья. И чего ждала, то получила. И тысячу раз уже тебе говорила. А что ты и так вот можешь - разобраться, обставить, пройти впритирку - этого не ждала. Как слалом. Этим ты меня и взял. (Прижимается к Шварцу, ласкается.)

Шварц. Таська, ты чего так жиреешь? Вон смотри. (Показывает ей, захватывая в ладонь, складки на животе, с боков.)

Таисья (кокетничая). Не щекотись.

Шварц. Ты ведь когда в меня вцеплялась, половиной была. Модель. Лапландско-украинская модель. И точно под мою половину укладывалась. Тамарка под одну, ты под другую.

Таисья. Конституция такая. Тамарка и сейчас стиральная доска. (Отстраняется.) Не можешь не испортить настроение.

Шварц. Маслом кашу не испортишь.

Таисья (отходит к книжным полкам, начинает делать упражнения аэробики, достает скакалку, пытается через нее прыгать. В промежутках говорит по фразе). Тамарка - бэ... Моя подруга, потому... не говорю полностью... Путана... Тамарка в одно время с тобой... еще пятерых пробовала...

Шварц. Маслом кашу не испортишь.

Таисья. А я тебя увидела... и у меня Олега больше не стало...

Шварц. Зато у Тамарки стало.

Таисья. Тамарка - моя подруга, поэтому...

Шварц. А Олег - моя. Поэтому позвони-ка ему, не забудь.

Таисья. Она пусть и звонит... Я жирная... Я твоей матери... земно кланялась... тебе ноги мыла, воду пила... Как болото, чавкаю... Тебя пошлостью засосала... Тебя со свету сживаю... А позвони тому, съезди к этому - я!.. (Останавливается, набирает по телефону номер.) Олег, это Тася. Не забыл свою бывшую жену, товарищ адмирал?.. До малейшей черточки... Постоянно задаю себе этот вопрос. Может быть, и ошибка. Иногда нет сомнений - ошибка. Иногда думаю: все-таки я была балласт - у него свое плаванье... Как с тобой, никогда ни с кем... Вот потому и звоню. Он сейчас у врача, а мне врач уже все сказал. В общем, кранты. Речь идет о неделях, ну месяцах. (Всхлипывает.) Не обращай внимания. Вдруг сегодня позвонили, что выдвигают на Госпремию. Ну погремушка для младенца, но он и есть младенец. Засуетился, запыхтел: ладно, пойду к врачу, а то год уже из дому не выходит. Олег, я чего звоню. Ты никого из этого мира не знаешь - а вдруг? Ты заметный военачальник... А кого ты знаешь?.. Щельцо-ова?! Водку с ним пьешь? Так это же в десятку! Накрыл цель с первого залпа! Олежек, ты же рыцарь, ты лежачих не топчешь. Шварц повержен, не своди с ним счеты. Наоборот, покажи великодушие. Скажи Щельцову, что Шварц гений, что умирает. Что, между прочим, входит в жюри премии "Карнавал". У Щельцова есть эта Зоя, секретарша. Она пишет стихи... (Посмеивается.) Мы всё знаем. И про секретаршу, и про хозяина. Замнем для ясности. Премия Шварцу - акт человеколюбия, внуши этому Щельцову. Шварц отзывчив, он может ответить, к примеру, "Карнавалом"... Поверь, не грубо. Поверь, не грубо: Щельцов поймет с полуслова - что я его, не знаю?.. При чем тут "лично"? При чем тут "лично"?! У всех у вас мужиков одно в башке, без исключения. Я что, по-твоему, путана? Я его видела по телеку - поверь, он поймет с полуслова... Ой, что ты, я растолстела! Две таких, как была. Тебе, тебе досталась лучшая моя пора... Шварцу немножко, самый конец, не ревнуй... И я... Так точно, мой адмирал... И я... Так точно... Абсолютно. Сто футов под килем! Целую. (Кладет трубку.)