Андрей Назаров - Песочный дом

# # #

Светало. Просыпались люди, втягиваясь в заботы дня. Машеньку поднял неурочный стук в стенку. Глаша, уже одетая по-уличному, ожидала ее у двери.

- Послушай, чего. Ходила теперь к Феденьке, насчет угля столковаться. Пока, думаю, твой свекор тут коммунизм установит, мы ледышками позвякивать станем. Сторговались, да в бинтах Феденька, стонет, при мне его неотложка в больницу забрала. Комиссар-то его твой едва не угробил. И старый, и битый - а силищи невпроворот. Как подумаю, каков, верно, раньше мужик был...

- Да ты к делу, Глаша, зачем будила?

- Будет и дело. Твой парень вчерась ночью Ибрагима грабил - вот дело.

- Как грабил? Ты что говоришь!

- Дело говорю. Феденька рассказал. Ночью слышит - Ибрагим вернулся, опохмелиться к нему пошел. Ну и застал компанию. Твой да дружок его, из второго подъезда, по-собачьему еще кличут...

- Болонка!

- Во-во, Болонка. Забрались в окно, всю комнату обшарили, ножами топчан распороли - золото искали. Ибрагим дежурил в ночь, на свет прибежал, думал, жена вернулась.

Машенька молчала, тиская руками лицо.

- Да ты не журись, Ибрагим скандала поднимать не станет. Феденька говорит - заплакал, хлеба им дал. "Бедный мальчик, голодный мальчик". Слабоумный, сама знаешь.

Машенька отодвинула Глашу и, как была, в спальном халатике, пошла к Коле-электрику. Решительно постучала в дверь, убрала волосы за уши.

Глаша, оправившись от изумления, подбежала к ней и потянула за руку:

- Не пущу. Ты что, с ума сказилась? Голая! К этому спекулянту. Не пущу!

- Уйди, Глаша. Мне сына спасать надо. Увозить его отсюда. Срочно увозить.

- Не дам. Не допущу тебя до такого. Донос на него составлю, но не дам. Так и знай.

Щелкнула задвижка, и Машенька исчезла в приоткрывшемся плюше.

- Что я наделала, дура! - застонала Глаша.

# # #

Дядя Коля-электрик в халате, сшитом из полосатого полотенца, осунувшийся и покрытый глубокими складками, как продырявленный резиновый тигр, не спал всю ночь и думал о Машеньке, потому что думал о ней всегда. Мечты о ней, возбужденные вчерашней покупкой горжетки, за ночь утратили присущую им сладость, и причиной тому был неотвратимый ход времени. Война, давшая ему верный шанс на завоевание Машеньки, была на исходе. Как человек оборотистый, электрик знал, что судьба мстит за упущенные возможности, и от близкого мира ничего доброго не ждал. Скоро вернутся фронтовики, и кем уж они были на войне, дело десятое, а тут они воплотятся в живых героев. А он останется немолодым электриком, страдающим одышкой, липовым белобилетником и спекулянтом и будет через дверь подслушивать любовный лепет Машеньки, обращенный к какому-то безымянному герою. До конца дней он останется вороватым свидетелем чужого счастья и не вырастет из нахрапистого и неловкого провинциала, девять лет назад осевшего в Москве и заболевшего соседством недоступной барышни. Однажды и навсегда пленился он ее непринужденностью, равнодушным достоинством, очарованием ее поджатой губки, капризной твердостью и самим ее презрением. За переменчивостью ее настроений электрик бессознательно угадал породу, ту внутреннюю устойчивость, которая дается поколениями налаженной жизни. Он потянулся к Машеньке из своего случайного и нечистого преуспевания, как к неизменной ценности, золотой валюте, неподвластной колебанию курса, и чем недоступнее становилась Машенька, тем жарче и потаеннее тлели его желания.

Давно уехал бы он из Песочного дома, но и в краткой отлучке терзался - не стряслось ли чего с ней, не нашла ли себе кого? И если, вернувшись, находил квартиру пустой, то случайный волосок на ее обмылке становился ему мучителен, как вопросительный знак.

Девять лет ждал электрик своего часа, как кровосмесительства, избегая заигрываний рыночных торговок, - и напрасно. Ничто не склоняло к нему Машеньку, предпочитавшую изводить себя над чужим бельем, и купленного по случаю песца ожидала роль пучка соломы, подложенного электриком в месте очередного падения.

- Не возьмет тебя Машенька, - обратился к песцу дядя Коля.

Белый песец, картинно развалившийся на красном плюшевом диване, молчал и приветливо, но несколько однообразно улыбался. Дядя Коля-электрик непредвиденно всхлипнул, услышал стук в дверь и отвел задвижку.

- Машенька... - произнес он, попятившись. - Машенька... да что же это?

- Вот, - ответила Машенька, теряя решимость. - Вот, Николай...

- Да присядьте же, куда бы... Господи, да сюда, вот сюда. А зверушку мы попросим. Зверушку... Машеньке.

"Боже, как стыдно это", - думала Машенька, стягивая отвороты халатика.

- Мне некогда, Николай. Я хочу спросить об этом... санатории.

- Машенька, конечно! Да садитесь же, - твердил дядя Коля, дрожа от непереносимого чувства. - Конечно, санаторий. Только позвольте... Зверушку Машеньке, ха-ха... беленькую. Вот, так ее, Машенька, на плечики... Позвольте... Ах, к лицу, Машенька, ведь как к лицу - мечта! Сколько лет мечты. Ах, Машенька...

"Как же я стара, - думала Машенька, зябко кутаясь в мех и испуганно глядя в распущенное лицо не владевшего собой электрика. - И как безнадежно все это".

- Санаторий - да завтра же. Что завтра - сегодня, сей минут. Ручку, Машенька... неужели? Ведь сколько лет... Машенька... я ума лишаюсь...

Дядя Коля-электрик прижал узкую Машенькину ладонь к треугольному рту и опасно побледнел.

- Придите в себя, Николай. Ведь я никогда не давала вам повода... говорила Машенька, за брезгливостью и жалостью не различая смысла слов.

- Ах нет, - перебил электрик, шевеля вздутыми губами. - Как же-с? Ведь девять лет... Врага не побоялся, только бы с вами. Да что враг! Замужество переждал! Надежды... ах, Машенька... не отнимайте... Ведь нелюбовь пережил...

- Хорошо, успокойтесь, Николай. - Машенька глубоко вздохнула и преодолела сухость во рту. - Я беру ваш подарок. Поняли? Беру. А теперь мне пора.

Она отняла руку и ушла, а дядя Коля-электрик - бледный, дрожащий и невыразимо счастливый - жался к очертаниям ее тела, гладя и целуя примятый плюш.

# # #

Авдейка проснулся от тревоги. Было рано, последние звезды еще стояли в квадратиках занавески. Посреди комнаты неподвижно возвышался дед.

- Что случилось?

Дед не ответил.

- Где мама? - спросил Авдейка, вскакивая с постели.

Открылась дверь. Вошла мама-Машенька в заглаженном до блеска халатике и с чем-то белым на шее.

- Поздравьте меня, - обратилась она к деду. - Мой сын - вор. По ночам он грабит квартиры. Вот венец вашего воспитания. Полагаю, что нужды в вас больше нет. Вам понятно?

Машенька говорила отрывисто и сухо. Руки ее что-то делали в белом вокруг лица, а глаза скашивались к зеркалу. Дед молчал.

- А ты, Авдейка, едешь в детский сад. На дачу. Николай Иванович достал путевку. До конца лета. А там посмотрим.