Леонид Нетребо - Пангоды

С этого времени что-то повернулось в семье Билоусюков. Если раньше во всем была какая-то, пусть не очень веселая, но запрограммированность (ведь другой жизни не виделось, а значит, и не предполагалось), то теперь появилась непонятная, тревожно-сладостная мечта. И они понимали, что нужно побыстрее, прямо сейчас, тронуться с места, иначе ничего не произойдет, и мечта неизбежно затянется тучами обыденности...

Перечитывали и перечитывали адрес, со знакомой фамилией и чужим словом, которое постепенно и становилось синонимом надежды - Пангоды.

Сейчас признаются - страшно было. Но любили друг друга, и, в конце концов, любовь оказалась сильнее страха. Счастья хотелось, себе и детям. Молоды были - обоим по двадцать лет.

- К медведям так к медведям! Тем более на год, не больше, вспоминает Галина Никифоровна.

Двухлетнюю дочку оставили пока у матери, ведь ехали, по сути, в никуда. Не знали, что такое "зона пропусков", что вызов прежде нужно было получить, потом пропуск оформить, а затем уже трогаться. Приехали в Тюмень. Пошли обивать пороги в облисполкоме, бюро по трудоустройству, обкоме комсомола. Неделю прожили в аэропорту. Наконец, получили направление в Нижневартовск, в город со свободным въездом. Но там, по условиям направления, не было жилья для семейных. Это их не устраивало: только вместе, так они решили с самого начала, и сейчас утвердились уже окончательно - только Пангоды. И только сейчас, не возвращаясь домой для оформления необходимого пропуска в "ЗП".

Помыкались еще неделю, пока не уговорили летчиков взять их в Надым.

Летели на самолете ЛИ-2, который почему-то все называли "Дугласом". Грузовой борт вез спецодежду для северян, салон был завален фуфайками, так "на фуфайках и добрались до места", до Надыма. Переночевали в аэропорту, тогда это был вагончик, где размещалась касса и зал ожидания.

1973 год, середина августа. Ночь светлая, но прохладная. Надым - это три капитальных здания, много вагончиков, а вокруг - бескрайнее пространство с водяными проблесками, утыканное деревьями, похожими на палки. То тут, то там пролетают какие-то большие белые птицы. Собаки бродят, большие, спокойные. В аэропортовском вагончике горит печурка, а прямо на полу рядком спят какие-то измученные, небритые мужики. Таким встретил их Север. Во всем сразу почувствовалась трудность и... доброта.

Добрые люди стали встречаться сразу же. Первого, с кем довелось познакомиться на надымской земле, вспоминают с особой теплотой и по сей день... Они не могли предполагать, что Надым это еще не Пангоды, и чтобы попасть в их "поселок-мечту" "по воздуху" (а только так и можно было туда добраться), нужно предъявить паспорт с районной пропиской или тот самый злополучный пропуск, дающий право на въезд его предъявителю, не имеющему штамп "ЗП" в паспорте. Билеты им купил "добрый человек" из зала ожидания, используя свой паспорт и паспорт своей супруги. Пусть их простят за грех двадцатипятилетней давности доверчивые работницы аэропорта, которые уже на самой посадке зачастую не сличали фамилию в билете с фамилией в паспорте. Простят тем более сейчас, когда открылась "зона", когда принято считать, что пропускная система - анахронизм и нарушение прав человека (хотя, это всего лишь одно из мнений, отношение к этому явлению того времени на Севере по сей день неоднозначное). Справедливости ради нужно сказать, что случай с четой Билоусюков не являлся тогда чем-то необычным, и довольно часто люди, попадавшие в район "правдами и неправдами", "заячьими тропами", оформляли право на проживание "постфактум". Так случилось и с нашими героями.

Северная карусель завертелась бурно, трудно, но радостно. Жили тремя семьями в половине вагончика, затем в таком же помещении, где кроме Билоусюков жили два холостяка. Муж работал водителем в автобазе, обслуживавшей строителей Медвежинского газового месторождения, Галина - в геофизической экспедиции. Выходных у Алексея не было, по субботам и воскресеньям жена садилась к нему в кабину, и они вместе колесили по летним, а затем и зимним трассам района.

Весной дали маленький вагончик. Счастье - отдельное жилье. Можно забирать дочку к себе. Балок оказался бывшей размороженной банькой, с ледовыми вздутыми стенами и прохудившимся полом. Поставили электрический "козлик". Первое время спали в полушубках. Отремонтировали, обустроились. Наступил долгожданный отпуск.

- С того мгновения, как обняли дочку Светланку, до самых Пангод со слезами и радостью твердили друг другу: наконец-то вместе, наконец-то вместе!.. - Галина Никифоровна, опустив голову, начинает молча что-то искать в нижнем ящике письменного стола. Успокоившись, продолжает:

- Но, приехав, узнали, что балок тот у нас забрали, а вещи закрыли на складе. Воссоединившаяся семья оказалась на улице. Приютили друзья. Жили четверо взрослых и двое детей в комнате-"бытовке" деревянного общежития. Относились к нам, как к родным. Но жить так, до предела стеснив добрых людей, мы не могли. Дети начали болеть... Поэтому однажды просто взяли и вселились в одну из временно пустующих комнат общежития. А что было делать?... И уже потом руководство между собой согласовывало, решало, узаконивало наше самовольное вселение. Прожили в этом месте счастливо несколько северных лет.

...Включаем видеомагнитофон, на экране - комната в старом общежитии: маленький телевизор, закрепленный где-то в углу под потолком, самодельный шкаф, электроплитка, молодые Билоусюки, первые шаги Олеси - второго ребенка, родившегося уже в Пангодах. Стрекочет кинопроектор. Да-да, кинопроектор!...

- Посчастливилось в свое время попасть на пленку одного знакомого кинолюбителя, - поясняет Галина Никифоровна, - недавно пересняли это на видео, теперь вот, память...

Я спросил, что ярче запомнилось из того времени, ведь рассказать обо всем просто невозможно.

- Запомнился первый день рождения на Севере. Тогда был "сухой закон". Написала заявление: прошу выделить... Участковый милиционер поставил визу: "Не возражаю", начальник ОРСа подписал: "Отпустить..." Так на праздничном столе появилось "Токайское". Сказочные именины.

Спуск к речке, как и сейчас, всю зиму был снежным катком. Только сегодня там лишь дети, а раньше - одни взрослые, да еще собаки. Так мы отдыхали.

Телевизор в поселке впервые заработал 8 марта 1978 года.

А до этого кино смотрели в поселковом деревянном клубе, которого давно уже нет. Он был вечно холодным, без отопления. Привозили фильм. Все равно какой. Стояли в очереди за билетами, дожидались мужей с вахт, рейсов. Они усталые, жалко их, а им нас, молодых жен-девчонок, - еще жальче. В общем, одевались потеплее - валенки, полушубки - и шли смотреть кино.

А вот, наверно, смешной случай. Хотя, смешного мало... Ну ладно. В общем, однажды зимой загорелся соседний деревянный двухэтажный дом. Страшно, двухэтажку уже не спасти. Слава Богу, люди все живы. Огонь вот-вот на наше общежитие перекинется. Мы, кто не на работе оказался, как можем пытаемся помогать погорельцам, а они нам: спасайте свое добро, нам теперь один черт!... Заскочила я домой, стены уже горячие, схватила документы, какие на виду были, клетку с попугаем, выскочила на улицу и... растерялась. И вот, представляете: пожар, день в ночь превратился, все трещит, люди туда-сюда бегают, шум, гам... А я стою у подъезда, голова не покрыта, полушубок нарастапашку, с птичьей клеткой и реву... Сосед мимо пробегает, мол, ну, ты чего, Галина, плачешь, "птичку жалко?"