Василина Орлова - Голос тонкой тишины

- Где она теперь?

- Сама я не знаю, - сочувственно призналась Яга. - А вот братец у меня старшой есть, так, может, он и знает чего. Ему я добычь готовила...

- Расскажи, как проведать братца твоего, бабушка, - попросил Баркаял.

- А чего ж? Дело-то не хитрое. Идти надо. Семь верст, да все лесом. В тридевятом царстве, тридесятом государстве, как водится, может, и сыщете.

Поблагодарив старушку за хлеб-соль, отправились путники дальше...

Ее привезли ночью. Серые космы, пустые глаза, как прорези в маске старческого лица. Лоб повязан черной лентой. Просыпалась и с самого утра начинала

подвывать - тоненько, тихонько. От воя этого дрожь пробегала по телу.

Она ходила за мной неотступно. Стоило мне остановиться, трогала узловатым пальцем плечо.

- Прости, а?

- Прощаю. - Я была на грани срыва.

Через некоторое время она подходила снова и тянула за полу халата.

- Ну прости!..

- Старая, пошла прочь, - огрызалась я.

- Иди, иди, милая, - увещевала старуху дежурная медсестра. - Халат-то застегни, чего ходишь растрепой.

- Виновата я перед нею, - плача, тыкала пальцем в меня старуха. - А она злая. Простить не хочет...

- Ну, уживаетесь? - cпросил Баркаял, являясь в очередной раз.

Старуха жалась от него к батарее. Заслонялась схваченной с тумбочки

книжкой - альбомом репродукций Врубеля.

- Чего испугалась? - недоуменно глядела в пустой угол медсестра.

А я обратилась к Баркаялу:

- Ну, и зачем ты ее сюда?

- Это она вас сюда.

Я пожала плечами:

- Я здесь давно. А с ней даже знакома не была...

Старуха дрожала крупной дрожью, уставившись на нас.

Баркаял назидательно начал:

- Все произошедшее, происходящее сейчас и только могущее произойти все это с успехом умещается в один момент. Кто может предсказать прошлое? Спрогнозировать настоящее? Осознать, случилось что раньше или позже? И относительно чего. И случилось ли.

- Стоп, стоп, - закрыла я уши руками. - Для связных стихов необходимо, чтобы одно слово шло за другим. А ты хочешь все смешать в окрошку случайных букв.

- Каждый воспринимает в доступной ему системе знаков. Почем знать, может, то, что кажется вам набором несвязанных букв, и есть подлинное стихотворение. А то, что вы почитаете венцом человеческого гения, банальная и унылая пошлятина...

Я потрясла головой:

- Но старуха-то чем виновата? Может, ты скажешь, что мой случайный поступок должен так на ней отразиться?

- Вы правы, как всегда, - шаркнул ногой Баркаял. - Но, как всегда, лишь наполовину. Она сама сюда напросилась. Если королевне хочется погрязнуть в темноте, упрекнет ли она в этом подданную? Человек в состоянии сделаться нищим из нищих или королем королей - по праву рождения он имеет все шансы. Выбор за вами.

- Отразится ли на ней, если, предположим, я отсюда уйду? полюбопытствовала я.

- Она уйдет тоже.

- Со мной?

- С собой, - поправил Баркаял. - Здесь она, конечно, умрет. Но уверяю вас, она не стремится здесь жить. Ей нужно только, чтобы вы простили ее.

- Но за что? Чем она провинилась передо мной? - закричала я. - Чем?.. И как, наконец, мне простить ее?..

Медсестра подошла ко мне, заботливо обхватила за талию, увела в палату, приговаривая:

- Тихо, тихо... Ну, сейчас все будет спокойненько...

В двери палаты я обернулась на Баркаяла. Он смотрел мне вслед взглядом, в котором не было ни намека на ответ.

На той черной поляне стоял терем бревенчатый, без единого гвоздя сложенный.

- Тут, тут и живет бабушкин братец, - обрадовалась Ингигерда. - Испокон века его дедина-вотчина...

Поднялись путники на крутое крыльцо, постучали. Тронул Баркаял тяжелую дверь дубовую. Не поддалась она - петли заржавели. Поднатужился, толкнул дверь - со страшным скрипом раскрылася...

Вошли в горницу притихшие, хмурые. Нежилой дух. Понизу погребной сыростью тянет.

- Есть кто живой? - проорал дежурное кот Василий.

Ответом - та же дежурная тишина.

Ингигерда шепнула что-то своей вороне. Та снялась, покружила, влетела в прореху между бревен. Неведомо, что увидела Ингигерда оттуда, сверху, вороньими глазами, а только проговорила:

- Помер, стало быть, здешний хозяин...

- Так он же бессмертный? - удивился кот.

- Дожили. Бессмертным ни на Земле, ни в иных мирах не осталось места, горько усмехнулся Лукоморьев. - Отчего ж помер дедка?..

- А кто знает? - отвечала Ингигерда. - От жизни, должно быть.

- Может, его какой богатырь завалил? - предположил кот.

- Это какой богатырь?

- Ну, Дункан МакЛауд, скажем...

- Не родился еще такой Дункан, чтоб с нашим Кощеем справиться.

- Патриотка квасная, - хихикнул клон.

- Так и уйдем ни с чем?

- Стойте. Я знаю, у Кощея блюдечко было, - оживился кот, - а по нему яблочко наливное каталося. Если бы его найти, спросить, что с девицей. Перерыть здесь все...

- Не обидится хозяин-то? - с сомнением спросил Баркаял.

- А чего ему обижаться, - обернулся кот Василий. - Фараоны не обижались, когда их пирамиды разоряли.

- Ты прости нас, хозяин, - все же сказал в потолок Баркаял. - Шли мы к тебе за советом. Нужно нам царевну найти...

За таким ласковым словом появилось на столе блюдце, а на нем яблочко...

Ой ты, яблочко, ой ты, сочное,

Бок твой красненек, другой желтенек,

Светом солнечным наливаешься,

Чистым дождиком умываешься,

Послужи теперича, милое,

Расскажи, о чем попрошу тебя...

Покатилось яблочко по тарелочке вслед за голосом Ингигерды.

Расскажи ты, где королевишна,

То ли спит она непробудным сном,

То ли в речке она русалкою

Водяному царю потешница,

У лесного ль царя-хозяина

Во сосновом бору прислужница...

Отразились на дне тарелочки не холодные водяные струи, не свечи сосен. Отразилась каменная церковь, созданная самим временем, - скала, а в скале пещера...

А в конце дороги той...

Сегодня мой утренний мозг напрочь отказывался верить в существование чертовщины.

"Хватит, - твердо сказала одна моя часть. - Достаточно с тебя этих сказок и выдумок. Надо жить в действительном мире, только в нем можно реализовать себя".

Моя вторая часть, испуганная этим внезапным прозрением, что-то залепетала в свое оправдание, но, устыдившись, смолкла. В голове мелькнула невнятная фраза из учебника по психологии: "Человеческое сознание характеризуется тем, что в первую очередь диалогично". Чем оно характеризуется во вторую очередь, осталось неясным.

Как бы то ни было, я почувствовала облегчение. Наконец-то я пребывала в полной уверенности: сквозь закрытую дверь ко мне никто не войдет. Мир прост, понятен и внятен. Он тверд, осязаем, шершав, мягок, сух и мокр, если так можно сказать и если дотронуться до моих щек... Я вытерла слезы. И прямо сквозь стену в комнату вломился гном-хранитель.

- Простите, госпожа, что вторгаюсь в ваш сон...