Андрей Зарин - Кровавый пир

Василий тряхнул плечами.

– Казачество не забыл, врешь, Фрол. А что о ней думаю, то твоя правда!

– И брось! – сказал Степан. – О бабе думать добра мало. Гляди вот, поженю тебя, ты и не поглядишь на нее больше!

Василий отрицательно покачал головою.

– Верно! Я, братик, и сам не мало любил. Только, чур! Как вижу, что бабиться начинаю, сейчас бабу в воду или ножом. Ну ее! Вон у меня жинка есть в Качальнике, так я ее и не вижу. Выпьем лучше!

Василий жадно прильнул губами к кубку. Фрол засмеялся.

– Так‑то лучше! Я вона в Астрахани повязался. Боярская дочь! Такая ли пава. А уходить пришла пора, я ее казакам отдал, а они ее в воду!

– Наше дело казацкое! – промолвил Еремеев.

– А ну, казаче, пора и на берег! – объявил Степан, вставая.

Струги все уже стояли на причалах, и сходы были перекинуты на берег. Казаки уже сошли и строились. Пять сотен ушли с Волдырем вперед.

Степан сел на коня и поехал по рядам.

– Дело будет, молодцы, – говорил он, – не посрамим казачества!

– Постоим, батько! – отвечали казаки.

– Ну, вы! – говорил Степан мужикам и холопам. – Сегодня биться надо будет. Покажите себя!

– Веди нас, батюшка! – отвечали мужики.

– Идем на город! – распорядился Степан и двинулся со своими полчищами.

Он въехал в посад, как победитель. Посадские кричали ему здравия и бежали за ним толпою.

По узким улицам он доехал до острожка.

Это было небольшое укрепление со стенами и рвом, как есть, посередине посада.

– Добро, – проговорил Степан. С ним сравнялся Волдырь.

– Крепко засели, собаки, – сказал он, – и вал нарыли. Хоть ты што!

– А ну? Сбирай‑ка ты всех, да не гляди! Василий, веди! Фрол, иди на стены! Разом! Вели сюда пушки тащить!

– Нечай! – раздался через минуту воинственный крик воров, и все тучею ринулись ко рвам, кидая в них ворохи сена и перебегая к валу.

– Бум! – грохнула угловая пушка. Казаки отшатнулись.

Ивашка и Еремеев с двумя сотнями уже полезли на стены, на них вдруг опрокинулись груды камней, страшные коты, и они убежали все за ров.

– Ничего так не будет! – сказал Еремеев и поскакал к Степану.

Степан Разин стоял на берегу рва с обнаженной саблею и хрипло кричал на толпы холопов.

– Лезьте, собачьи дети! Десять собьют, один войдет. Что будет! Лезьте!

– Бум! – громыхала пушка, и чугунное ядро месило толпы холопов.

– Не можно, батюшка! – сказал один, вылезая изо рва весь мокрый.

– Вот тебе, трус поганый! – прорычал Стенька и перекрестил саблею мужика. Перерубленный до пояса, он покатился назад в ров. В это время к Разину подъехал Еремеев.

– Батько, – сказал он, – понапрасну людей губим! Ночь, не видать, а у них все крепко!

– А к завтрому крепче будет! – ответил Степан.

– И мы увидим!

Василий и Фролка подъехали тоже.

– Пустое дело! Ничего не будет, – объявил Фролка.

– А ты? – обратился Разин к Чуксанову.

– Отложить надо. Ничего не видно!

– Трусы вы! Вот что! – выругался Степан. – Кричи назад! – и он съехал с насыпи.

Шум борьбы сменился тишиною. Мрачный, угрюмый Стенька вошел в отведенную ему избу. Все вошедшие с ним молчали, зная его неукротимый нрав.

– Вася, – обратился он к Чуксанову, – поди поспрошай. Може, кто со стены свалился, из иных! – и лицо его потемнело от злобы.

Василий вышел, взял Кривого с Дубовым и осторожно перебрался на другую сторону рва. На каждом шагу они натыкались на мертвых и раненых. Раненые стонали и вопили, но Василий ничего не мог разобрать в темноте. Ему становилось жутко.

– Уйдем! Ну его! – сказал он. Они пошли прочь и стали спускаться к реке.

– О – о-ой! – раздалось под ногами Василия. Он нагнулся.

– Кто? – спросил он тихо.

– Брат, пособи! Не дай умереть, – простонал в темноте хриплый голос.

– Что с тобою?

– Со стены упал, – хрипло ответил раненый, – ногу сломал, видно!

– Из города? – еще тише спросил Василий.

– Дворянин!..

– Волоки его, атаман! – вдруг раздался голос Кривого над самым его ухом. Василий вздрогнул. Убить в бою, отомстить за свои обиды. Так! Но взять раненого и вести его к атаману для спроса… он задрожал.

Но Кривой и Дубовый уже подхватили раненого и волокли в посад. Василий, опустив голову, шел за ними.

Словно у голодного волка вспыхнули у Разина глаза, когда он увидел раненого.

– Положите его! – приказал он. – Да позовите двух хлопцев!

На зов вошли два казака

Раненый, слабо стоная, лежал на полу горницы; сломанная нога его казалась бревном.

– А ну, плесните ему воды! – сказал Разин. Казаки плеснули из ковша. Раненый открыл глаза

– Где я?

– А где надобно, друже, – усмехнулся Степан, – у вора и разбойника, Стеньки Разина!

Лицо раненого исказил страх; он вскинул рукою, словно заслоняясь, и опять лишился чувств.

– Плесните‑ка на него!

Раненый очнулся.

– А ну, друже, скажи: много у вас разных людей в Кремле?

Раненый молчал.

– Потяни его, казаче, за ногу!

Казак грубо наступил на сломанную ногу. Словно от электрического удара, раненый вздрогнул и почти сел. Потом запрокинулся снова.

– Ну, много людей?

– Десять тысяч!

– А ну еще, казаче!

– Пять! – закричал пытаемый.

– А кто? Ты, казаче, держи ногу, держи!

– Четыре приказа стрелецких да иных прочих с полтысячи.

– А кормов много?

– Не знаю!

– Э, да ты, хлопче, упрям!. Неси‑ка сюда лучины, казаче. Мы его огнем!..

Василий выбежал из избы и закрыл лицо руками. До него донесся пронзительный вопль. Василий зажал уши и пустился бежать от избы…

Когда на заре он возвратился к ней, у входа лежала какая‑то безобразная окровавленная масса. Василий с ужасом отвернулся.

Стенька Разин вышел из избы с Фролкой.

– А! – приветствовал он Василия. – Пойдем валы смотреть!

Что‑то непобедимое было в нем, потому что Василий против воли повернулся и пошел за ним следом.

Стенька медленно обошел вокруг города и задумчивый вернулся в избу.

– Вот что, братцы, – сказал он, – пес вчера правду сказал: поломаем тут зубы мы. Ишь ведь, как укрепились! Да ништо! Возьмем тогда отсидкою. Теперь так – нонче же вокруг вал нарыть, да повыше! И на него пушки втащить. Это раз! А другое – острог укрепить надо. Это ты, Ивашко, сделай, а ты, Фролка, вал и пушки! Чтобы вскорости и зачать дело.

Он был мрачен как туча и бросил пить.

Целые дни он ходил по посаду, поспевая везде, указывая, где ставить пушки для осады, где копать рвы для защиты.

– Иди казаков считай, а холопьев этих брось! Их все едино много. Отобьются – и в поле!

А холопы все шли и шли к Стеньке Разину.

Словно саранча они облепили Симбирск, наводнили окрестности, голодные, оборванные, с жаждою боярской крови.

Защитники Симбирска спали посменно, да и то не сходя со стен и башен. Милославский был всюду: в городе он утешал женщин и детей, на стенах ободрял воинов.