Андрей Зарин - Кровавый пир

Княгиня прижала ладони к глазам и, слушая, горько плакала…

Князь сел на коня и проехал к окольничему, князю Юрию Андреевичу Барятинскому.

Барятинский встретил его радушно.

– А, Алексей Петрович, – сказал он. – А я за тобой посылать хотел! Ну и ладно, что сам приехал.

– А что?

– Да ты, слышь, задумал один на вора идти. Так пожди малость: я тебе полк дам!

Князь потупился.

– Ждать‑то уж больно долго, Юрий Андреевич! И то душе совестно.

– Полк дам зато. Пойми! Ты пойдешь, Данило, а я над вами воеводою!

– Да ну? – недоверчиво спросил Прилуков.

– Верь! Князь уже пообещал. Теперь не попятится…

Действительно, воевода казанский, князь Петр Семенович Урусов, нерешительный и робкий человек, наконец сдался на просьбы князя Барятинского.

Когда с письмом от боярина Милославского приехал Усамбеков, князь только руками развел.

– Уж эти мне воеводы, – заворчал он. – Всем пришли помочь! А свои на што? У меня тоже не Бог весть что за рать стоит. Казаков тысяча, так казак вор, он сейчас к Разину перебежит; да стрельцов, может, восемь, десять тысяч, и все. А какое мое воеводство? То‑то!

– Боярин наказал слезно просить тебя. Вору нашего Симбирска не миновать. Помоги нам, и вора не пустим дальше. Тебе и покой, и честь!

– А ну вас! – рассердился князь. – Честь! Честь! Разделю войско – и вас побьют, и меня возьмут. Не дам! Чего, право?..

Усамбеков, печальный, вышел от воеводы и прошел войсковому начальнику.

Князь Барятинский только усмехнулся:

– Ах ты, милый человек, да что ж я сделаю. Я князю‑то в кои поры говорил, когда Астрахань взяли! Тогда. А ему что? Не могу, боязно! Только и речей.

– Пропадем мы, княже!

– Идите на Казань, а Симбирск оставьте!

– Шутишь, князь, – даже обиделся посланец, – разве на то боярин и мы крест целовали?

Барятинский покачал головою:

– А что я сделаю? Я не волен!

В тот же день он пошел к Урусову, но Урусов с порога закричал ему:

– И не говори, князь! Знаю, о чем речь поведешь. А я не могу! Они чем гонцов гонять, их бы у пушек ставили. А то на! И туда, и сюда…

Спустя неделю, на взмыленном коне, весь покрытый грязью, прискакал на воеводский двор Таруханов. Еще князь был в постели, когда стрелец сказал ему:

– От воеводы симбирского гонец!

– Ах, чтоб ему!.. – выругался князь. – Зови, што ли!

Таруханов вошел и, поклонившись, заговорил:

– Боярин Милославский, воевода симбирский меня, князь, к тебе послал. Просит помощи. Вор подошел. Людишек у нас мало, а воры кругом. Силы у него не счесть!

– Не счесть! – закричал князь и выскочил из постели в одной рубахе. – Так, значит, мне своих стрельцов твоему боярину на убой послать? Так, што ли? Поначалу их послать, а потом Казань отдать вору? Так, што ли? Вы меня мучить хотите с боярином вашим. Не шел бы на воеводство он!..

Таруханов тоже пошел к Барятинскому, и тот, выслушав его, нахмурился.

– Негоже князь делает, – задумчиво сказал он, – негоже! Постой, милый друг, я с ним потолкую! А ты, чай, голоден и пить хочешь? Эй! – князь захлопал в ладоши.

– Собери на стол, – сказал он холопу, – да позови Усамбекова. Скажи, земляк тута!

– Усамбеков? – обрадовался Таруханов. – А мы‑то боялись, как бы он назад один не поехал!

– Да нешто я бы пустил! – ответил князь. – Так посиди пока, а я в одночасие!

И князь ушел. Усамбеков вошел в горницу и радостно поцеловался с Тарухановым.

Князь прошел к воеводе и стал корить его.

– Пропадут ведь, на тебе ответ будет. Смотри, два гонца! Значит, тесно ему. Саратов отдался, Самара тоже, возьмет Симбирск – сколько ему людей прибавится! А? Ты возьми, князь, все в расчет. Одна молва о нем, что войско будет.

Князь Урусов, толстый, маленький, только упрямо закрутил головою.

– Пусть их, пусть! – забормотал он азартно. – Зачем, коли так, на воеводство сели? А я им не дам от своего войска. Вот! Одного стрельца не дам! И ты не проси, князь! И не проси!

Он в волнении даже вскочил с лавки и стал бегать по горнице.

– Ну, ин будь по – твоему! – с усмешкой сказал Барятинский. – Ты – воевода!

– Ничего не будет! – сказал он, вернувшись домой.

Таруханов опустил голову.

– Значит, пропали наши! Не отсидеться нам. Ни запасов, ни людей!..

Слезы показались у него на глазах.

– Злодей князь ваш! – запальчиво сказал Усамбеков. – Про него на Москву отписать надоть!

– Тсс! – остановил его Барятинский.

Прошло еще три недели, и уже не на воеводский двор, а к князю Барятинскому пришел Гультяев. Он пришел босой, с окровавленными ногами, потому что дорогой изорвались его сапоги; одежда на нем висела лохмотьями. Он был худ, бледен и весь покрыт грязью.

– Стой, стой! – остановил его князь. – Погоди вести рассказывать! Сперва я тебя умою да накормлю. Эй, люди!

Князь с немым почтением смотрел на дворянского сына, когда тот рассказал ему про свой поход до Казани. Потом ужас и стыд охватили князя, когда Гультяев передал ему о страданиях осажденных.

– Не допущу более! – стукнув кулаком, крикнул Барятинский. – Довольно! Завтра же выйду!

Гультяев повалился ему в ноги и заплакал. Барятинский ураганом ворвался к князю Урусову.

– Ну вот, – заговорил он, – в Симбирске уже конину едят, цингой болеют, защищаться не могут. Воевода прислал еще гонца. Он едва прошел меж воров. Дашь или не дашь помочь?

Урусов растерялся:

– Как же это?.. Так сразу…

– Дашь или не дашь? – повторил князь.

– А не дам! – ответил Урусов.

– Тогда я сам возьму и пойду на Симбирск, а в Moскву государю челобитную пошлю. Не могу я, – вдруг закричал он, – сидеть, коли людям конец приходит! Не могу!

Урусов совсем опешил. Князь немалое лицо. Царский окольничий! Поди с ним! Еще правда на Москву пошлет, тогда не оберешься худа.

– Ну, ну, – примирительно сказал Урусов, – дадим подмогу. Сколько дать, да с кем, да когда идтить?

– Завтра идтить, – ответил князь, – а пойду я, да брат Данила, да князь Прилуков. И возьму четыре полка, да две пушки, да казаков триста!

– А я с чем останусь? Побойся Бога! – закричал Урусов и опять ласково заговорил: – Пожди до завтра. Сосчитаем и все по – хорошему сделаем. А послезавтра пойдешь!

– Ну, ин будет по – твоему! – согласился князь. – Чур, от слова не пятиться…

Князь Прилуков больше других радовался этой вести и веселый вернулся домой после беседы с Барятинским.

– Готовься, – сказал он Дышлу, – завтра в поход идем!

– Да я еще и людей не набрал!

– И не надо! Князь мне полк дает, да еще с собой три поведет, да пушки, да казаков.

– Вот так здорово! – радостно воскликнул Дышло. Сборы были недолги.

Княгиня отстояла с сыном раннюю обедню, благословила его образом, и на другой день в полдень князь уже ехал впереди своего полка далеко от Казани.