Андрей Зарин - Кровавый пир

– Атамана схватил! Тут он! – заорал Дышло, вскакивая на ноги, но Разина уже окружили казаки и скакали с ним к посаду.

Нестройные толпы воров бежали во все стороны.

– Одолели! – радостно сказал Барятинский, осеняя себя крестным знамением. – Алексей Андреевич, бери людей, иди в город. Чай, измаялись там!

Прилуков взял симбирских гонцов и со своими казаками поскакал в город.

Смятенные воры сторонились его, разбегаясь в поля и к Волге.

Ворота города раскрылись, и князь въехал.

Звон колоколов огласил воздух.

– Братцы, милые! – кричали осажденные. Милославский обнял Прилукова.

– С нами Бог! – сказал он растроганно. – Видно, сжалилась над нами Царица Небесная! Что медлили?

– Нас воевода не пускал. Если бы не твой последний гонец, и вовсе бы не пришли. Да уж тут Иван Богданович осерчал.

– Ужо про Урусова отпишу! – гневно сказал Милославский и прибавил: – Прости, князь, честить тебя нечем. Сами конину жевали, а ты, чай, такой едой погнушаешься!

– Князь сейчас сам к тебе жалует!

Войско Барятинского уже двигалось к кремлю и скоро стало под самыми его стенами, лицом к Волге.

Стенька лежал в избе, и Фролка с Волдырем распоряжались за него. Они спешно перевели свой обоз ближе к Волге, лицом к лицу с врагом.

Стенька не отпускал от себя Чуксанова. Глаза его горели злобным огнем.

– Ништо, – говорил он, – это нам вполбеды! Теперя они спокоятся, а мы в ночь нападем и возьмем кремль. Скажи только Ивашке, чтобы больше снарядов запасли. Зажечь стены надоть! Тоже! – через минуту говорил он. – Думают, тут и все! Нет! Со мной еще биться надоть! Еще подрыгают воеводы у меня на виселицах!

Он говорил без умолку. Перевязанная рана его горела, но он не чувствовал боли и весь кипел жаждой мстительной победы.

– Эх, ночка бы скорее, ночка! Ивашко! Скажи молодцам, чтобы готовились! Пусть мои казаки море Хвалынское вспомнят, как мы пашу били! А холопье это саблями гоните, плетюхами! Чего они, сквернецы, корежатся!..

И ночь спустилась.

Стенька Разин с перевязанной ногою сел на лошадь и двинулся на кремль.

С небывалым остервенением кинулись казаки на приступ, но Барятинский не дремал и встретил их пушечным залпом.

Холопы, мордва, черемисы сыпались как саранча. Казаки ломились на стены, бросая зажженные смоляные шары, солому с серой. Ночь казалась адом. Бились люди, не узнавая друг друга; гремели пушки, крики: «Нечай, Алла, с нами Бог! Бей!» – сливались в общий рев.

Милославский стоял на стенах, как и прежде, но теперь дух его был уже бодр и спокоен. Под стенами бился Барятинский. В разгар боя он подозвал Прилукова.

– Возьми, князь, свой полк и казаков и сейчас спешно иди вкруг города в обход. Оттуда, сбоку, удар на воров, только пусть каждый кричит неистово!

Прилуков спешно собрал свой полк и двинулся среди непроглядной ночной темноты.

Шум боя затих, потом он снова услышал крики и стоны. Яснее, ближе… Вот неясные очертания обоза, вот дико стонущая толпа.

Прилуков остановился.

– Други, – сказал он, – воевода наказал напугать всех. Кричите разом, да громчее, за мною!

– Го – го – го! – заревели стрельцы и казаки. – С нами Бог! Бей! Го – го! У – у-у!

Воры испуганно шарахнулись. Темная масса врезалась в их ряды и била, секла, колола, стреляла. Волдырь испуганно подскакал к Стеньке.

– Атаман, пришла помога им! Свежее войско. Нам не устоять!

– Зови Фролку, Ваську и Еремеева! Скоро!

Есаулы подскакали к нему.

– Ну, – тихо заговорил Стенька, – бежать надо! Эти холопы только толкаются, под ногами путаются. Ну их к собакам. Скажите потиху казакам, чтобы сюда шли. Уйдем и на струги сядем, а ту сволочь пущай бьют! Скорее!

– Куда ж вы? – заговорили атаманы над мужиками.

– Стойте тут! Идите на кремль, а мы на их помогу с боков ударим! Вперед, молодчики! – сказал Стенька, торопливо сбирая казаков.

Василий собрал своих.

– Вот что атаман с нами сделать решил! – сказал он. – Бежим с нами скорее!

Он уже понял, что дело Разина проиграно, и решил скорее взять Наташу и бежать искать спасения. Все разом перевернулось в душе. Паника охватила его, как и других, и он думал только о Наташе.

– На Саратов, други! – сказал он, и его отряд поскакал прочь от Симбирска.

Стенька с казаками повскакали на струги и тихо отчалили от берега. Бой продолжался, но то был не бой, а побоище. Били почти безоружных мужиков, в темноте ночи не заметив бегства казаков. Наконец мужичье дрогнуло.

– Измена! – вдруг пронеслось среди них. – Сам атаман убег!

– Измена! Спасайтесь!

– Бегут! – закричал Прилуков и его стрельцы. Толпы дрогнули и побежали к Волге на струги. Князь Барятинский устремился за ними.

Как испуганное стадо они столпились на берегу. Выли, ревели, били друг друга и, прыгая в струги, толпами падали в воду.

Казаки нагнали их и рубили как баранов… Бледный день осветил страшную картину неравного боя.

Вокруг Симбирска грудами лежали трупы, они устилали всю дорогу до Волги, по берегу лежали рядами и далеко от берега казались отмелью, столько навалилось их в воду.

Толпа несчастных стояла окруженная казаками. Князь подъехал к ним и сказал:

– Всех казнить, как они своих помещиков и воевод!

Весь берег Волги в этом месте покрылся виселицами, и на них закачалось до восьмисот трупов.

Разин был разбит. С этого дня (30 октября) имя Разина перестало быть уже грозным, и его песня уже была спета.

В истории этого бунта князь Барятинский поистине может быть назван спасителем отечества, потому что мятеж принял уже огромные размеры, и не разбей он Разина, дойди Разин до Казани, неизвестно, чем бы окончился его гибельный поход.

Барятинский не дремал. В тот же вечер он отдал распоряжения.

– Ты, князь, – сказал он Прилукову, – иди на Самару и Саратов. Везде воров казни! Ты, Данило, на Алатырь, а я на Пензу пойду. Там сойдемся!

И на другой же день они все выступили добивать воровские шайки.

Милославский проводил их с честью и тотчас сел писать грамоту государю в Москву. В той грамоте, описывая свое сидение, он приносил жалобу на воеводу казанского, князя Урусова.

«Ежели б, – писал он, – князь Петр Семенович Урусов подоспел в пору к Симбирску с ратными людьми, то и вору Стеньке Разину с воровскими казаками утечь было бы некуда и черта была бы в целости: города Алатырь и Саранск и иные города и уезды до конца разорены бы не были; а это разорение учинилось от нерадения к великому государю воеводы князя Петра Семеновича Урусова».

Благодаря грамоте этой, Урусова сместили и на его место назначили князя Юрия Долгорукова, того самого, который повесил Василия Разина, брата Стеньки.

Энергичный и деятельный, с помощью князя Барятинского и других он в течение зимы успел затушить мятеж на всем пространстве берегов Оки, Камы и Волги, и от одного его имени трепетали сердца удалых казаков…