Александр Покровский - Расстрелять

Смотрели, смотрели и, кроме адмирала без трусов, ничего не увидели. Ну, зад у него морщинистый, как гармошка, со спаечным процессом. Ну и что?

- Вот! - говорит адмирал. - Сидит человек, а тут кто-то дергает на себя дверь. А шпингалеты у вас дохлые, и дверь открывается, и у человека портится весь аппетит на это дело. Где же ваша забота о людях?

И тут все снова посмотрели на проблему со стороны двери, прочувствовали все до конца и задвигались шумно.

А адмирал встает, счастливый, штаны натягивает и заправляет в них все, что положено.

После этого нам такие засовы вставили вместо шпингалетов, что их можно было только вместе с очком вывернуть.

Подарок

Первый заместитель главкома спустился в центральный пост атомного ракетоносца.

Командир двинулся ему навстречу, переступая ватными ногами.

Заместитель главкома выслушал рапорт и сказал:

- Дальше третьего отсека не пойду. Дежурный, вода в трюме есть?

- Никак нет!

- Старпом, вода в трюме есть?

- Никак нет!

- Заместитель командира по политической части?

Заместитель командира проглотил слюну и замотал головой:

- Никак нет!

- Командир! Тоже "никак нет"?

- Так точно, никак нет!

- Ну пошли, посмотрим. Вода в трюме была.

- Переноску! - гаркнул первый заместитель главкома.

Переноска не загорелась - "преды" повылетали. Первый заместитель взялся рукой за аварийный фонарь, и у фонаря тут же отвалилась ручка.

- Та-ак! - сказал первый заместитель... Пока он шел по пирсу, в центральном искали ключ, ключ от сейфа живучести. Там лежал "традиционный подарок" - лодочка из эбонита. Ключ с перепугу куда-то сунули.

- Где ключ!!! - метался по центральному командир.

- Ключ!!! - он рявкнул так, что переборки срезонировали.

- Ломайте... ломайте... ломайте, - перебирая помертвелыми губами, бормотал, как в бреду, заместитель командира по политической части.

Ключ, наконец, нашли. Командир сам опустился на четвереньки перед сейфом. Ключ долго не попадал в скважину. Командир догнал первого заместителя главкома.

- Товарищ... адмирал... флота... вот... это вам... от нас... подарок... тради... ционный... - выдохнул он, задыхаясь.

Первый заместитель зажал "подарок" под мышкой.

- Я вас деру, а вы мне подарки суете? Ха-ра-шо! Я вас проверю по приходу...

Лодку две недели держали в море. Она ходила по квадрату туда-сюда, пока не уехал первый заместитель главкома.

Ура!

Главком в сопровождении сияющей свиты неторопливо вошел в столовую на праздничный обед.

Дежурный по столовой, в звании мичмана, двинулся ему навстречу. К этому он готовился всю ночь, постоянно бормоча вполголоса: "Товарищ Адмирал Флота Советского Союза, на первое приготовлен борщ по-флотски... Товарищ Адмирал Флота Советского Союза..." И вот он, час испытаний.

- Товарищ адмирал, - мичман не узнал свой голос, - на первое приготовлен...

Главком дослушал рапорт до конца; свита сочувственно заулыбалась, потому что мичман назвал главкома просто "адмиралом" и все. Это был страшный промах.

Главкому захотелось, чтоб мичман исправился на ходу и назвал бы, наконец, его полное воинское звание.

- Здравствуйте, товарищ мичман! - сказал главком.

- Здравия желаю, товарищ адмирал! - сказал мичман. И снова промах.

Главком нахмурился и, демонстрируя безграничное терпение, поздоровался еще раз.

- Здравия! Желаю! Товарищ! Адмирал! - мичмана замкнуло.

- Однако, - подумал главком и, продолжая держать руку у головного убора, поздоровался в третий раз.

В воздухе повисло молчание. Мичман понял, что что-то не так, но он не знал что; на лице его шла упорная работа, шел поиск верного решения, и, пока он шел, здесь были все самые глубинные процессы рождения человеческой мысли. Мичман исчерпался, он ничего не нашел.

- Ур-ра!!! - вдруг громко, но тонко завыл он, чуть приоткрыв искаженный страданием рот. - Ур-раа! Ур-ра!!!

Через полчаса он уже сидел в комнате отдыха вахты, привалившись к стенке и закрыв глаза, взмокший, безразличный, осунувшийся. Дрожь в коленях еще долго не унималась. Праздники покатились своим чередом.

Пасть

- Пасть пошире открой... Та-ак... Где тут, говоришь, твои корни торчат? Ага, вот они... Наш корабельный док бесцеремонно, как

дрессировщик ко льву, залез в пасть к Паше-артиллеристу и надолго там заторчал.

Я бы доку свои клыки не доверил. Никогда в жизни. Паша, наверное, тоже, но его так разнесло, беднягу.

- Пойду к доку сдаваться, - сказал нам Паша, и мы его перекрестили. Лучше сразу выпить цианистого калия и не ходить к нашему доку. Начни он рвать зубы манекену - и манекен убежит в форточку. Не зря его зовут "табуретом". Табурет он и есть. А командир его еще называет - "оскотиненное человекообразное". Это за то, что он собаку укусил.

Было это так: пошли мы в кабак и напоили там дока до поросячьего визга. До состояния, так сказать, общего нестояния. Он нас честно предупредил: "Не надо, я пьяный - дурной", но мы не поверили. Через полчаса он уже пил без посторонней помощи. Влил в себя литр водки, потом шампанским отлакировал это дело и... и тут мы замечаем, что у него в глазах появляется какой-то нехороший блеск.

Первое, что он сделал, - это схватил за корму проплывающую мимо кобылистую тетку. Сжал в своей землечерпалке всю ее попочку и тупо наблюдал, как она верещит.

Пришлось нам срочно линять. Ведем его втроем, за руки за ноги, а он орет, дерется и показывает нам приемы кун-фу. И тащили мы его задами-огородами. На темной улочке попадаем на мужика с кобелем. Огромная такая овчарка.

При виде кобеля док возликовал, в один миг раскидал нас всех, бросился к псу, схватил его одной рукой за хвост, другой - за холку и посредине - укусил.

Пес вырвался, завыл, спрятался за хозяина. Он, видимо, всего ожидал от наших Вооруженных Сил, но только не этого.

Док все рвался его еще раз укусить, но пес дикими скачками умчал своего хозяина в темноту. Вслед ему выл и скреб задними лапами землю наш одичавший док.

Мы потом приволокли его на корабль, забросили в каюту и выставили вахтенного. Он до утра раскачивал нашу жалкую посудину.

- Сложный зуб. Рвать надо, - оказал док Паше, и наш Паша сильно засомневался относительно необходимости своего появления на свет Божий. Но было поздно. Док впечатал овою левую руку в Пашин затылок, а правой начал методично вкручивать ему в зуб какой-то штопор.

- Не ори! - бил он Пашу по рукам. - Чего орешь! Где ж я тебе новокаин-то достану, родной! Не ори, хуже будет!

Паша дрался до потери пульсации; дрался, плевался, мотал головой, задрав губу, из которой, как клык кабана, торчал этот испанский буравчик.

Доку надоело сражаться. Он крикнул двух матросов, и те залом ал и Пашу в момент.

У Паши текло изо всех дыр под треск, хруст, скрежет. Наконец его доломали, бросили на пол и отлили двумя ведрами воды.