М Польский - Новые Мученики Российские

Но в ближайшие дни предстояло изъятие ценностей из главнейших храмов. Многое заставляло думать, что тут не обойдется так благополучно. Власти подготовляли какие-то особые меры. Население глухо волновалось.

{32}

III.

В эти же дни произошли события, оказавшие решительное и неожиданное влияние не только на изъятие ценностей и на судьбу Митрополита, но и на положение всей Русской Церкви. События эти послужили тем зародышем, из которого в ближайшие недели выросла так называемая, "живая церковь".

В те дни никто еще не предвидел возникновения раскола среди духовенства. НАБЛЮДАЛИСЬ, КОНЕЧНО, РАЗНОГЛАСИЯ, ЧУВСТВОВАЛОСЬ, ЧТО СРЕДИ ДУХОВЕНСТВА ЕСТЬ ЭЛЕМЕНТЫ АВАНТЮРНОГО ХАРАКТЕРА, СКЛОННЫЕ ПЕРЕДАТЬСЯ НА СТОРОНУ ВЛАСТИ, НО ОНИ КАЗАЛИСЬ СЛАБЫМИ И НЕВЛИЯТЕЛЬНЫМИ, ЧТО СЕРЬЕЗНОГО ЗНАЧЕНИЯ ИМ НЕ ПРИДАВАЛИ. Наоборот, казалось, что преследования со стороны власти объединили духовенство, и что отдельные выступления каких бы то ни было групп немыслимы. Да и повода к этому не было.

Духовенство держало себя пассивно, - если угодно, даже "лойяльно". Для раскола, нужен был, если не повод, то предлог, и, притом, демагогического характера.

Этот предлог был найден, не без усиленного подстрекательства, разумеется, со стороны большевиков. Наступившая заминка, после сорванного соглашения по вопросу об изъятии, давала возможность фрондирующей, недовольной части духовенства выступить под флагом необходимости в безотлагательной помощи голодающим.

24-го марта 1922 года в петроградской "Правде" появилось письмо за подписью 12 лиц, среди которых мы находим большую часть будущих столпов "живой церкви", священников: Красницкого, Введенского, Белкова, Боярского и других. Авторы письма решительно отмежевывались от прочего духовенства, укоряли его в контрреволюционности, в игре в политику в народном голоде, требовали немедленной и безусловной отдачи советской власти всех церковных ценностей и т. д. Надо, однако, сказать, что, несмотря на вызывающей тон письма, авторы его не могли не признать (такова была сила правды), что следовало бы, все таки, во избежание оскорбления религиозных чувств православного населения, чтобы в контроль участвовали представители верующих. Нужно также заметить, что в числе подписавших были лица, просто, не дальновидные, увлеченные своими товарищами-политиканами и впоследствии глубоко раскаивавшиеся в подписании означенного письма.

Власть торжествовала. Раскол был налицо. Нужно было только всячески его раздувать и углублять, а на это большевики мастера.

{33} Петроградское духовенство было невероятно поражено и возмущено письмом 12-ти, в котором оно совершенно основательно усматривало все признаки политического доноса. На состоявшемся многолюдном собрании духовенства, авторам письма пришлось выдержать жестокий натиск. Главным защитником выступления 12-ти был Введенский, произнесший речь чрезвычайно наглую и угрожающую. Ясно было, что он уже чувствует за собой могущественную "заручку" и на нее уповает.

Митрополит, со свойственной ему кротостью, прекратил эту угнетающую сцену и постарался утишить разбушевавшиеся страсти. Для него самое главное сводилось к тому, чтобы предотвратить кровавые столкновения между верующими и агентами власти. Медлить нельзя было. Положение становилось все более напряженным. Было решено вступить в новые переговоры с властью и, по настоянию Митрополита, задача эта была возложена на Введенского и Боярского, как на лиц, перешедших на положение благоприятствуемых властью.

Последствия оправдали этот выбор. Новые посланцы быстро уладили дело. Между Митрополитом и петроградским советом состоялось формальное соглашение, изложенное в ряде пунктов и напечатанное в "Правде" в начале апреля. Кое-каких уступок от власти, все таки, удалось добиться. Самое существенное было то, что верующим предоставлялось заменять подлежащие изъятию церковные предметы другим равноценным имуществом. Митрополит, со своей стороны, обязался обратиться к верующим с соответствующим воззванием, которое и было напечатано в том же номере газеты. В этом воззвании Владыка, не отступая от своей принципиальной точки зрения, умолял верующих не сопротивляться, даже в случае применения насильственного способа изъятия, и подчиниться силе.

Казалось бы, с этого момента, все споры и недоразумения на этой почве между духовенством и властью следовало считать законченными. Изъятие продолжалось с большой интенсивностью. Серьезных препятствий действия власти, по-прежнему, не встречали, если не считать отдельных случаев народных скоплений, оскорблений агентов власти и т. п. сравнительных мелочей. В конце концов, изъятие было произведено всюду с таким успехом, что сам глава местной милиции вынужден был констатировать в официальном донесении, блестящее и сравнительно вполне спокойное проведение кампании (само собою разумеется, что это донесение было сделано тогда, когда возбуждение дела против Митрополита еще не предвиделось).

Но грянул гром с совершенно другой стороны.

{34}

VI.

Введенский, Белков, Красницкий (выдвинувшийся скоро вперед, как фактический глава и организатор живо-церковного движения) и, иже с ними, не могли и не желали останавливаться на сделанном им шаге. Благодаря содействию и подстрекательству сов. власти, перед ними открывалась новая грандиозная перспектива: захватить в свои руки церковную власть и пользоваться ею по своему усмотрению, под крылышком благосклонного большевистского правительства.

В начале мая в Петрограде разнеслась весть о церковном перевороте, произведенном означенной группой, об устранении патpиарха Тихона от власти и т. д. Точных сведений еще никто, впрочем, не имел.

Введенский, явившийся после переворота из Москвы в Петроград к Митрополиту, заявил ему об образовании нового верховного церковного управления и о назначении его, Введенского, делегатом от этого управления по Петроградской епархии.

В ответ на это со стороны Митрополита последовал шаг, которого, вероятно, никто не ожидал, памятуя удивительную душевную мягкость и кротость Владыки. Но, всему есть пределы, Митрополит мог проявить величайшую уступчивость, пока речь шла только о церковных ценностях. Цель изъятия и, с другой стороны, опасность, угрожавшая верующим, оправдывали такую линию поведения. Теперь, лицом к лицу с одним из узурпаторов церковной власти, Митрополит не только разумом, но всем инстинктом искренне и глубоко верующего христианина сразу понял, что дело идет уже не об "освященных сосудах". Волна мятежа подступает уже к самой Церкви. В этот роковой момент он осознал свою огромную ответственность и властно заявил Введенскому: "Нет, на это я не пойду".