Екатерина Краснова - Не судьба

Мишель так углубился в свои рассуждения, что не заметил восторженного внимания господ офицеров. Со своей стороны, генерал не сразу разобрал, к кому относились эти речи, но потом спохватился и сильно разгневался. Вышел скандал, вследствие которого Мишель на другой день вынужден был подать в отставку.

После этого он поступил «просто» в С… пехотный полк, к невыразимой горести Зинаиды Сергеевны. А Ивану Владимировичу эта история так понравилась, что он даже не имел духа сердиться на сына.

Очутившись в С… полку, Мишель на всё махнул рукой и совершенно сбился с толку, так что в короткое время приобрёл обширную и печальную известность. Родные были в отчаянии: дома он почти не бывал, и, что всего хуже, никто не мог разобрать, доволен ли, по крайней мере, сам Мишель своей судьбою? Он не хандрил, но и весёлости в нём не замечалось. Он вёл безобразную жизнь как-то серьёзно и систематично, точно дело делал. Зинаида Сергеевна решила, что её сын — пропащий человек.

Так продолжалось до одного морозного декабрьского вечера, когда Мишель отправился на благотворительный бал.

Тётка Мишеля, баронесса Елена Владимировна Шторх, устраивала благотворительный бал. Она особенно любила Мишеля, и в угоду ей «пропащий человек» ездил иногда на танцевальные вечера, базары и тому подобные учреждения. Об этом бале Мишель узнал заблаговременно. «Приезжай, голубчик, непременно, — писала ему баронесса, — и выручи меня: дам будет пропасть, а кавалеров не знаю, где взять». При этом известии Мишель поморщился и пожелал остаться дома; но тётка как женщина предусмотрительная поместила в конце записки несколько интересных сведений о буфете, и это решило вопрос в её пользу. Мишель решил, что надо ей сделать удовольствие, и поехал на бал.

Мороз был сильнейший. Пока Мишель согревался в швейцарской и приходил в нормальное состояние, расположение его духа почему-то испортилось, и мысли приняли критическое направление. Ему показалось, что все приезжавшие дамы отличались безобразием, а кавалеры — глупостью и нахальством. Очевидно, скука будет страшная. Но тут из зала вышла на лестницу сама баронесса: она сияла румянцем и весельем и двигалась со всею быстротой, какую дозволяла ей приятная, но неумеренная полнота. За нею следовали молодые люди. Они, по-видимому, иначе смотрели на вещи, чем Мишель: им было везде весело.

Весёлые глаза Елены Владимировны прямо остановились на Мишеле. Она накинулась на него тут же, поцеловала его в лоб, взяла под руку, мимоходом кого-то радостно приветствовала, что-то приказала, чему-то посмеялась и увлекла племянника наверх в бальный зал, грозя немедленно представить его всем барышням на все кадрили.

В зале давно уже танцевали. Народу было множество, но в вальсе участвовало сравнительно мало. Мишеля отрекомендовали высокой, бледной и белокурой девице, которую он немедленно назвал в душе макароной и пригласил на тур вальса. После вальса тётка подвела его к другой даме, которую он пригласил на отдалённую кадриль. Оглядев зал, Мишель опять нашёл, что хорошеньких нет, что бал скучный, а мужчины всё какие-то дураки, — и пошёл бродить по гостиным. Гостиные были почти пусты: кое-где молодой человек, изучающий перед зеркалом эффект пробора и фрака; несколько парочек по углам; там и сям скучающие шапероны, временно отрешённые от своих обязанностей; в одном кресле храпел толстый господин. Мишель взглянул на этого господина и вспомнил, что тут поблизости должна быть голубая гостиная, а в гостиной очень-очень покойный диван. Он направился к этому убежищу, рассуждая, что, в крайнем случае, и кадриль проспать можно, а время, между тем, до ужина пройдёт. Решительными шагами он вошёл в голубую гостиную и подошёл к дивану, но место было занято.

При мягком свете стенных ламп, защищённых матовыми шарами, Мишелю бросилось в глаза что-то ярко-красное, выступавшее на бледно-голубом фоне дивана. Это красное оказалось корсажем бального платья. Обладательница его уютно поместилась на диване, и когда Мишель вошёл, она только что собиралась зевнуть, откинув голову на спинку дивана. Услыхав шаги, она отказалась от своего намерения и быстро отвернулась, точно досадуя, что ей помешали. Так, по крайней мере, показалось Мишелю, который остановился как вкопанный, не спуская с неё глаз. Она, конечно, это заметила и сейчас же встала, собираясь удалиться.

Но Мишель остолбенел на месте и рассматривал незнакомую девушку, не заботясь о приличиях. Он не мог оторвать глаз от её лица, и это было, действительно, странное лицо. В нём поражала не правильность черт, не строгость линий, которые были, однако, очень изящны, но удивительная изменчивость выражения и цвета. С первого взгляда оно уже производило такое впечатление, что обладательница его живёт скорее, чем обыкновенные люди, что её мысли и ощущения скорее сменяются, и весь ход духовной жизни отражается физически в глазах и чертах лица. Вообще её наружность представляла ряд контрастов: тонкие черты, маленькая головка и очень развитые плечи; нежное, мягкое очертание лица и немного презрительное, надменное выражение губ; светлые пепельные волосы и тёмные брови; несколько бледный оттенок кожи и очень яркие губы. А глаза были всего удивительнее. Мишель в течение одной минуты увидал их серыми, чёрными, зелёными… Менялся их цвет — менялось и выражение. С удивлённым взглядом, с высоко поднятой головкой, она стояла пред ним, ожидая, что он, наконец, даст ей дорогу или уйдёт, а он всё стоял и смотрел. Это было дерзко; это становилось глупо. Она подняла брови, опустила глаза и направилась к двери, шурша длинным треном, составлявшим резкий контраст с кроваво-красным бархатным корсажем, из которого выделялись как из рамки, её обнажённые плечи и руки. Она была почти у двери, когда в гостиной появилось новое лицо.

Рослый, пожилой господин, слегка переваливаясь, переступил через порог, сейчас же сел на первое попавшееся кресло и громко обратился к ней, с оттенком неудовольствия в голосе:

— Помилуй, Сонечка, куда ты запропастилась? Я тебя везде ищу!

— Сидела здесь и зевала, — спокойно отвечала Сонечка.

— Что ж это такое, мой друг? Для чего ты тут зевала, да ещё одна, вдобавок? Отчего ты не танцуешь? Лучше поищем тётку и домой поедем, если уж соскучилась.

— Я потом буду танцевать, я не хочу домой. Я просто ушла от Калиновского…

Господин покосился на Мишеля, который не двигался с места, и продолжал:

— Ушла? Что за пустяки, к чему ты ушла?

— А к тому, что он пригласил меня на следующую кадриль, а я его терпеть не могу. Очень просто, папа.

— Ну, уж ты меня извини, это вздор. Лучше было просто отказать. Engagée — да и конец, — возразил папа.