Николай Лейкин - Апраксинцы

Вторая половина декабря. Девятый часъ утра. На улицѣ еще очень сѣро, что-то такое между ночью и днемъ; зѣвая ѣдутъ на промыслъ извозчики и изрѣдка перекидываются между собою словцомъ. «Вишь утро-то какое морозное!» замѣчаетъ одинъ изъ нихъ, ударяя озябнувшей рукой въ желтой рукавицѣ по-облучку. Понуря головы, тихо выступаютъ ихъ лошади; заиндевѣвшія морды ихъ кажутся какъ-бы обросшими сѣдыми бородами. На дворѣ до двадцати градусовъ морозу. Почти изъ каждой трубы струится дымъ; отъ холоду онъ не разсѣевается въ воздухѣ, а какимъ-то облакомъ ложится надъ домами. Дѣло близко къ празднику — рождество на дворѣ; къ этому дню въ Петербургъ привозится огромное количество съѣстныхъ припасовъ. Вотъ и теперь тащатся розвальни съ гусями, индѣйками, курами; вонъ изъ-подъ рогожи выглядываетъ окаменѣлая отъ морозу голова барана. У сливочныхъ и зеленныхъ лавокъ выставили уже елки; черезъ четыре дня эти елки внесутся въ теплыя комнаты, украсятся конфектами и уставятся зажженными свѣчами. Всѣ радуются приближающемуся празднику, даже и молодцы: и у нихъ этотъ день будетъ одинъ изъ тѣхъ трехъ дней, когда они не пойдутъ въ лавку. «Вотъ, думаютъ они, выступая къ мѣсту торжища: — пройдемъ еще четыре раза взадъ и впередъ по этой дорожкѣ — и праздникъ наступитъ». Смотрите, какъ спѣшатъ они, идя по Чернышеву переулку, какъ размахиваютъ руками! Воротники ихъ подпоясанныхъ кушаками шубъ успѣли уже покрыться инеемъ. Впереди всѣхъ выступаетъ въ енотовой шубѣ и котиковой фуражкѣ бородатый старшій молодецъ; въ карманѣ у него ключи отъ лавки. Въ его походкѣ есть нѣчто важное, отдѣльное, непохожее на походку другихъ молодцовъ; даже и физіономія его какая-то хозяйская. Смотрите, у него на примѣтѣ непремѣнно есть лавка; послѣ пасхи онъ возьметъ разсчетъ у хозяина и будетъ самъ хозяйствовать. Сзади него выступаютъ младшіе молодцы въ бараньихъ, лисьихъ и заячьихъ шубахъ. «Смотри, карандашъ потерялъ!» поддразниваетъ одинъ изъ нихъ попавшагося имъ на дорогѣ школьника. «Отчего это у него колѣнки протерты!?» спрашиваетъ другой. Школьникъ отпускаетъ нѣсколько ругательствъ и идетъ далѣе. За молодцами бѣгутъ съ какими-то мѣшками три мальчика. Одинъ оторвалъ отъ водосточной трубы сосульку: ему очень хочется швырнуть ею въ пробѣгающую мимо собаку, но онъ боится зоркаго молодца, — оттреплетъ на мѣстѣ преступленія. Вотъ уже они и на мѣстѣ, подходятъ къ лавкѣ, крестятся, сторожа снимаютъ шапки, кланяются; вездѣ щелкаютъ запоры, звенятъ ключи.

Декабрь мѣсяцъ, а въ особенности за нѣсколько дней до праздника — время торговое, боевое. какъ выражаются апраксинцы, покупатель все денежный: кто идетъ купить себѣ обновку къ празднику, кто подарки для прислуги, а кто и самъ несетъ продать какое-нибудь лѣтнее платье, чтобъ было бы съ чѣмъ встрѣтить праздникъ. И это тоже не безвыгодно для апраксинцевъ; обыкновенно вещи эти пріобрѣтаются за безцѣнокъ. Еще денька два-три — и по Апраксину запестрѣютъ цвѣтные околышки фуражекъ. Чиновники получатъ награды и бросятся покупать себѣ и своимъ дорогимъ половинамъ обновы. Тогда только припасай торговцы ситцу, сапоговъ. башмаковъ и тому подобныхъ вещей, безъ чего не можетъ обойтиться ни одна проза жизни. Въ это время чиновники бываютъ чрезвычайно любезны.

— Ну что, какъ торгуете? спрашиваютъ они молодца, платя ему за товаръ новенькими кредитными билетами.

— Ничего-съ, теперь хорошо. Новенькіе… съ молоточка! замѣчаетъ тотъ, принимая бумажки.

— Подъ номеръ! сейчасъ только получилъ, — и чиновникъ съ важностью ударяетъ по тощей пачкѣ бумажекъ.

Въ эту минуту онъ счастливъ.; онъ испытываетъ въ рукѣ пріятную тяжесть въ видѣ двадцати, тридцати рублей. Вы, господа богачи, вы не поймете его счастія!

Вотъ теперь, только-что отворили лавку, не успѣли еще мальчики и половъ вымести, какъ уже и покупатели зашныряли по рядамъ. Первой покупательницей была какая-то старуха въ истасканномъ салопѣ и изломанной шляпкѣ. Шляпка эта потому только могла носить такое наименованіе, что была надѣта на голову. Старуха желала прикупить по образчику аршинъ ситцу.

— Ну, для почину староплендія ввалилась! проговорилъ одинъ молодецъ. — Отначь! крикнулъ онъ другому молодцу, которому старуха показала образчикъ. И молодецъ отначилъ, то-есть отказалъ старухѣ. Та не поняла этого техническаго выраженія и поплелась далѣе.

Вотъ уже и одиннадцатый часъ. Молодцы послали мальчика въ трактиръ заварить чай. На Апраксиномъ пьютъ чай по четыре и по пяти разъ въ день, а у тароватыхъ хозяевъ и болѣе. Въ какое угодно время пройдите вы по рядамъ — навѣрно увидите молодцовъ, пьющихъ чай. Пьютъ обыкновенно въ прикуску или, какъ называютъ туземцы, съ угрызеніемъ. На Апраксиномъ есть легенда про одного скупаго хозяина, который поилъ молодцовъ чаемъ, и изъ экономіи, чтобъ они не съѣдали слишкомъ много сахару, не давалъ имъ его въ руки, а привѣшивалъ на ниткѣ къ потолку; когда они пили, то, желая усладиться, могли подходить и лизать этотъ кусокъ.

Но какъ ни грѣлись молодцы чаемъ, а согрѣться не могли: русскій морозъ взялъ свое. Вотъ стоятъ они на порогахъ, отъ холода постукиваютъ ногами, помахиваютъ руками и громко зазываютъ покупателей, перечисляя всѣ имѣющіеся у нихъ товары.

По ряду идетъ молоденькая, хорошенькая дѣвушка изъ моднаго магазина, подобрать подъ образчикъ кусокъ лентъ.

— Пожалуйте, здѣсь покупали! говоритъ довольно красивый молодецъ, занятый закручиваніемъ лѣваго уса. — Иванъ, что рогъ-то разинулъ? Пусти пройти старушку! острить онъ.

Дѣвушка опускаетъ глазки и проходитъ.

— Славная штучка! замѣчаетъ усатый молодецъ.

— Готовое платье, сертуки, жилетки модныя, фуражки, шапки бобровыя! Здѣсь покупали, купецъ! — слова эти относятся къ одѣтому въ тулупъ мужику. Услыша такое лестное для себя наименованіе и имѣя нужду въ покупкѣ, онъ нейдетъ далѣе, а заходитъ въ лавку.

Вообще, зазывая покупателя-мужика, его именуютъ купцомъ, солдата — кавалеромъ, мастероваго — хозяиномъ, деревенскую бабу — теткой, молоденькую горничную — умницей; всѣхъ же имѣющихъ счастіе носить шляпку — сударыней, а офицеровъ и даже чиновниковъ, ежели на фуражкѣ ихъ красуется кокарда — вашимъ благородіемъ; когда же эти личности зайдутъ въ лавку и купятъ чего-нибудь не торговавшись, то, прощаясь съ ними, ихъ навѣрное назовутъ вашимъ превосходительствомъ.

— Но войдемте, читатель, въ какую-нибудь лавку. Вотъ вывѣска гласитъ, что это лавка купца Калистрата Берендѣева; на ней изображены съ одной стороны сапогъ, съ другой башмакъ, и посрединѣ надпись: «продажа сит. ват. кал. сап. баш. и другихъ суровскихъ товаровъ». У входа на поpогѣ стоитъ огромная корзина съ ватой и двое мальчишекъ, съ ногъ до головы замаранные ею, отчего они кажутся какъ-бы сейчасъ обсыпанными снѣгомъ. У прилавка стоитъ баба въ ситцевомъ, на заячьемъ мѣху, шугаѣ. Молодецъ мѣряетъ ей на деревянный аршинъ коленкоръ; желѣзный аршинъ лежитъ поодаль.