Николай Лейкин - На заработках

— Голубчикъ…Позволь остаться… — дрогнувшимъ голосомъ слезливо заговорила Арина. — Я съ артелью, я съ товарками… Позволь хоть за пятачокъ остаться.

Прикащикъ ухмыльнулся.

— Или ужъ такъ очень наши тряпичные духи понравились? — спросилъ онъ и прибавилъ:- Ну, за пятачекъ оставайся, пятачекъ хозяина не разоритъ.

Арина опять поклонилась ему въ поясъ. Вечеромъ прикащикъ, выдавая на руки женщинамъ «расчетъ», шутливо прибавилъ:

— Ну, съ предстоящимъ праздникомъ васъ, барышни. Будете разговляться на праздникахъ, такъ смотрите, не обожритесь.

— Какое тутъ обжиранье, голубчикъ, — отвѣчала ему Фекла. — Только-бы животы отъ голодухи не подвело. Вѣдь вотъ пять денъ безъ заработка надо просидѣть, а то и шесть. На четвертый-то день праздника примешь-ли на работу?

— Да, да… Съ четвертаго дня у насъ дворъ будетъ открытъ. Кто хочетъ, тотъ приходи на работу. Теперь время весеннее, надо торопиться. Вонъ тамъ у насъ кучи еще не оттаяли, а въ нихъ вѣдь кость и разная разность свалена. За шесть-то дней пооттаетъ хорошенько, такъ тоже разбирать надо. Тряпки разберемъ — за кость примемся. Ну, съ Богомъ! — кивнулъ прикащикъ женщинамъ и спросилъ:- А гдѣ на праздникахъ будете нѣжиться? На постояломъ дворѣ, что-ли?

— Да вотъ ужъ и не знаемъ какъ… Безъ пристанища жить нельзя, а и постоялый-то намъ не по деньгамъ, отвѣчала Анфиса. — Суди самъ: вѣдь тоже на баню нужно, Богу на свѣчку, безъ того чтобъ не разговѣться тоже нельзя, потому христіане… А на какіе достатки при нашихъ заработкахъ-то?

— Ну, никто какъ Богъ… Въ Питерѣ люди съ голоду не мрутъ, ободрительно произнесъ прикащикъ. — Идите на постоялый…

— Да конечно-же на постоялый… А тамъ нужно сообразить, нельзя-ли какъ-нибудь позаложиться, чтобы концы-то съ концами до заработка свести… бормотала Анфиса и прибавила товаркамъ:- Пойдемте, дѣвушки.

Женщины перекинули черезъ плечи кто котомку, кто мѣшокъ, кто полушубокъ, и поплелись съ тряпичнаго двора. Прикащикъ, смотрѣлъ имъ въ слѣдъ и крикнулъ:

— Придите хозяина-то въ первый день Пасхи поздравить! Онъ честь любитъ, похристосуется и по яицу вамъ дастъ, а то такъ и двугривеннымъ посеребритъ вашу братію. Ему двугривенный плюнуть, а почетъ дорогъ…

— Ладно, ладно… Придемъ, голубчикъ… Спасибо тебѣ, что сказалъ и надоумилъ насъ, глупыхъ, отвѣчали женщины и вышли за ворота тряпичнаго двора.

— Стащили въ больницу? спрашивала про Акулину хозяйка постоялаго двора, когда женщины пришли къ ней на ночлегъ.

— Свезла, свезла, сердечную, отвѣчала Арина.

— Спрашивалъ докторъ, откуда она? Записали тамъ нашъ адресъ?

— Спрашивали, милая, спрашивали, гдѣ она ночевала, про квартиру спрашивали и на какой улицѣ и чей домъ, но почемъ я знаю на какой улицѣ и чей домъ! Ужъ ты извини, что не знала. Сказала, что на постояломъ дворѣ — вотъ и все.

— И счастливъ твой Богъ, что не знала! А то доктора сейчасъ прислали-бы болѣзнь искать. И начали-бы тутъ все ворошить да прыскать и переворачивать. Нынче ежели заболитъ постоялецъ да попадетъ въ больницу, такъ просто бѣда! Хлопотъ не оберешься. Но главное, что они навоняютъ въ комнатахъ. Такимъ снадобьемъ прыскаютъ, что просто ужасти! Ну, что-жъ, на всю Пасху ко мнѣ? спросила хозяйка женщинъ.

— Да вѣдь на всю Пасху, такъ паспорты прописывать надо, отвѣчала Анфиса. — Я знаю Питеръ-то, я бывалая. А тамъ при пропискѣ и рубль больничныхъ подай, а у насъ, милая, говоримъ прямо, денегъ-то ни кругомъ, ни около.

— Мужъ можетъ прописать васъ, что вы проѣздомъ, тогда никакихъ больничныхъ. Только за прописку и возьмутъ…

— Нѣтъ, ангелка, намъ каждая копѣйка дорога. Дай ты намъ такъ переночевать сегодня, а что завтра — видно будетъ.

— Чудачка! Да вѣдь у насъ тоже ревизія бываетъ, ревизоры ходятъ, осматриваютъ.

— А придетъ кто осматривать, такъ мы сапоги и котомки на плечи, да и уйдемъ, куда глаза глядятъ. Нѣтъ, ужъ ты, душечка, насъ не тѣсни. Паспорты завсегда при насъ.

— Ладно. Поговорю, я мужу, согласилась хозяйка. — А только боюсь, какъ-бы чего не вышло. Вы хоть харчи-то у насъ берите, а то намъ не расчетъ… — обратилась она, помолчавъ, къ женщинамъ.

— Милая! Да какіе наши харчи! — сказала Фекла. — Пожевалъ хлѣбца — вотъ и сытъ. Нешто мы можемъ разносолы хлебать! Денегъ у насъ у всѣхъ столько, что не знаемъ, какъ и протянуть праздники до заработковъ.

— Ну, хоть хлѣбъ берите, что-ли. Васъ сколько? Девять бабъ? Съ артели мы не дороже лавки будемъ брать. Да самоваръ требуйте… За самоваръ я буду съ васъ по семи копѣекъ брать. А чаю съ сахаромъ можете въ лавкѣ купить.

— Купило-то у насъ притупило, умница. Вотъ развѣ что въ первый день Пасхи у тебя убоинкой да яичкомъ разговѣемся. Безъ этого ужъ нельзя. Самъ Богъ велѣлъ. Хоть заложимся, а ужъ разговѣться разговѣемся.

Видя такихъ маловыгодныхъ для себя постояльцевъ, хозяйка съ неудовольствіемъ покачала головой и перестала разговаривать. Женщины и сами чувствовали себя какъ-бы виноватыми, не знали гдѣ приткнуться и столпились въ углу большой комнаты постоялаго двора. Была пора ужина. Въ комнатѣ пахло щами, кашей и раздражало ихъ аппетитъ. Наконецъ онѣ, одна за другой, вышли на дворъ и стали пересчитывать свои деньги, хотя каждая изъ нихъ знала, сколько у ней есть денегъ.

— Не дотянуть до четвертаго-то дня Пасхи, ежели хлебово хлебать, начала Анфиса. — А самоваръ попросить у ней, дѣвушки, на ужинъ все-таки надо. Двѣнадцать копѣекъ намъ выдетъ, ежели сообща чаю напиться. Семь копѣекъ ей за самоваръ три копѣйки заварку чаю въ лавочкѣ купимъ, да на двѣ копѣйки сахару. Ну, по махонькому кусочку, ну раскусимъ… А ужъ двѣнадцать-то копѣекъ можно… Никто, Богъ…

— Да конечно, можно, согласились женщины. — Все-таки горячее. Иди заказывай хозяйкѣ, да купи у ней десять фунтовъ хлѣба. Все-таки и ей-то будетъ повеселѣй, а то она ровно какъ-бы осовѣла и ужъ косо глядитъ.

Анфиса пошла къ хозяйкѣ, а Фекла побѣжала въ лавочку за чаемъ и за сахаромъ.

Черезъ полчаса женщины сидѣли въ комнатѣ за столомъ передъ большимъ, нечищеннымъ, красной мѣди самоваромъ и ѣли хлѣбъ, захлебывая его чаемъ.

— А что-то теперь наша бѣдная Акулинушка?!. вспомнила Арина и закапала слезами.

— Да ей, милая, теперь лучше насъ, ей-ей, лучше насъ. Я вѣдь лежала въ больницѣ, такъ ужъ знаю, проговорила Анфиса. — Тамъ каждый день горячее, и даже бѣлый хлѣбъ даютъ.

— Въ субботу надо сходить спровѣдать ее. По субботамъ, докторъ сказалъ, пущаютъ.

— Ну, что-жъ, сходимъ, и мы сходимъ, въ субботу, пожалуй, и я съ тобой схожу. Все равно теперь безъ работы сколько дней слоняться будемъ.

— А завтра хоть землячекъ моихъ боровическихъ на огородѣ спровѣдать, что-ли… говорила Арина. — Какъ онѣ тамъ? Что? Да и не слыхали-ли что объ огородныхъ мѣстахъ гдѣ нибудь въ другомъ мѣстѣ.