Николай Лейкин - На заработках

— Пустяки. Она и раньше была путанная, махнула рукой Аграфона.

Въ это время изъ избы показался Ардальонъ Сергѣевъ въ жилеткѣ и красной кумачевой рубахѣ. Увидавъ Аграфену разговаривающею съ женщинами, онъ крикнулъ:

— Къ парникамъ, къ парникамъ, толстопятая! Надо понавалиться и хозяину угодить. Сегодня только до обѣда работаете изъ-за праздничнаго дня, а вѣдь харчи-то вамъ полностью подай.

— Послѣ я вамъ все разскажу, послѣ… Ступайте за ворота и ждите меня тамъ. Послѣ обѣда я къ вамъ выйду, заговорила Аграфена, юркнувъ отъ Арины и Анфисы къ парникамъ.

Арина и Анфиса направились за ворота и носъ съ носомъ столкнулись съ хозяиномъ. Хозяинъ узналъ Арину.

— А! Царевна недотрога! воскликнулъ онъ. — Не подвело-ли ужъ брюхо съ голодухи и не проситься-ли ко мнѣ на огородъ опять пришла? спросилъ онъ.

— Нѣтъ. Есть у насъ работа. Работаемъ по малости, слава тебѣ Господи, скромно отвѣчала Арина.

— То-то я вижу, что ты во французскихъ сапогахъ щеголяешь, кивнулъ хозяинъ на босыя ноги Арины и насмѣшливо улыбнулся.

Аграфену пришлось дожидаться за воротами съ добрый часъ. Женщины, пришедшія съ Ариной, тоже не уходили. Онѣ побродили по улицѣ и присѣли на бережокъ придорожной канавки, идущей мимо забора огорода. Наконецъ Аграфена показалась.

— Покончили на сегодня съ работой, сказала она и прибавила: — Вѣдь вотъ въ праздники здѣсь такое заведеніе для поденщицъ, что парники ты все-таки полей, возись около нихъ, раскутывая да закутывая ихъ рогожами, а ужъ поденной платы хозяинъ не дастъ, а только изъ-за харчей. И такъ всю Пасху будетъ, такъ стоитъ-ли, дѣвушки, жить здѣсь, ежели хорошая работа наклевывается?!

— Охъ, намъ еще хуже! вздохнула Анфиса. — Васъ хоть покормятъ въ праздники да ночлегъ дадутъ и есть у васъ пристанище, а вотъ мы въ праздники и покормись-то на свои деньги, да и за ночлегъ заплати.

— Такъ гдѣ-же, Аграфенушка, на эту работу-то наниматься надо, чтобы дрова пилить? заговорила Арина. — Нельзя-ли и намъ пристать?

— Можно, можно. На распилку дровъ много народу требуется. Прикащикъ здѣсь одинъ на баркѣ нанимаетъ, а барка въ рѣчкѣ у моста стоитъ, тоже съ дровами сюда въ Питеръ пришла. Вотъ ужъ не знаю я, у какого моста-то, а эта самая новоладожская дѣвушка знаетъ. Федосьей ее звать. Она сейчасъ придетъ.

Пришла и новоладожская Федосья, здоровая, рослая дѣвушка, поздоровалась съ Ариной, которую она уже знала по огороду Ардальона Сергѣева, познакомилась съ демянскими женщинами и сообщила, что прикащикъ стоитъ на баркѣ въ Фонтанкѣ у Симеоновскаго моста, что зовутъ его Карпомъ Ивановичемъ, что сплавъ дровъ находится на рѣкѣ Тоснѣ, въ сорока верстахъ отъ Петербурга.

— И вѣдь чѣмъ хорошо тамъ, дѣвушки: плата съ сажени дровъ, сколько ты разстараешься въ работѣ, столько и заработаешь. И никакихъ праздниковъ нѣтъ. Хочешь ты по праздникамъ работать — работай, на себя работаешь и за отработанное все равно тебѣ деньги идутъ. Хоть день и ночь работай, коли ежели въ силахъ.

— Да, да… улыбались женщины. — Ну, чего-жъ еще лучше!

— Такъ вотъ ежели Ардальонъ Сергѣичъ намъ не прибавитъ на праздникахъ къ поденному пятіалтынному, то мы и пойдемъ наниматься.

— Да хоть-бы и прибавилъ, такъ все равно уйдемъ. Ну, много-ли онъ прибавитъ? Ну, пятачокъ прибавитъ, подхватила Фелосья. — Изъ двугривеннаго все равно не стоитъ работать, коли тамъ на дровяномъ сплавѣ по сорока копѣекъ за распиловку сажени дровъ платятъ. Вѣдь это ежели поналечь, то три сажени въ день можно распилить и расколоть, а то и больше. По сорока копѣекъ три сажени — рубль двадцать… Тутъ хоть двугривенный въ день на харчи просаливай, такъ и то не разоришься.

— Вѣрно, вѣрно… заговорили женщины.

Рѣшено было, что Арина и демянскія женщины придутъ къ Федосьѣ на огородъ на второй день праздника и вмѣстѣ съ Федосьей и новоладожской дѣвушкой отправятся къ Симеоновскому мосту, къ прикащику на барку и подрядятся, чтобы идти на распиловку дровъ. Повеселѣвшія, что хоть что-нибудь удачное имѣется въ виду, Арина и демянскія женщины отправились обратно на постоялый дворъ.

Въ Страстную субботу Арина ходила въ больницу навѣститъ Акулину и Аринѣ сопутствовали Анфиса и Фекла. Онѣ принесли Акулинѣ пятачковую булку, но Акулина была въ безпамятствѣ и не только булку не могла принять, но даже и не узнала ихъ. Пока женщины сидѣли около нея, она все металась и бредила. Въ бреду она называла имена свекрови, невѣстки, упомянула про своего ребенка Спиридошу. Посидѣвъ около постели больной съ полчаса, женщины такъ и не могли дождаться, чтобы она пришла въ себя и узнала ихъ. Онѣ передали булку сидѣлкѣ, прося, чтобы сидѣлка отдала булку Акулинѣ, когда та придетъ въ себя, и ушли изъ больницы.

Акулина произвела на Арину, Анфису и Феклу тяжелое впечатлѣніе. Арина всхлипывала, Анфиса утирала мокрые отъ слезъ глаза, Фекла хмурилась и кусала губы.

— Не подняться ей, дѣвушки, ни за что не подняться, говорила Арина. — Видѣли вы ее? Даже потемнѣла вся. Лицо-то что твоя сапожная голенища.

— Ничего, Богъ дастъ, поправится, утѣшала товарку Анфиса. — Въ нутрѣ у ней болѣзнь, нутро у ней жжетъ — вотъ чернота-то наружу и выходитъ.

— Гдѣ поправиться, коли ужъ даже и не узнаетъ никого! Просто руки опускаются… Не знаю, что и дѣлать… Вѣсточку о ней свекрови подать въ деревню, что вотъ больна? Письмо отписать, что-ли?

— Да что-же зря-то писать! Вотъ сходимъ еще разъ къ ней, навѣстимъ, да ежели не будетъ ей лучше, такъ тогда и напишешь. А такъ писать — только пугать.

— Умретъ, безпремѣнно умретъ… твердила Арина.

— Эхъ, дѣвушка! мрачно вздохнула скуластая Фекла! — всѣмъ намъ умереть, такъ и то едва-ли не краше будетъ. Ну, какая наша жизнь?!

Возвращаясь изъ больницы на постоялый дворъ, женщины шли мимо мелочныхъ лавочекъ и булочныхъ съ выставленными на окнахъ куличами, пасхами, крашеными яйцами. На улицахъ уже сновалъ праздничный народъ, таща домой купленную въ лавкахъ провизію для розговѣнья: куски буженины на мочалкѣ, ватрушки съ брусничнымъ вареньемъ, пасхальныя яства. Попадались уже и пьяные. Праздничная суетня была въ полномъ разгарѣ. Это напоминало и женщинамъ, что имъ нужно приготовиться къ празднику, дабы встрѣтить его и обычаямъ.

— Какъ хотите, дѣвушки, а ужъ безъ творожку и ситнаго хлѣба сегодня ночью нельзя. Надо будетъ на всю братью и яичекъ красныхъ хоть десяточекъ купить. Вѣдь мы все-таки христіане, начала Анфиса…

— Да, да… творожку… Пасхи-то готовыя, поди, дороги, такъ мы сами пасху сладимъ на постояломъ, подхватила Фекла. — Руками сбить творогъ въ горку — вотъ и пасха. Ночью снесемъ ее къ церкви и освятимъ, а потомъ и разговѣемся. Вотъ Богу на свѣчку также надо.

— Хватитъ-ли только у насъ денегъ-то на все на это? усумнилась Арина.