Илья Салов - Грачевский крокодил. Первая редакция

Почта одновременно съ этимъ отецъ Иванъ усѣвшись у раствореннаго окна своего дома началъ вмѣстѣ съ Асклипіодотомъ пить чай. Старикъ былъ не въ духѣ. Онъ думалъ о результатѣ поѣздки Анфисы Ивановны къ предводителю, и такъ какъ онъ получилъ уже свѣдѣніе что Анфиса Ивановна сегодня же поѣхала въ Хованщину, то и поджидалъ съ минуты на минуту посланнаго съ отвѣтомъ. Въ это самое время у крыльца раздался стукъ подъѣхавшаго экипажа. Асклипіодотъ выглянулъ въ окно.

— Кто это? спросилъ отецъ Иванъ.

— Кажется исправникъ! проговорилъ Асклипіодотъ.

Отецъ Иванъ послѣшилъ на встрѣчу пріѣхавшему и попросавъ его въ гостиную усадилъ на диванъ и предложилъ чаю. Исправникъ поблагодарилъ и объявилъ что отъ чаю онъ не прочь и выльетъ стаканъ. Исправникъ былъ видимо смущенъ, но все-таки бойко разказалъ что онъ пріѣхалъ сюда прямо отъ предводителя, передалъ о прибытіи Анфисы Ивановны и о томъ что старуха осталась ночевать въ Хованщинѣ. Отецъ Иванъ былъ тоже смущенъ не менѣе исправника, а потому разговоръ не клеился. Наконецъ исправникъ обратился къ отцу Ивану, какъ-то особенно быстро зашмурыгавъ цѣпочкой, проговорилъ что онъ пріѣхалъ къ нему по очень непріятному дѣлу, но которое по всей вѣроятности кончатся или ничѣмъ, или какими-нибудь пустяками. Старикъ поблѣднѣлъ какъ полотно.

— Что такое? спросилъ онъ дрожащимъ голосомъ.

— Вашъ сынъ дома?

— Дома.

— Мнѣ бы хотѣлось поговорить съ нимъ.

— Ужъ не по дѣлу да о кражѣ двухсотъ рублей?

— Нѣтъ, нѣтъ, перебилъ исправникъ. — То дѣло можно считать оконченнымъ, такъ какъ товарищъ прокурора, бывшій одновременно со мной у предводителя, далъ Анфисѣ Ивановнѣ слово дѣло то замять.

— Стало-быть есть еще другое дѣло? едва проговорилъ отецъ Иванъ.

Исправникъ завинтилъ одну ногу за другую, зашмурыгалъ цѣпочкой и принялся успокоивать отца Ивана, но все-таки попросилъ позвать къ нему Асклипіодота. Отецъ Иванъ кликнулъ сына, но такъ какъ Асклипіодотъ не являлся, то старикъ пошелъ самъ за нимъ, но Асклипіодота въ домѣ не оказалось. Пославъ батрака разыскиватъ его, отецъ Иванъ возвратился къ исправнику и попросилъ сообщить ему дѣло по которому онъ пріѣхалъ. Вмѣсто отвѣта исправникъ подалъ отцу Ивану бумагу. Дрожащими руками старикъ надѣлъ очка и развернувъ бумагу подошелъ къ окну; но едва прочелъ онъ первую страницу, какъ пошатнулся и почти упалъ за кресло. Исправникъ подбѣжалъ къ нему и снова началъ его утѣшать и увѣрять что все кто пустяки, что во всемъ этомъ Асклипіодотъ по всей вѣроятности окажется лишь орудіемъ другахъ и что такъ убиваться не изъ чего!..

— Боже мой! шепталъ между тѣмъ старикъ. — Какъ же не убиваться-то когда въ бумагѣ этой говорится объ обществѣ распространенія преступныхъ сочиненій, о пропагандѣ, о томъ чтобы въ квартирѣ сына произвести обыскъ, арестовать его… говорится и o племянницѣ Анфисы Ивановны Мелитинѣ Петровнѣ.

— Да, и о ней! проговорилъ исправникъ.

— И бѣдная старуха знаетъ это?

— Нѣтъ, она ничего не знаетъ и я очень радъ что она осталась ночевать у предводителя, такъ какъ и въ ея домѣ тоже будетъ обыскъ и туда поѣхалъ уже жандармскій офицеръ.

— Что же вамъ дѣлать теперь! глухимъ голосомъ проговорилъ отецъ Иванъ.

Исправникъ объявилъ ни это что какъ ему на тяжело, какъ ни грустно, но что онъ обязанъ обыскать квартиру Асклипіодота. Отецъ Иванъ всталъ, указалъ комнату сына, и когда исправникъ съ понятыми удалилась въ все, отправился въ гостиную, сѣлъ на кресло и взглянувъ на портретъ Серафимы зарыдалъ какъ ребенокъ.

Комната Асклипіодота была обыскана. Въ столѣ была найдены какія-то брошюрки, какіе-то черновые аппелляціонныя жалобы и все это было описано, опечатано и обо всемъ оказавшемся составленъ актъ. Забравъ все это съ собой исправникъ заглянулъ было въ гостиную, но увидавъ рыдавшаго отца Ивана махнулъ рукой и вышелъ. На крыльцѣ встрѣтился ему батракъ и объявилъ что онъ обѣгалъ все село, но нигдѣ не нашелъ Асклипіодота. Исправникъ отпустилъ понятыхъ, сѣлъ въ тарантасъ и приказалъ ѣхать въ Грачевку, въ усадьбу Анфисы Ивановны. Тарантасъ загремѣлъ и вскорѣ скрылся изъ виду.

Почти то же самое происходило и въ усадьбѣ Анфисы Ивановны, съ тою только разницей что Зотычъ, Домна и Дарья Ѳедоровна, съ наступленіемъ сумерекъ и изъ боязни крокодила забившись въ залу, долго не впускали въ домъ пріѣхавшаго жандармскаго офицера, объясняя что самой барыни нѣтъ дома и потому ему здѣсь дѣлать нечего, и только тогда уже, когда онъ догадался объявить что пріѣхалъ ловить крокодиловъ, старики рѣшились отпереть дверь. Мелитины Петровны тоже дома не оказалось, и никто изъ прислуги не видалъ куда и когда она ушла. Въ комнатѣ Мелитины Петровны ничего подозрительнаго не было; въ комодѣ и шкафу кромѣ стараго платья, въ которомъ она пріѣхала, да худыхъ ботинокъ ничего не оказалось, а только въ одномъ углу комнаты была усмотрѣна большая куча пепла отъ сожженныхъ бумагъ.

— Ловко обработано! проговорилъ жандармскій офицеръ, собирая пепелъ. — Какъ видно волкъ травленый.

Въ это самое время въ комнату вошелъ исправникъ.

— Ну что? спросилъ онъ.

— Смотрите! проговорилъ жандармскій офицеръ торжественно и высоко поднимая горсть съ пепломъ. — Стоитъ дунуть, и все исчезнетъ.

Онъ дунулъ, пепелъ разлетѣлся и дѣйствительно въ рукахъ не осталось ничего.

— Эйнъ, цвей, дрей и чипрь пасъ! проговорилъ исправникъ и всѣ засмѣялись.

— А я такъ нашелъ, проговорилъ немного погодя исправникъ показывая привезенный узелъ.

— Да, вы счастливы! Вамъ даже въ карманъ суютъ брошюрки. Навѣрно она же.

Исправникъ расхохотался.

— Куда-же сама-то дѣвалась? спросилъ онъ.

— Неизвѣстно; а вашъ гдѣ?

— Тоже покрыто мракомъ неизвѣстности!

Затѣмъ и здѣсь составленъ былъ актъ, скрѣпленъ подписомъ, а прибывшіе отправились въ Рычи на ночевку. Старики снова заперлись, и въ домѣ все вскорѣ уснуло…

Между тѣмъ ночь давно наступила, одна изъ тѣхъ ночей когда и небо и земля сливаются въ одно нераздѣльное и когда всякій идущій ступаетъ осторожно изъ боязни слетѣть куда нибудь въ оврагъ и протягиваетъ впередъ руки изъ той-же боязни на что-нибудь наткнуться, словомъ, одна изъ тѣхъ ночей когда легче слышать нежели видѣть землю. Тучи заволокли все небо и даже на западѣ не оставили той свѣтлой полоски, глядя на которую можно было бы опредѣлить гдѣ кончается земля и гдѣ начинается небо. Тишина была мертвая, такъ что малѣйшій звукъ замиралъ и долго долго держался въ воздухѣ.

Но за то среди этой темной ночи берега рѣки Грачевки и именно въ томъ мѣстѣ, гдѣ общество ревнителей производило ловлю крокодиловъ представляла великолѣпную картину достойную кисти художника. По случаю темноты обществу пришлось зажечь нѣсколько костровъ, такъ какъ дѣйствительно безъ этихъ костровъ нельзя было ни снастей разобрать, ни разсмотрѣть мѣстности. Костры эти, состоявшіе изъ сухаго валежника и сухаго камыша, багровымъ заревомъ освѣщали окрестность и толпившійся вокругъ нихъ народъ и въ какой-то кровавый лотокъ обращали доселѣ скромную и тихую рѣку Грачевку. Успѣли уже оцѣпить мѣстность на далекое пространство кольцомъ верховыхъ, на обязанности которыхъ лежало стеречь окрестности и въ случаѣ побѣга крокодиловъ дать сигналъ и преслѣдовать ихъ. Всѣ эти верховые были снабжены желѣзными вилами походившими на трезубецъ Нептуна. Разставили капканы, а г. Знаменскій несмотря на то что насилу передвигалъ отъ усталости ноги, все-таки поспѣвалъ туда и сюда поощряя и ободряя участвовавшихъ. Сѣть долженствовавшая перегородить рѣку пониже того мѣста гдѣ купалась Мелитина Петровна была уже въ водѣ и къ каждому крылу этой сѣти было приставлено по пяти человѣкъ. На обязанности ихъ лежало тащитъ сѣть на берегъ какъ только почувствуютъ она возню запутавшихся въ сѣти крокодиловъ; а для болѣе быстраго и вѣрнаго исполненія этого у каждаго берега было приставлено по одному изъ участниковъ въ лодкахъ. Эти обязаны были съ быстротою молніи въ случаѣ успѣха завезти сѣть и при этомъ сильно ботать чтобы помѣшать крокодиламъ выпутаться изъ сѣти и броситься назадъ. Пунктъ этотъ считался самымъ важнымъ стратегическимъ пунктомъ, такъ какъ именно здѣсь, по общему убѣжденію, должна была разыграться настоящая драма.