Николай Лейкин - В родном углу

Старикъ взволновался и началъ блуждать мутными глазами, которые тотчасъ-же и заслезились. Бородка его тряслась, губы беззвучно шамкали. Онъ сталъ тяжело дышать.

Сухумову стало неловко слушать жалобы старика и онъ старался перемѣнить разговоръ, перенеся его на вино, которое привезъ съ собой.

— Отецъ Рафаилъ, зять вашъ, былъ такъ любезенъ, что, навѣстивъ меня, явился ко мнѣ съ гостинцемъ, принесъ меду изъ своихъ ульевъ, а вотъ я въ отвѣтъ на его любезность привезъ ему бутылку хорошаго вина: мадеры.

Но старикъ не слушалъ Сухумова. Отдышавшись, онъ продолжалъ:

— А мнѣ ужъ за восемьдесятъ лѣтъ… Дочка-то Настасья у меня послѣдняя… поскребышъ, такъ сказать. Старшій сынъ давно ужъ іеромонахомъ умеръ… Второй сынъ утонулъ… Ѣхалъ черезъ рѣку на требу во время ледохода и перевернуло лодку. Давно это… Третій сынъ дьякономъ… и посейчасъ живъ, но не помогаетъ. Пишу… А онъ отвѣчаетъ: «семья… вы у дочки… у васъ зять»… А они не цѣнятъ, не помогаютъ…

Старикъ опять свелъ на жалобы и закашлялся. Показалась Раиса.

— Тетя сейчасъ придетъ… — проговорила она, прошла за занавѣску, которой была разгорожена комната, вынесла оттуда черную кофту и вмѣстѣ съ ней опять удалилась.

Старикъ-священникъ все еще продолжалъ кашлять, держась за грудь. Лицо его налилось кровью.

Къ Сухумову подошелъ, поднявшись изъ-за стола, сынъ отца Рафаила, тотъ, который былъ поменьше, одѣтый въ бумазейную сѣрую рубашенку безъ опояски и, дѣлая серьезное лицо, сказалъ:

— Если у васъ гостинцы, то отдайте намъ съ Федей… Лавочникъ Аверьянъ Сергѣичъ всегда намъ отдаетъ.

Сухумовъ улыбнулся и тронулъ мальчика за плечо.

— Нѣтъ, голубчикъ, сегодня я безъ дѣтскихъ гостинцевъ… Но я вамъ привезу… Привезу или пришлю, — проговорилъ онъ.

— Лавочникъ Аверьянъ Сергѣичъ вчера былъ у папы и принесъ намъ винныхъ ягодъ… — продолжалъ ребенокъ. — Винныхъ ягодъ и финиковъ… Финиковъ мамѣ.

— И врешь… Финиковъ мамѣ онъ не принесъ… Мамѣ онъ принесъ плитку постнаго сахару, — поправилъ брата второй мальчикъ, постарше, продолжавшій сидѣть за столомъ и ковырявшій у себя въ носу.

Младшій продолжалъ:

— А вы если будете присылать намъ гостинца, то пришлите царскую карамель. Такъ и написано на коробкѣ: царская карамель.

Изъ сосѣдней комнаты послышался голосъ Раисы:

— Да вы никакъ у гостя гостинца выпрашиваете? Да какъ вамъ не стыдно! Ахъ, вы срамники этакіе! Развѣ можно гостинцевъ просить! Сейчасъ выйдетъ Настасья Сергѣвна. Ужъ вы извините… Нужно ей попріодѣться… А то ребенка мыла… — проговорила она, появляясь въ столовой и присѣла на стулъ.

Сухумовъ взглянулъ на Раису и увидѣлъ, что и она ужъ успѣла прифрантиться, пришпилить на груди голубой бантъ.

Старикъ-священникъ, откашлявшись, опять началъ плакаться, говоря:

— Прошу новые сапоги съ калошами — отказъ. Отвѣчаютъ: «хорошъ ты и въ валенкахъ»… Вотъ онъ зять-то!

— Бросьте, отецъ Григорій! — остановила его Раиса. — Развѣ господину Сухумову интересно выслушивать жалобы! И если-бы еще онѣ были справедливы! А то вѣдь все это неправда…

— Неправда? Неправда? — хриплымъ голосомъ закричалъ старикъ. — А гдѣ у меня сапоги? Гдѣ у меня калоши? Дочка говоритъ: «вы, говоритъ, батюшка, все-равно зимой на улицу не выходите»… Анъ вретъ!

Старикъ затрясся.

— Вы лучше-бы пошли къ себѣ за перегородку да прилегли… Давно вѣдь ужъ здѣсь сидите… — предложила старику Раиса. — Право пошли-бы…

Старикъ пошамкалъ губами, повращалъ глазами и ужъ спокойно отвѣчалъ:

— Веди…

Раиса подошла къ нему, взяла его подъ руку, помогла приподняться изъ-за стола и повела въ сосѣднюю комнату. Старикъ еле переступалъ. Вернувшись оттуда, она съ легкой улыбкой сказала Сухумову:

— Не въ здравомъ умѣ вѣдь у насъ дѣдушка-то. Давно вѣдь ужъ такъ… Иногда, вѣрите-ли, какъ дитя…

— Да это видно, — кивнулъ Сухумовъ.

— А только и блажитъ-же иногда! Мученье. На весь домъ тоску наводитъ, — прибавила она и опять сѣла.

— Я, кажется, совсѣмъ помѣшалъ вамъ, — началъ Сухумовъ. — Вы дѣтей учили…

— Да… Но это что! Можно и въ другой разъ… Можно и послѣ обѣда… У меня и у нихъ времени всегда много… — говорила она. — Да къ тому-же я и учу и что-нибудь другое дѣлаю… Вотъ сейчасъ… Они читали, я слушала и салфетку вязала.

И Раиса кивнула на лежавшее на столѣ вязанье.

— Скажите, но отчего-же они въ училищѣ учиться не хотятъ? Вѣдь у васъ есть здѣсь училище, — проговорилъ Сухумовъ.

— А я-то на что? Вѣдь и я могу… такъ зачѣмъ-же имъ ходить и студиться на морозѣ? — спокойно отвѣчала Раиса. — Кромѣ того, и мнѣ это практика… Вѣдь я кончила на церковно-приходскую учительницу. У меня свидѣтельство… Я мѣсто ищу… Когда-нибудь и придется учить въ школѣ.

Вошла попадья Настасья Сергѣевна и сейчасъ-же въ прихожей раздались шаги отца Рафаила, вернувшагося съ урока. Его привѣтствовалъ радостный лай пса Гусара.

Сухумовъ передалъ отцу Рафаилу вино, посидѣлъ еще съ четверть часа, выкурилъ папиросу и сталъ отправляться домой. Семья священника радушно удерживала его остаться обѣдать, попадья сообщала ему, что у нихъ и сегодня пирогъ, но онъ не остался даже и чаю выпить, хотя Раиса и внесла уже на подносѣ два стакана чаю.

— Во-первыхъ, чай мнѣ запрещенъ, а во-вторыхъ, боюсь я простудиться на морозѣ сейчасъ послѣ чаю, — оправдывался Сухумовъ.

Вся семья священника вышла провожать его въ прихожую.

— Чай запрещенъ! — дивился отецъ Рафаилъ. — Вотъ ужъ это удивительно! Что можетъ быть безвреднѣе чаю! Мудрятъ доктора, прямо мудрятъ. Докторъ Кладбищенскій мой пріятель, а ужъ и у него умъ за разумъ зашелъ.

— На нервы дѣйствуетъ, — говорилъ Сухумовъ, надѣвая калоши.

— А вы отъ нервовъ попейте черничнаго листа. Прелесть. Какъ рукой сниметъ. Я, кажется, говорилъ вамъ о черничномъ листѣ. Попробуйте. Вѣдь у насъ есть много-народныхъ средствъ, которыя доктора не любятъ употреблять. Хуже не сдѣлается, а авось и облегченіе получите.

Надѣвъ на себя шубу, Сухумовъ сталъ звать отца Рафаила къ себѣ въ гости.

— Соберитесь какъ-нибудь вечеркомъ всей семьей. Вы, супруга ваша, племянница.

— Ей? — удивился отецъ Рафаилъ, кивнувъ на жену. — Да развѣ ей можно куда-нибудь отлучиться на цѣлый вечеръ! Да у насъ крыша съ дома слетитъ, вотъ какой кавардакъ надѣлаютъ. Да и тестъ старикъ. Онъ хуже ребенка!

— Кажется, ужъ вы очень преувеличиваете. Но если это такъ, то хоть съ племянницей пожалуйте. Она просила прислать ей что-нибудь почитать. Библіотека у бабушки очень старая, книги все старинныя и я, право, затрудняюсь выборомъ, такъ вотъ кстати она что-нибудь и выберетъ.

— Ахъ, Боже мой! Но если ничего нѣтъ для чтенія, такъ будемъ читать что-нибудь и старое, — сказала Раиса.