Николай Лейкин - В родном углу

— Ну, вотъ и прошу васъ придти выбрать. А мнѣ своимъ посѣщеніемъ вы доставите большое удовольствіе.

Сухумовъ сдѣлалъ общій поклонъ и, нахлобучивъ шапку, вышелъ въ сѣни.

— Гостинца-то не забудьте прислать, что обѣщали, — послышался ему вслѣдъ голосъ младшаго сынишки священника.

— Пришлю, пришлю, мой милый, — откликнулся Сухумовъ, не оборачиваясь и тутъ-же услыхалъ визгъ ребенка, очевидно получившаго подзатыльникъ отъ кого-нибудь изъ родителей.

«Дѣвушка не мудрая, но миленькая, очень миленькая, — разсуждалъ Сухумовъ, возвратившись къ себѣ домой. — Имѣетъ свидѣтельство на сельскую учительницу, читать любитъ. Но ей — я воображаю, какъ скучно здѣсь, хотя она и привыкла къ деревнѣ! Вѣдь молодостью дышетъ, жизнью.»

Вторая поѣздка къ священнику произвела на него пріятное впечатлѣніе. Онъ какъ-то сталъ еще бодрѣе, ѣлъ недурно за обѣдомъ, шутя съ камердинеромъ и разсказывая ему, что «вотъ онъ возьметъ да и женится здѣсь».

Улыбнулся и Поліевктъ, никогда неулыбающійся.

— Было-бы на комъ, ваше высокородіе! Здѣсь уголъ медвѣжій, — сказалъ онъ.

— Знакомиться буду. Отыскивать знакомства. Управляющій говоритъ, что здѣсь ближе пятнадцати верстъ теперь и благородныхъ помѣщиковъ нѣтъ, да и то старухи. А все вокругъ сѣрыми купцами скуплено.

— А купцы развѣ не люди?

— Благородному-то помѣщику отъ такого отродья невѣсты не подходятъ.

— Какой вздоръ! Я въ бѣлую и черную кости не вѣрю. Да и вообще… Ну, не на купеческой дочкѣ, такъ на какой-нибудь земской акушеркѣ женюсь, на учительницѣ.

— Тоже подъ фасонъ не подойдетъ. Какая- же это супруга для барина! Нѣтъ…

Поліевктъ покрутилъ головой.

— А я читалъ записки бабушки, такъ она въ одномъ мѣстѣ говоритъ, что мой прадѣдъ былъ женатъ на крѣпостной дѣвушкѣ, - сказалъ Сухумовъ.

— Позвольте… А развѣ это хорошо? Совсѣмъ ужъ нехорошо. Это все равно, если-бы я былъ женатъ на княгинѣ.

— Ну, однимъ словомъ, знакомиться буду. Буду знакомиться со всѣми… А послѣ знакомства выберу лучшую, какую-нибудь этакую пупочку, да и того… Вотъ ты тогда и смотри на меня, какъ на неизлѣчимаго больного! — закончилъ Сухумовъ.

Послѣ обѣда онъ прикурнуль на кушеткѣ и подремалъ съ часъ.

«Надо знакомиться, непремѣнно надо знакомиться съ здѣшней сельской аристократіей, — думалъ онъ, расхаживая по спальнѣ. — Завтра поѣду школу осматривать, познакомлюсь съ учителемъ. Какой ни есть. но все-таки учитель… деревенская интеллигенція. Послѣзавтра къ доктору… А тамъ кто еще есть? Становой, лѣсничій, акцизный… Ну, станового по боку… Не люблю нихъ… А до лѣсничаго доберусь… Надо посмотрѣть, какой такой лѣсничій есть. Буду знакомиться, буду знакомиться…»

И Сухумовъ, маршируя по спальнѣ, сталъ даже напѣвать послѣднюю фразу.

Ночь была проведена безъ кошмаровъ. Это уже была вторая спокойная ночь. Сухумова это несказанно радовало.

— Поліевктъ Игнатьичъ… А вѣдь портреты-то дѣдушекъ мнѣ сегодня опять не снились, — весело сказалъ онъ своему камердинеру, подававшему ему утромъ парное молоко.

По имени и по отчеству онъ его звалъ очень рѣдко, когда бывалъ въ исключительно веселомъ настроеніи духа.

Поліевктъ сейчасъ-же сдѣлалъ строго-серьезное лицо.

— Оплюйтесь, ваше высокородіе, оплюйтесь… Нехорошо такъ говорить. Словно опять вызываете… — пробормоталъ онъ и самъ сталъ плевать. Тьфу, тьфу, тьфу! — Какъ вы на языкъ праздны! — покачалъ онъ головой. — Вѣдь я и безъ разговоровъ вашихъ все это чувствую, а ничего не говорю.

— Какой ты суевѣрный, Поліевктъ! — покачалъ головой Сухумовъ.

— Будешь суевѣрнымъ, коли все въ точку приходится. Шестой десятокъ на свѣтѣ живу и вижу, какъ потрафляется. А панихидку-то вы все-таки по нимъ отслужите, не пренебрегайте этимъ. Ну, что вамъ стоитъ! Священникъ теперь у васъ знакомый. Онъ живо отслужитъ.

— Отслужу, отслужу… Будь покоенъ, — отвѣчалъ, улыбнувшись, Сухумовъ, рѣшивъ и въ самомъ дѣлѣ почтить своихъ предковъ панихидой, такъ какъ въ это время у него мелькнула мысль, что это составитъ лишній поводъ побывать у священника и повидаться съ Раисой.

Раиса ему нравилась. Она нравилась уже потому, что производила оба раза на его нервы какое-то особое успокаивающее дѣйствіе.

Послѣ завтрака Сухумовъ велѣлъ закладывать лошадь и поѣхалъ осмотрѣть школу и познакомиться съ учителемъ.

Школа находилась на церковной, она-же и базарная, площади, на противоположной сторонѣ отъ домика священника Тиховздохова. Когда Сухумовъ проѣзжалъ мимо жилища священника, его такъ и подмывало свернуть къ нему хоть за тѣмъ, чтобы переговорить о задуманной панихидѣ, при чемъ въ воображеніи мелькнуло миловидное личико Раисы, но онъ удержался, сказавъ себѣ мысленно: «не ловко-же каждый день подъ-рядъ», и свернулъ на противоположную сторону площади къ школѣ.

«Сухумовское земское училище», какъ гласила вывѣска, помѣщалось въ большомъ ветхомъ одноэтажномъ сѣромъ деревянномъ домѣ, сѣромъ не отъ окраски обшивки, которая была когда-то желтой и вся облиняла, а отъ дождей, снѣговъ, непогодъ, десятки лѣтъ осаждавшихся на этомъ домѣ, котораго не касался ремонтъ. Входъ былъ со двора. Нужно было войти черезъ калитку тоже очень ветхихъ и даже покосившихся воротъ, затѣмъ обогнуть домъ и ужъ войти на крыльцо въ сѣни, что Сухумовъ и сдѣлалъ.

Сѣни училища имѣли самый неприглядный видъ. На полу былъ натасканный ребятишками на ногахъ снѣгъ. Пахло карболовой кислотой въ смѣси съ хлористой известью и камфарой. Въ квартиру училища вела обитая рогожей дверь. Сухумовъ отворилъ ее и уже въ прихожей, гдѣ на гвоздяхъ висѣла ветхая одежда учениковъ и ученицъ, его обдало самымъ тяжелымъ жилымъ запахомъ людской скученности. Изъ сосѣдней комнаты, составляющей классъ, черезъ не вполнѣ притворенную дверь доносилась диктовка. Диктовалъ мужской тенористый голосъ, прерывался и спрашивалъ:

— Ну, что? Написали?

Пока Сухумовъ раздѣвался, въ прихожую выбѣжалъ бѣлокурый мальчикъ въ рубахѣ безъ опояски, разстегнутой жилеткѣ и валенкахъ съ большого человѣка, остановился въ недоумѣніи, ковырнулъ пальцемъ въ носу и опрометью бросился обратно. Вслѣдъ затѣмъ выглянулъ изъ класса худой блѣднолицый человѣкъ съ сильно впалой грудью, тоже бѣлокурый, рѣдкіе волосы котораго, остриженные по-русски, висѣли, какъ плети. Онъ былъ въ сѣромъ пиджакѣ съ шеей, обмотанной желтымъ гаруснымъ шарфомъ, въ валенкахъ и съ карандашемъ за ухомъ. Держа въ одной рукѣ книжку, а другой пощипывая клинистую бородку, онъ прищурился и смотрѣлъ подслѣповатыми глазами на Сухумова, который по книгѣ и карандашу за ухомъ тотчасъ-же догадался, что это учитель.

— Здѣшній помѣщикъ Сухумовъ… Я желалъ-бы осмотрѣть училище, если позволите, — отрекомендовался Сухумовъ.