Александр Амфитеатров - Умница

Князь М. его не забывалъ и всегда съ неизмѣнной благосклонностью допускалъ къ себѣ, а Хромовъ, между балагурствомъ и краснобайствомъ, умѣлъ вставить нѣсколько словъ ѣдкой правды, — и надъ головами его вороговъ собиралась жестокая гроза. Началась крымская компанія. Князь доставилъ Хромову выгодный подрядъ. Несмотря на всѣ скандалы интендантской неурядицы того печальнаго времени, Хромовъ вышелъ изъ своего предпріятія чистымъ, какъ стекло, съ репутаціей честнѣйшаго изъ поставщиковъ и истиннаго патріота, а, вдобавокъ ко всему, съ полумилліономъ барышей въ карманѣ. Владѣя крупнымъ капиталомъ, онъ все шире и шире бралъ радіусъ своихъ коммерческихъ дѣлъ и, скончавшись въ 1882 г., оставилъ своей дочери Анастасіи Романовнѣ ровно четыре милліона рублей.

Анастасіи Романовнѣ тогда только что минуло двадцать два года. Она была старшей дочерью Хромова отъ брака его съ бѣдной дворянкой Саратовой, заключеннаго еще въ то время, когда звѣзда хромовскаго счастья только что начала разгораться. Многіе изъ купечества предчувствовали будущій блескъ этой звѣзды, и Романъ Прохоровичъ не зналъ отбоя отъ свахъ, но онъ вѣрно расчиталъ, что, связавъ себя съ богатой, но «сѣрой» невѣстой, самъ навсегда останется сѣрымъ, какъ туго ни набей мошну; а его честолюбіе шло много дальше. Захудалые и забвенные въ столицѣ Саратовы были близкой родней оскудѣвающимъ и забываемымъ Стремроловскимъ; эти были связаны до женской линіи съ баронами Эрнстъ-Траумфеттерами, фамиліей аристократической, гордой и вліятельной, но вѣчно нуждающейся въ деньгахъ, и, наконецъ, баронесса Траумфеттеръ приходилась родной племянницей князю М., покровителю Хромова.

Поэтому нечего удивляться, что зимой 1872 года въ гостиной баронессы разыгралась весьма трогательная сцена. Романъ Прохоровичъ — во всегдашнемъ своемъ костюмѣ: бархатной поддевкѣ, голубой рубахѣ и шароварахъ въ высокіе сапоги, но съ брилліантами на пальцахъ и при золотой цѣпочкѣ въ мизинецъ толщины, — стоялъ предъ баронессой на колѣняхъ и, держа за руки двухъ въ пухъ и прахъ разряженныхъ дѣвочекъ, причиталъ въ томъ «народномъ» стилѣ, который въ то время вошелъ въ моду.

— Матушка-барыня! твоя свѣтлѣйшая милость! не осуди ты меня, мужика-дурака! Не я прошу — нужда проситъ: сними съ моей души грѣхъ! призри сиротъ!.. Что я съ ними буду дѣлать? Я, матушка, сиволапъ, гужеѣдъ, въ лѣсу выросъ, пенью молился, а дѣвочки мои, хотя по родительницѣ, - упокой, Господи, ея душу, дай ей царство небесное! — Дворянскія дѣти! Пригоже-ли имъ, сіятельная ты моя, оставаться къ нашей темнотѣ? Успокой ты меня, матушка, твое высокопревосходительство: возьми къ себѣ моихъ сиротъ, и пусть онѣ у тебя всякую науку произойдуть, а ужъ я въ долгу не останусь. И князь Ѳедоръ Ѳедоровичъ М. этомъ же тебя, матушка, проситъ…

Баронесса — дама весьма мечтательная и великая фантазерка. — была тронута: колѣнопреклоненный милліонеръ показался ей чуть не «Антономъ Горемыкой»; она плакала о покойной Хромовой искренними слезами, какъ будто та была ея ближайшимъ другомъ, хотя никогда въ жизни не видала жену Романа Прохоровича въ глаза и даже впослѣдствіи не твердо помнила имя этой горько оплаканной quasi-подруги. Нынче баронесса говорила Насгѣ: «votre mère, cette petite chérie, ma toujours charmante Barbe»… а завтра другая сестра, маленькая Таня, слышала изъ устъ благодѣтельницы, что мамашу ее звали Еленой, Анной, Eudoxie и т. д., смотря по первому имени, пришедшему на память г-жѣ Траумфетгеръ. Воспитанницы были выгодны баронессѣ: Хромовъ кредитовалъ каждую дочь на десять тысячъ въ годъ и ни разу не спросилъ отчета у ихъ воспитательницы!.. Дочерей онъ навѣщалъ довольно часто и въ каждый свой пріѣздъ осыпалъ подарками чадъ и домочадцевъ траумфеттеровскаго семейства.

Дѣвушки горячо любили отца. Въ петербургскомъ большомъ свѣтѣ долго ходилъ разсказъ о томъ, какъ на одномъ изъ журъ-фиксовъ баронессы внезапно показалась на порогѣ гостиной богатырская патріархальная фигура Хромова, экстренно прибывшаго изъ Нижняго, и обѣ сестры, забывъ лоскъ аристократическаго воспитанія и своихъ изящныхъ кавалеровъ изъ дипломатическаго корпуса, бросились на шею старика съ самымъ искреннимъ и увы! — отчаянно тривіальнымъ восклицаніемъ: — Тятенька!

Когда Настѣ минуло восемнадцать лѣтъ, отецъ спросилъ се:

— Ну, Настасья, хочешь замужъ? Мигомъ тебя просватаемъ. Денегъ у насъ много, а баронесса найдетъ тебѣ жениха… Да еще какого: Рюриковича, съ четырьмя фамиліями!

Но Анастасія Романовна замужъ не хотѣла.

— Видите-ли, тятенька, — говорила она, — если я теперь пойду замужъ, то непремѣнно попаду въ ежовыя рукавицы, потому что я молода и еще мало, что видѣла. За купца, я, дѣйствительно, не хочу итти, а вся эта знать — народъ не дѣловой, мало практичный. Ну, вдругъ, вы умрете? — останется намъ съ сестрой вашъ капиталъ. Сама я не сумѣю съ нимъ справиться — придется либо довѣряться управляющимъ, либо благовѣрнаго припустить къ дѣлу. Неужто не жаль будетъ, что ваши денежки, нажитыя потомъ и кровью, прахомъ пойдутъ въ чужихъ — Богъ знаетъ какихъ — рукахъ? Нѣтъ, вы сдѣлайте вотъ что, тятенька: возьмите меня отъ Траумфеттерши, да. познакомьте со своимъ дѣломъ. Вы не смѣйтесь: я, хоть и женщина, а понимать могу — ваша дочь. А когда стану въ курсѣ дѣла, тогда посмотримъ, замужъ ли итти, подождать-ли: жениховъ у насъ, при нашемъ капиталѣ, не занимать стать… всегда успѣемъ!

Восхищенный старикъ расцѣловалъ дочь.

— Моя кровь! моя кровь! — самодовольно говорилъ онъ. — Спасибо! утѣшила!

Въ Нижнемъ Анастасія Романовна съ поразительной быстротой вошла въ «курсъ дѣла», и Хромову оставалось только разводить руками и радоваться за коммерческія и административныя способности дочки. Служащіе боялись ея контроля больше чѣмъ самого грознаго Романа Прохоровича. Анастасія Романовна держала себя со всѣми просто, товарищески, ласково, даже не безъ кокетства, а, между тѣмъ, часто послѣ самаго любезнаго, почти игриваго разговора съ нею, какой-нибудь управляющій конторой или главный приказчикъ стремглавъ вылеталъ со службы. Ея финансовый талантъ и инстинктивное пониманіе людей были по-истинѣ необыкновенны; вскорѣ Хромовъ настолько привыкъ къ руководству дочери, что смѣло брался за одобряемыя ею операціи, не колеблясь принималъ на службу рекомендуемыхъ ею людей и не имѣлъ случаевъ раскаяваться. Свой послѣдній пріобрѣтенный милліонъ Хромовъ откровенно приписывалъ участію въ своихъ дѣлахъ Анастасіи Романовны и часто говорилъ ей, глядя на нее умиленными глазами:

— Бисмаркъ ты у меня, Настя! Ухъ, какой Бисмаркъ! Дальше меня пойдешь! Большой ты корабль — большое тебѣ будетъ и плаваніе!

Въ 82-мъ году Хромовъ поѣхалъ въ Петербургъ навѣстить свою младшую дочь Таню, все еще проживавшую у Траумфеттеровъ; она на четыре года разнилась въ лѣтахъ съ Настей. Вскорѣ изъ Питера дряшла тревожная телеграмма: «Романъ Прохоровичъ разбитъ параличемъ, пріѣзжай»… Анастасія Романовна застала отца умирающимъ. Причиной удара было семейное несчастіе: Таня увлеклась однимъ опернымъ артистомъ и въ одинъ прекрасный день сбѣжала съ нимъ вмѣстѣ за-границу…

Читать дальше