Степан Злобин - Остров Буян
- Название:Остров Буян
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Художественная литература
- Год:1981
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Степан Злобин - Остров Буян краткое содержание
В том входит роман «Остров Буян», посвященный известному событию русской истории середины XVII века — восстанию угнетенного населения Пскова в 1650 году против засилия феодального строя.
Остров Буян - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Народ знал Неволю как одного из вожаков восстания.
— Братцы! — воскликнул Неволя. — Пропадаем, братцы. Нечем дыхнуть. Повсюду стрельцы да пушки… Пришло с государем мириться!..
Поп Яков и Мошницын в смятении переглянулись. Стрелец Копыто схватился за саблю, но в народе раздался ответный клич:
— Пропадаем, Ефим. Дыхнуть нечем!
И Неволя, ободренный народным кличем, осмелел:
— Величался Гаврилка Демидов, лез в старосты, а зачем лез Гаврилка? Для бездельной корысти, — сказал Неволя. — Пришла на город беда, прилезли солдаты. Где же наши старосты, господа? Где воевода народный?! Пьяный лежит Гаврила! До чего допился — Томилу Слепого за боярина принял, хотел пытать! Куда его деть? В тюрьму его, братцы! Город он пропил!..
— Брешешь ты! — крикнул Михайла, поняв, что случилось во Всегородней избе.
— Молчи, кликун! — заорал Захарка на кузнеца. — Загубили мир, да и беситесь, как собаки!
Михайла сжал кулаки, услышав слова Захарки.
— Помолчи, Михайла, — успокоил поп Яков, — не распаляй народ: после скажешь…
А Неволя Сидоров продолжал:
— Как началась гиль, уговаривал я вас, братцы, не делать насильства и всякого худа. Гнали меня, не слушали. Вижу — народ велит встать с ружьем, и я встал. Измены кто от меня видел? И я за народ стоял по стенам и в бой не по разу вылазил, с дворянами бился, грех приимал… Во всем был в думе с заводчиками, а ныне, братцы, что делать нам, городу?
— Сказывай, как ты мыслишь! — крикнули из толпы старых стрельцов.
Народ слушал Неволю не потому, что был он умен, не потому, что его любили и знали, а потому, что Неволя сегодня читал в сердце народном и говорил то, что думал смятенный, напуганный окружением города и усталый от осады народ.
Неволя сказал, что мыслит «обрать новых старост», которые спасут город от царского гнева и помирят с царем.
— Как Мишке Мошницыну к мировой гнуть, коли царь его смертью казнить велел! Как ему добром порешить, коли все спасение его в мятеже: не станет гили — и Мишки не станет, а Мишка из страха вас всех за собой поведет под топор… А надобно, господа, обрать таких новых старост, коих весь город знает да коих и царь казнить не велел. И те старосты для своей корысти от мира город не станут клонить…
Если бы вздумал Неволя молвить такие слова три дня назад, его бы стащили с дощана и разорвали в клочья, но сегодня слушали его со вниманием, и отдельные крики протеста заглохли в одобрительном гуле голосов.
Когда же Прохор Коза влез на дощан, чтобы сказать свое слово после Неволи, старые стрельцы из толпы закричали:
— Слазь, не то из пищалей побьем! Слазь, гилевской голова! Ты с Гаврилкой в совете был! Спьяну друг дружку пыхали, бражники!
Прохор махнул рукой и соскочил с дощана.
Тогда вышел Левонтий Бочар и рассказал о том, как ночью в Гремячей башне пьяный Гаврила буянил вдвоем с пьяным разбойником Пястом, пытая невинных людей…
Бочар обозвал Гаврилу изменщиком, и тогда внезапно народ закричал:
— Сам ты изменщик! Ступай к сатане! Брехун!
Мошницын увидел, что народ все же любит хлебника и верит ему.
Он решил, что теперь, когда Бочар просчитался, пора вступить в спор. Стоявший рядом поп Яков подтолкнул его локтем. Михайла шагнул к дощану, но его опередил стрелецкий пятидесятник Абрам Гречин.
Гречин заговорил о том, что хотя Гаврила и не изменник, но в самый опасный час напился и проспал городскую беду…
— Бывает, господа, что сын родной напаскудит, — сказал Абрам, — не убить насмерть батьке того сына, а возьму я добрый дубец да сына гораздо жахну, чтобы не клецкался, бельмы не наливал…
В народе послышался одобрительный смех.
— А плакать станет, скажу: сам, Савостенька, виноват!
И народ засмеялся, потому что Савостенька Гречин, гуляка, сын пятидесятника, стоял тут же у дощана и смутился словами отца.
— Так и с хлебником нашим Гаврилой: наш староста, нашу руку во всем держал, да нажрался винища и стал не свой… На мой бы ндрав, так палкой такого, а миру неладно старосту палкой. Ну, ин в тюрьму его на неделю, а то на три дни, а там и пустить на волю, да только не в старосты!.. — Кругом одобрительно загудели.
— Тебя, что ли, старостой?! — крикнул Михайла.
— Пошто меня? — отозвался Абрам. — Получше меня есть люди: Михайла Русинов али Неволя чем вам не старосты?!
— Больших руку тянешь! — крикнул Агапка-пуговичник.
— Под воеводу хошь! — поддержал Агапку Прохор Коза. — Я скажу, как меня нынче ночью за правду…
— А ну вас! Не даете сказать, то не надо! — Абрам Гречин махнул рукой и спрыгнул в толпу.
Тогда зашумел народ:
— Говори, Абрам, говори!
Гречин снова залез на дощан.
— Не дают сказать. За саблю хватается Прошка! Мне за мир головы не жалко, да без дела помирать не хочу, — слащаво сказал Абрам.
— Сказывай дело, Абрам, не дадим в обиду! — крикнул стрелецкий пятидесятник Тимофей Соснин.
— Про што сказывать?
— Кого старостой обирать, — прокричал Захарка.
— Да мало ль народу! Не хотите из больших — меньшие есть честные люди — Левонтий Бочар, Федор-сапожник…
И с этого мгновения никто не говорил уже о том, чтобы оставить прежних старост. Шел спор только о том, кого выбрать.
Поздно вечером кончили сход и решили на сходе Гаврилу Демидова за пьянство на три дня посадить в тюрьму, а в Земскую избу выбрать новых людей.
И выбрали всегородним старостой богатого гостя Михайлу Русинова, с ним во Всегородней избе посадили Ивана Устинова — от больших; Анкиндина Гдовленина — от середних посадских; от меньших — Левонтия Бочара и Федора-сапожника, да от стрельцов — троих пятидесятников: Неволю Сидорова, Абрама Гречина и Тимофея Соснина.
А когда народ расходился с площади, то все шли вразброд, поодиночке, в молчании и думали, что неладно сделали, и не глядели друг другу в глаза.
Прежде каждый раз после схода горожане стояли толпами у ворот и гомонили часами по улицам, обсуждая и договаривая, что было еще не досказано. Теперь же вдруг опустела площадь, вдруг опустели, затихли улицы, и по домам быстро угасли огни… Лишь в окне Всегородней избы горела свеча…
С рассветом Михайла сидел у стола, положив голову на руки, угрюмый и молчаливый.
Аленка не смела входить в горницу.
Михайла обдумывал все происшедшее за время восстания. Десяти дней не хватило до полугода с тех пор, как город восстал, а люди за это время узнали столько, что даже и за сто лет не узнать.
Михайла обвел взглядом горницу. Здесь все было по-прежнему: горшки да лапешки на полках, на столе каравай, обернутый шитой ширинкой, на кутнике тоже шитый полавник, темные образа с трепещущим огоньком лампадки в прокопченном углу. На гвозде у полатей Якунина шапка… А вот… Якуни уже нет!..
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: