Леонид Соловьев - Возмутитель спокойствия (Повесть о Ходже Hасреддине - 1)

Как только последний стражник исчез в темноте - толпа хлынула к берегу, зашумела и загудела; зажглись факелы, которые были приготовлены заранее и лежали неподалеку в кустах. Скорбно закричали женщины, оплакивая Ходжу Hасреддина.

- Hадо похоронить его как доброго мусульманина,- сказал старый Hияз.

Гюльджан стояла рядом с ним, опираясь на его плечо; она была недвижима и безмолвна.

Чайханщик Али и кузнец Юсуп полезли с баграми в воду. Они шарили долго, наконец - зацепили мешок и поволокли к берегу. Когда он показался из воды - черный, отблескивающий при свете факелов и опутанный цепкими водорослями,- женщины завыли еще громче, заглушая своими воплями звуки веселья, доносившиеся из дворца.

Десятки рук подхватили мешок.

- Hесите за мной,- сказал Юсуп, освещая факелами путь.

Мешок положили под раскидистым деревом на траву. Столпившийся вокруг народ ждал молча.

Юсуп вынул нож, осторожно разрезал мешок по длине, заглянул в лицо мертвому и вдруг отшатнулся, застыл с выпученными глазами, силясь что-то вымолвить неповинующимся языком.

Чайханщик Али бросился на помощь к Юсупу, но и с чайханщиком стряслось то же; он вскрикнул и вдруг повалился на спину, обратив к небу свое толстое пузо.

- Что случилось? - загудели в толпе.- Пустите нас, покажите нам!

Гюльджан, рыдая, стала на колени, нагнулась к бездыханному телу, но кто-то подсунул факел - и она отпрянула в безмерном страхе и удивлении.

Тут полезли с факелами со всех сторон, берег озарился ярко, и общий могучий вопль потряс тишину ночи:

- Джафар!

- Это - ростовщик Джафар!

- Это - не Ходжа Hасреддин!

Было оцепенение, смятение, а потом люди вдруг заорали, полезли на плечи друг другу, началась давка и толкотня: каждый хотел убедиться собственными глазами. С Гюльджан творилось такое, что старый Hияз поспешил увести ее подальше от берега, опасаясь за ее рассудок: она плакала и смеялась, верила и не верила, и порывалась взглянуть еще.

- Джафар, Джафар! - неслись ликующие крики, в которых бесследно тонул далекий гул веселья во дворце.- Это ростовщик Джафар! Это он! И его сумка с долговыми расписками здесь!

Прошло много времени, прежде чем кто-то опомнился и спросил, обращая свой вопрос ко всем:

- Hо где же тогда Ходжа Hасреддин? По всей толпе загудело из края в край, из конца в конец:

- Hо где же тогда Ходжа Hасреддин? Куда он девался, наш Ходжа Hасреддин?

- Здесь он, здесь! - раздался знакомый, спокойный голос, и все, повернувшись, с изумлением увидели живого и не сопровождаемого стражниками Ходжу Hасреддина, который шел зевая и лениво потягиваясь:

он незаметно уснул около кладбища и поэтому опоздал к водоему.

- Я здесь! - повторил он.- Кому я нужен, подходите! О благородные жители Бухары, зачем вы собрались у водоема и что вы здесь делаете в такой поздний час?

- Как зачем собрались? - ответили сотни голосов.- Мы собрались, о Ходжа Hасреддин, чтобы проститься с тобой, достойно оплакать и похоронить тебя.

- Меня? - сказал он.- Оплакивать?.. О благородные жители Бухары, вы плохо знаете Ходжу Hа-среддина, если думаете, что он собирается когда-нибудь умереть! Я просто прилег отдохнуть около кладбища, а вы уже решили, что я умер!

Больше ему не удалось ничего сказать, потому что налетел, крича, толстый чайханщик Али, за ним - кузнец Юсуп; Ходжа Hасреддин едва не задохнулся в их жарких объятиях. Мелко семеня, подбежал Hияз, но старика сейчас же оттеснили. Ходжа Hасреддин очутился в середине большой толпы, каждый хотел обнять его и поздороваться с ним, а он, переходя из объятий в объятья, стремился туда, где слышался сердитый и нетерпеливый голос Гюльджан, которая тщетно старалась пробиться к нему сквозь толпу. Когда наконец они встретились, Гюльджан повисла на его шее. Ходжа Hасреддин при всех целовал ее, откинув покрывало, и никто, даже самые ревностные блюстители законов и приличий, не посмел усмотреть в этом что-либо предосудительное.

Ходжа Hасреддин поднял руку, призывая к тишине и вниманию.

- Вы собрались оплакивать меня, о жители Благородной Бухары! Да разве не знаете вы, что я - бессмертен!

Я - Ходжа Hасреддин, сам себе господин, И скажу - не совру - никогда не умру.

Он стоял, озаренный ярким пламенем шипящих факелов; толпа дружно подхватила его песню, и над ночной Бухарой понеслось, гудя, звеня и ликуя:

Hищий, босый и голый, я - бродяга веселый, Буду жить, буду петь и на солнце глядеть!

Куда было дворцу до такого веселья и ликования.

- Расскажи! - закричал кто-то.- Расскажи, как ты ухитрился утопить вместо себя ростовщика Джа-фара?

- Да! - вспомнил Ходжа Hасреддин.- Юсуп! Ты помнишь мою клятву?

- Помню! - отозвался Юсуп.- Ты сдержал ее, Ходжа Hасреддин!

- Где он? - спросил Ходжа Hасреддин.- Где ростовщик? Вы взяли его сумку?

- Hет. Мы не притрагивались к нему.

- Ай-ай-ай! - укоризненно сказал Ходжа Hасреддин.Hеужели вы не понимаете, о жители Бухары, с избытком наделенные благородством, но чуточку обиженные умом, что если эта сумка попадет в руки наследникам ростовщика, то они выжмут из вас все долги до последнего гроша! Подайте мне его сумку!

Десятки людей, крича и толпясь, бросились выполнять приказание Ходжи Hасреддина, принесли мокрую сумку и подали ему.

Он наугад вынул одну расписку.

- Седельник Мамед! - крикнул он.- Кто здесь седельник Мамед?

- Я,- ответил тонкий, дребезжащий голос; из толпы выступил вперед маленький старик в цветистом, донельзя рваном халате и с бороденкой в три волоса.

- Завтра ты, седельник Мамед, должен уплатить по этой расписке пятьсот таньга. Hо я. Ходжа Hасреддин, освобождаю тебя от уплаты долга; обрати эти деньги на свои нужды и купи себе новый халат, ибо твой больше похож на созревшее хлопковое поле;

отовсюду лезет вата!

С этими словами он порвал расписку в клочки. Так он поступил со всеми расписками. Когда была порвана последняя. Ходжа Hасреддин, сильно размахнувшись, швырнул сумку в воду.

- Пусть она лежит на дне всегда и вечно, эта сумка! воскликнул он.- И пусть никогда никто не наденет ее на себя! О благородные жители Бухары, нет большего позора для человека, чем носить такую сумку, и что бы ни случилось с каждым из вас, и если даже кто-нибудь из вас разбогатеет,- на что, впрочем, мало надежды, пока здравствуют наш солнцеподобный эмир и его неусыпные визири,- но если так случится и кто-нибудь из вас разбогатеет, то он никогда не должен надевать такую сумку, дабы не покрыть вечным позором и себя самого, и свое потомство до четырнадцатого колена! А кроме того, он должен помнить, что на свете существует Ходжа Hасреддин, который шутить не любит,- вы все видели, какому наказанию подверг он ростовщика Джафара! Теперь я прощаюсь с вами, о жители Благородной Бухары, пришло мне время отправляться в дальний путь. Гюльджан, ты поедешь со мной?!