Валериан Скворцов - Гольф с моджахедами

Приблудный алкаш на подоконнике? В секунданте для предстоящей дуэли я не нуждался, схватка планировалась без правил...

Магазин в "Беретте" оставался не тронутым. С ней я и изготовился. Снял шляпу, насадил на зонт, лег за углом лифтовой шахты и, высунув краешек тульи на уровне головы в рост человека, сторожко выглянул от пола.

Красивый лакированный карабинчик с оптикой и магазином на десять или двенадцать патронов прикладом упирался в пол, а стволом в подоконник. На подоконнике лежал сильный бинокль ночного видения. В оттянутую на ширину ладони оконную створку заносило крутой запах гари. Человек в серой кепке, темном двубортном бушлате нараспашку поверх зеленого жилета с карманами для амуниции, серых брюках с пижонскими отворотами и черной обувке с квадратными носами сидел возле бинокля и изготавливался хлебнуть из бутылки с розовой перламутровой этикеткой. Судя по уровню жидкости, не второй раз.

Отхлебнув, стрелок крякнул, поставил бутылку и, запрокинув голову, припал к пластиковой упаковке с надписью "Майонез". Подумать только, тип даже перчаток не надел!

Он ещё закусывал, когда я приставил "Беретту" под выбритый подбородок так, что разглядывать меня ему пришлось, что называется, сверху вниз. Сделал он это без паники. Сжал высосанную упаковку в ладони, разжал пальцы, дал ей упасть на колени и поднял руки. Поскольку блокировать свисающие с подоконника ноги в бутсах с квадратными носками пришлось собственными телесами, остатки майонеза вытекали на мое и без того замызганное пальто.

Левой рукой я захлестнул запястья типа в приготовленные наручники, расправил тянувшуюся от них цепочку мичиганской фирмы "Си-энд-Эс секьюрити" и закрепил её на оконной скобе.

На цепочку тип отреагировал, я приметил. Не видел раньше.

- На одну нанизывается до восьми человек, - объяснил я, переставляя подальше от пленного карабинчик, оказавшийся едва ли не легче трофейного зонта. Другого оружия, даже ножа, на нем не нашлось.

Он, поудобнее обвиснув на цепочке, молчал, а я, опасаясь его подельщиков, прислушивался к шумам.

Взвизгнув, внизу проскрежетала и гулко громыхнула дверь лифта, кто-то поднялся на два этажа, вышел из кабины, опять грохнул дверью и крикнул:

- Пожарные говорят, до нас не дойдет... А замок в дверях опять бомжи искорежили!

Женщина визгливо ответила:

- Они пожар и запалили, пьянь подзаборная... Костер за помойными контейнерами разожгут и греются. Точно говорю! А этим сукиным детям на стоянке я сколько раз говорила, чтобы поосторожнее... У них и огнетушителей-то нет. Сторожа с утра пьяные. Сволочи... Залили все бензином. И вонища от них этим... чем они там машины снизу мажут! Вот и полыхнуло! Дождались... Грязищу разведут теперь... Вы бы посмотрели, что в форточку-то нанесло! До Восьмого марта не отмоешь.

- А до Пасхи?

- Пасха позже, - сказала женщина.

Затихло.

Я смочил водкой бумажный носовой платок, пакетик с которыми прихватил со стола дежурного на японской территории. Оттирая с пальто майонезные пятна и приставший мусор, я спросил пессимистичного стрелка:

- Ты кто?

- Х... в пальто, - ответил он.

Чем спокойнее он обмякал, тем больше я нервничал. Пришлось применить меры. Я дал ему отвисеться от боли несколько минут и повторил вопрос, прибавив, что по состоянию здоровья он вряд ли дождется скорой помощи, даже если жильцы вызовут её из Склифосовского, расположенного за углом Астраханского переулка.

- Мне наплевать, дядя, - сказал стрелок.

- А может, поживешь еще? Скажем, для дачи показаний не мне, добряку и понимающему человеку, а в другом месте... Скажем, после укольчика. Вызывать специалистов?

Я вытянул из кармана его зеленого жилета мобильник "Эриксон".

- Тебя, дядя, из эн-ка-вэ-дэ ещё при Берии уволили, - сказал он. Звонить-то умеешь?

Тип вызывал любопытство. Прежде всего, внутренним содержанием. Водка выпаривалась в пьяный кураж, или ему действительно наплевать на себя? Но это второй вопрос. Первый: почему он, уложив мадам Зорро и её подельника, не тронул меня на стоянке? Из окна, как из наблюдательного пункта, он полностью отслеживал мои маневры, вплоть до того как я перебежал, назовем это так, к японцам. Машины не могли меня прикрывать, я-то теперь это видел.

- Придется, значит, оставить, - сказал я. - Для холодного копчения. Открою окна пошире, морозца и гари нанесет... Как ты насчет такого?

- Дядя, ты придуриваешься или туго соображаешь? Ты же сам видишь, что я тебя ждал. Думаю, скоро ли придет и придет ли? Ты что же, считаешь, что, постреляв немного, я бы спокойно сидел здесь, как говорится, ликуя от результативности своего огня? Ты, наверное, и сам, пока не уволили из эн-ка-вэ-дэ, тренировался на ворошиловского стрелка по живым мишеням в лагерях... Соображать, что и к чему, должен, кажется... Полагаешь, я бы тебе не влепил в переулке, а? Выпей, там осталось, промой мозги-то... Им чистка нужнее, чем твоей одежке.

- Ты кто? - повторил я вопрос.

- А ты кто? Я за тобой явился. Не интересовался бы живым, грохнул бы на площадке внизу или снял бы с забора...

Походило на правду. И выпивал он, уже отправив на тот свет мадам Зорро и её преданного матерщинника. Как говорится, кончив дело, гулял смело. Свидетелей его меткости, кроме меня, все равно не осталось.

Гарью в окно понесло сильнее. Ее всасывало в подъезд и снизу, наверное. Я отстегнул мичиганскую цепочку от скобы на раме и захлопнул полуоткрытую створку, отсекая вонь и уличные шумы.

И вовремя. Кто-то сторожко, останавливаясь и прислушиваясь, поднимался по лестнице. Скорее всего, двумя или полутора этажами ниже. Четыре или три пролета от нас. Лифтом не воспользовался.

Я разомкнул и наручники. Жестами приказал стрелку: собирай манатки. Он ответил кивком вверх и изобразил на пальцах бегущего человека. Беззвучно, одними губами сказал:

- Есть чердак.

Все-таки я вытянул магазин из его карабина и, открыв затвор, выбросил патрон из патронника. Он ловко перехватил его на лету и отдал мне. Карабин повесил на грудь. Бинокль тоже. Бутылку и майонезную упаковку мы оставили на подоконнике.

Я опять обратил внимание, что стрелок не носил перчаток. Бутылки идеальная поверхность для отпечатков пальцев...

На носках, беззвучно прыгая через две ступеньки, мы взлетели к последней квартирной площадке. Наслюнявленными клочками бумажного платка я залепил "глазки" на всех выходивших на неё дверях. Определенно, через какой-то один нас и высмотрели. Так что снизу подбирались патрульные, вызванные по телефону жильцами. Больше некому.

Толчком в спину я отправил подвыпившего стрелка первым по металлической лестнице к чердачному люку. Как и предвиделось, ключ от его висячего замка пленник имел. Свесившись из лаза, он протянул руку и сказал: