Валериан Скворцов - Сингапурский квартет

- Представляешь, Бруно, прожив в этом городе жизнь, я не удосужилась покататься на джонке! О каком прощении ты говоришь? Я все равно дождалась бы тебя, а нет - покатила бы одна следующим рейсом... Прекрасная идея назначить встречу именно здесь!

Она отвела прядь, брошенную ветром на глаза. По руке скользнули браслеты из речного жемчуга.

Барбара Чунг вела родословную из Гонконга, а там дети смешанных браков, если, конечно, это были браки, носили фамилию матери. Напротив, выходцы из Шанхая или сингапурцы получали отцовскую - обычно английскую или португальскую. Капитана джонки, на лакированную палубу которой они шагнули с пирса, звали Чан да Суза.

- О небо! Какое восхитительное удовольствие! - выкрикнул коренастый Чан, воздевая короткие руки над штурвалом, из-за которого цепко следил за проверкой билетов и рассадкой пассажиров. - Господин Лябасти! Госпожа Чунг! Как поживаете? Рад вас видеть на борту!

Духи Барбары на палубе улавливались острее.

Да Суза, сын португальца и китаянки, считал себя добрым католиком, но над рубкой держал алтарь буддийских святых. Море непредсказуемо, а ведь Богородице тоже случается вздремнуть, и тогда в нужный момент ей будет не до тебя. Тут-то и помогут лакированные доски с золотыми иероглифами...

- Выглядите преуспевающим, господин да Суза, - сказал Бруно.

- Ох, спасибо, господин Лябасти! Какое преуспевание! А вот вы выглядите молодым и здоровым... Как это хорошо! Но вы-то знаете, что огорчает всех ваших друзей. У вас один сын. Всего один! Не подумывает ли уважаемая старшая жена господина Лябасти подыскать ему ещё и младшую, ради приумножения потомства?

- Рули внимательней, - сказала Барбара, беря с подноса, принесенного юнгой, стакан с лимонным соком. - Уж не считаешь ли ты, да Суза, старый хрыч, что мадам Лябасти метит в меня?

Они рассмеялись все вместе. Да Суза чуть круче, чем нужно, переложил штурвал, расходясь с моторным сампаном, увешанным гроздьями матросов в увольнении. Барбару прислонило к плечу Бруно.

- Присядем где-нибудь? - спросила она.

Они едва нашли два свободных пластиковых стула, привинченных к палубе. Волосы Барбары забрасывало на щеку Бруно.

- Нас становится слишком много на этой земле, - сказал он. - Помню времена, когда Чан отваливал с десятком туристов и благодарил богов за хороший бизнес... А теперь не протолкнешься на палубе!

- Появилось больше стариков с деньгами на развлечения перед смертью, вот и все... Вокруг нас пенсионеры. Род людской стареет, а потому и увеличивается.

Чуть отвернувшись, она смотрела на море.

Стариков действительно прибавляется, подумал Бруно о себе. И мягко усмехнулся: в его шестьдесят девять то, что он собирался предпринять, на языке остряков его бывшей родины называется "суетой перед закрытием ворот".

- Зачем ты хотел видеть меня? - спросила Барбара на французском. На этом языке "ты" звучало подчеркнуто.

Она торопилась. Наверное, чтобы побыстрее покончить с деловой частью встречи.

- Можно я потрачу ещё несколько минут на подбор слов? - спросил Бруно.

- Мне нравится думать, что ты - француз... Хотя я знаю, что ты вовсе не француз, даже имея французский паспорт, который французский консул считает подлинным. Но кто ты на самом деле...

Они обходили верфи "Кеппел".

- "Дальний берег"... "Дальний Восток"... "Марина Раскова"... - Барбара вслух разбирала огромные надписи на бортах сухогрузов в ремонтных доках. Может, и русский, сбежавший на свободу, верно?

Бруно положил тронутую рыжеватой порослью руку на её локоть. Барбара мягко провела пальцами по щеке Бруно.

- Хватит, дорогой. У нас ничего не получится...

- Я испытываю глубокое чувство, Барбара.

- Видимо, это правда... Я сожалею об этом.

- Сожалеешь? Почему?

Да Суза правил мимо острова Сентоза, на холмистой вершине которого лорд Маунтбеттен принял капитуляцию генерала Итагаки в сорок пятом. Как раз когда Бруно начинал карьеру, если можно назвать карьерой оказавшуюся в сущности нелепой и, как теперь выясняется, не совсем счастливой жизнь. А Барбаре только ещё предстояло появиться на свет через пятнадцать лет, и поэтому первая война в её жизни была во Вьетнаме. Какая же по счету для него?

Он вдруг почувствовал себя по настоящему постаревшим.

- Бруно, дорогой, ты-то знаешь, что для нас, евроазиатцев, западная ах-любовь просто ничто...

- Вот об этом и сожалею.

Сентоза уходил влево. Мористее, над серыми трубами нефтеперегонных заводов вырывалось, зависало на несколько секунд в небе и гасло желтое пламя.

- Ты такая вдумчивая, Барбара, и торопишься, не взвесив...

Ветер обрывал слова, которые он почти шептал от отчаяния.

- Ну, пожалуйста, Бруно... Ты хочешь правды? Так вот... Какую цену за любовь платит мужчина, настоящий мужчина? Если за ночь с леди-для-удовольствия, то кое-какие деньги. В других случаях оплата выражается определенными условностями, вроде букета и ужина... Секс в Азии - развлечение, удовольствие. Как тонкое вино, изощренная пища. А я не на один обед, Бруно. Мне нужно нечто большее, чем восхищение твоей силой и могуществом, твоей элегантностью и щедростью. Возможно, я как раз такая женщина, которая вообще не нуждается ни в условностях, ни в могущественном защитнике. И потом...

- Мой брак, Барбара, давным-давно формальность. Позже я смогу получить развод.

- Дорогой, на любовницах в Азии никто и никогда не женился... Ко всему прочему, я стала бы тебе плохой подругой. Ведь ты ищешь любви, а у меня её нет. Мое притворство разрушит нас обоих... Когда я встречу человека, для которого просто захочу быть всем, чем он только пожелает, сделать для него все, что попросит, вот тогда...

По островку Кусу, где да Суза высаживал туристов смотреть кумирню, построенную прокаженными, она водила Бруно за руку, как ребенка. Не отпустила, когда черный козел, обретавшийся при монахах, перегородил тропинку и Бруно обводил её стороной.

У Барбары болело за него сердце. И он почувствовал это. Худшего поражения не могло быть.

Хитрый да Суза прислал ему пива. Когда Бруно оглянулся, чтобы поблагодарить, капитан сочувственно развел руки, закатив глаза к небу. Он словно сетовал на то, что боги Бруно заняты чем-то более важным, им не до господина Лябасти, а потом, конечно, уже будет поздно помогать ему.

- Ты была первым и главным пунктом в моем большом плане, - сказал Бруно на пирсе.

- Видишь, значит план у тебя все-таки есть... Вычеркни первый пункт и начни со второго. Пусть он и будет считаться первым.

- Пообедай со мной, - попросил он.

Ресторан на набережной назывался "Вечное процветание". Под полом волны плескались о сваи. Место принадлежало лодочникам.

Столик обслуживал школьный знакомый Барбары по прозвищу Триста Фальшивок. Мать продала его пятилетним за триста долларов, оказавшихся поддельными.