Валериан Скворцов - Сингапурский квартет

- На Волге ты так не рассуждал. А я тебе таких вопросов не ставила...

- Севастьянов! Привет! С приездом в достославный Бангкок! - сказал её муж. - Что там мне прислали?

- Имею от Семейных передать конвертик и просьбишку насчет бриллиантов для диктатуры сексуальных меньшинств, - сказал он почти грубо. - Вообще-то он меня просил купить, потом отдать вам для отправки, да я подумал, что женщина с этим справится лучше, вот прошу Клаву...

Ходили сплетни, что Семейных "голубой".

Немчина склонил с высоты своего роста голову над ними, улыбнулся одними губами.

- Сделаем... Могу сразу и в гостиницу отвезти. Где вы на постое?

- "Амбассадор", - сказал Севастьянов. - Комната шестьсот восемьдесят шесть...

5

Увидев юнкера военно-морского колледжа, капитан контрразведки генерального штаба Супичай кивнул в сторону своей каморки. Он продержал там стажера две минуты одного перед столом с пишущей машинкой и бланками протоколов, помеченными сверху знаком "гаруды" - священной птицы, символизирующей достоинство и честь Таиланда. Потом капитан вошел сам, но не сел. Распорядился начинать доклад. Он прохаживался за спиной стажера, отметив, что стрижка юнкера выглядит вполне гражданской.

Рассказ изобиловал подробностями. Но капитан не прерывал. Не юнкеру решать, что существенно в его наблюдениях, а что нет.

Для ведения слежки за "объектом" стажер выбрал провинциальный костюм. Просторная домотканая рубаха скрывала широкую грудь и натренированный пресс живота. Штаны с пузырями на коленях не привлекали внимания. Но кожаные сандалии, хотя и заношенные, не могли принадлежать человеку с крестьянскими ступнями. Обувь полагалась бы резиновая, подешевле.

- Что вы пили, когда сидели в забегаловке?

- Кофе, господин капитан.

- Посмотрите на свои ноги и спросите себя: что бы я подумал, если бы увидел человека, пьющего кофе, с такими ступнями? Вы ответите: я подумал бы, что это хвост. Следовало заказать рис с овощами, либо пиво со льдом, либо уж мороженое... Человек с окраины или деревни не станет тратиться на кофе. Для него кофе не праздник и не обыденность, кофе для него ничто. Человек выбранного вами обличья попотчует себя в городе пивом или мороженым... К костюму нужны резиновые шлепанцы, но обуйте уж кеды. В шлепанцах, если понадобится, далеко не сбегаешь... Итак?

- Женщина прибыла и уехала на "тук-туке". Имела пакет с маркировкой универмага "Новый мир", который на Балампу. Красного цвета. Это сегодняшний цвет, я проверил. Они выпили пепси, после чего объект расплатился. Они вышли, взяли такси и там поцеловались. Такси отвезло их в "Амбассадор", номер 686. Окно во двор. Резервирование было сделано электронной почтой из Москвы. Все, господин капитан.

- Почему они целовались в машине?

- Думаю, чтобы не делать этого на людях, господин капитан. А в машине на заднем сиденье они остались наедине.

- Европейцы свободно делают это на людях, юнкер. Если им не нужно скрывать свои отношения. Двое не стеснялись, как это сделали бы вы с подружкой, а остерегались. Они желали сохранить свои отношения в тайне. Работайте в этом направлении. Не навязчиво. Пока я ничего не вижу. Просто набирайте факты. Главное, присматривайтесь: нет ли у вас конкурентов из какой-либо другой... службы, особенно зарубежной. Это понятно?

- Понятно, господин капитан.

Юнкер сделал поворот кругом. Работа не обещала быть тяжелой.

Севастьянов лежал, вольно разбросав руки по траве. Перевернулся на живот и увидел далеко внизу, в котловане, ползущую по насыпи зеленую змею электричку. Ее единственный глаз - прожектор - светил против солнца. Стояла ясная, ветреная и холодная погода.

С этим ощущением он проснулся и вздрогнул.

- Мне пора, Лева, - сказала сидевшая над ним Клава. Белые полоски, оставленные купальником, выделялись на загорелых плечах.

Случаются такие дни, когда просыпаешься себе на горе. С ощущением непоправимого несчастья. Зачем он откликнулся на её звонок из универмага? Сорвался, примчался, ничего не соображая от волнения, в забегаловку на Рачждамнен-роуд, привез её в гостиницу.

Зазвонил телефон. Лев перекатился по широченной кровати к аппарату.

- Пожалуйста, говорите, - сказала телефонистка. Потом включился, прокашлявшись, человек, для которого английский вряд ли был родным языком. - Господин Севастьянов?

- У телефона, - ответил Лев, чувствуя, как струя прохладного воздуха, бьющая из кондиционера, упирается в спину между лопатками, а солнце, пробив задернутые жидкие занавески, слепит.

Клава наклонилась, мазнула Льва губами по щеке и, перешагнув ворох его и своей одежды на полу, семеня, ушла в ванную, на ходу зашпиливая волосы.

- Говорит Лябасти, Жоффруа Лябасти-младший, Индо-Австралийский банк. Приветствую вас в этом городе!

- Приветствую вас, господин Лябасти, рад вас слышать. Большое спасибо, что позвонили...

- Вы не располагаете временем сегодня около шести пополудни? Мы могли бы встретиться в нашем отделении на Уайрлесс-роуд. Полагаю, переговоры не помешают нам потом вместе отужинать?

Клава появилась из ванны, сбросила полотенце, присела на кровать. Прикрыла собой от кондиционированного сквозняка. Лев почувствовал, что она открыла флакон с духами.

- Договорились, - сказал Севастьянов.

Часы на столике возле кровати показывали три пятнадцать.

Севастьянов положил трубку, но не оглянулся, слушая, как Клава шуршит платьем. Вновь пронесся аромат её духов. Стал острее. Она наклонилась.

- Я пошла. Утром позвоню... Ничего не говори.

Он и не собирался.

Однажды они ездили в Таллинн ночным поездом и перед рассветом увидели овальное зарево. Проводник объяснил: отражение озера Юлемисте. Но они не поверили. А следующим вечером, уже в городе, в северной части неба опять появился серебряный овал, тронутый пятнами черных облачков... Запомнилась красная лампа над аптекой на углу Ратушной площади, собака-попрошайка, крутившаяся под ногами людей в узких пальто возле позеленевших каменных ваз у бара "Каролина".

Эти детали, вернувшись в Москву, он рассказывал Ольге в ответ на её распросы про командировку через час после того, как расстался у Ленинградского вокзала с Клавой...

Не хотелось думать, как теперь, вернувшись из "Амбассадора", Клава будет изворачиваться и врать Немчине. Ложь могла войти в его жизнь. Но эта ложь марала только его. Он лгал один. Теперь врала и она, грязь ложилась на Клаву тоже, в этом-то и заключалась для Севастьянова суть непоправимого несчастья, случившаяся катастрофа. С той же злостью, что и на затянутой льдом Волге, он думал, сколь расчетливо и практично она устроила их встречу в Бангкоке.

Вдруг Лев устыдился своего озлобления. Какая разница, расчетливая ложь или вынужденная? В обоих случаях - ложь.