Надежда Тэффи - Том 2. Карусель. Дым без огня. Неживой зверь

Он сделал недовольную гримасу и стал объяснять, что ехать не стоит, потому что пыльно.

– Какой милый старичок, какой заботливый! Он к нам, как к родным! – умилялась моя спутница.

Но я не растрогалась.

– Какое ему дело? Едемте. Поехали.

Было, действительно, так пыльно, что чихали не только мы, извозчик и лошади, но два раза мне показалось, как будто сама коляска чихнула где-то внизу, около рессор.

Остановились у маленького ресторанчика, попросили выбежавшего гарсона подать нам пелегрино. Гарсон, веселый, бойкий, расшаркивался, бегал вокруг коляски.

– А что прикажете подать вашему другу!

– Это он про кучера. Дайте ему стаканчик вина.

– Si signora. Кучеру вина, а вашему другу?

– Какому другу?

– А вот этому старому синьору…

Куда он смотрит, этот бойкий гарсон? Куда-то под колеса?

Мы выпрыгнули из экипажа: на запятках, подобрав ноги, сидел тип старика-нищего, тряс красным галстуком и сердито моргал на нас пыльными веками.

Кучер посмотрел тоже и рассердился.

– Лошадям и так тяжело тащить на гору, а ты еще уцепился.

Старик обиделся.

– Я? Уцепился? Я с этими синьорами третий день осматриваю окрестности. Хотел бы я видеть, как бы они без меня обошлись! «Уцепился»!! Какова дерзость! Человек работает, человек зарабатывает свой сольди на свой кусок хлеба, а он кричит «уцепился»!

Извозчик не позволил ему сидеть на запятках. Тогда он попрекнул нас, что из-за нас должен был тащиться по такой пыли, и что у него даром день пропал.

– Не бросать же его здесь. Пусть садится на переднюю скамейку, – решила моя спутница.

– Ну, конечно, – согласилась я. – Три дня ездили вместе, теперь уж как-то неловко отказывать.

Поехали вместе.

Вблизи у него была препротивная рожа. И он так явно показывал, что недоволен нами.

Если вы хотите, путешествуя, получать какие-нибудь новые впечатления, – никогда не ездите с так называемым «комфортом», потому что вы ничего не услышите и ничего не узнаете.

Все хорошие отели всего мира похожи друг на друга, как две капли стерилизованной воды. Пойдете ли вы в Лондон, на остров Таити, на реку Миссисипи, в Париж или в центральную Африку, – у вас везде будет номер в два окна, с балкончиком, кровать и кушетка из белого дерева стиля модерн. Горничная, везде одинаково состоящая из крахмального передника, крахмального чепчика и рыжих веснушек, одинаково извинится в чем-то на одинаково скверном немецком языке.

Метрдотель, это чудо неизменности, иногда бывает чуть-чуть выше или чуть-чуть толще, но его пробор и его нагло-почтительная улыбка всегда одинаковы. Вы видели ее в Ментоне, видели на Лидо и увидите на Мадагаскаре.

Может быть, и вы для него та, которую он встречал много раз на белом свете:

– Я, кажется, уже имел честь служить мадам в Брейтоне?

– Нет, я не была в Брейтоне.

– Два года назад. Или это, может быть, было в Нагасаки в девятьсот восьмом году? В таком случае, я не ошибусь, если скажу, что это было в Марселе. Мадам потеряла свой чемодан… Нет? Неужели же в Шанхае?..

Он нагло почтительно склонит свой прямой пробор над меню и предложит жареную соль и «эскалоп де-во».

В какой бы стране земного шара вы ни находились, порядочный метрдотель ничего иного предложить вам себе не позволит.

Где-нибудь в Китае, где все кругом вас будут обедать какими-нибудь ласточкиными гнездами, павлиньими седлами и акульими плавниками, метрдотель склонит пробор и предложит вам эскалоп, как там – в Брейтоне, в Ницце, в Калифорнии…

Дирекция хорошего отеля позаботится обо всем.

Вы приехали на морские купанья? Но неужели же вы пойдете в то самое море, где одновременно с вами будут купаться какие-нибудь необразованные люди? Здесь, в отеле, вы можете получить роскошную ванну какой угодно температуры, в какое угодно время.

Вы понимаете сами, как уроните себя в глазах «эскалопа», если пойдете в общее море. О, нет, конечно, вы предпочитаете ванну.

– Сегодня, кажется, какой-то праздник? Я вижу пестрые фонарики, цветы, разряженную толпу…

– Ах, это местный праздник, это веселится простой народ. Но мы уже приняли меры, чтобы шум, музыка и блеск огней не обеспокоил мадам. Мы закрыли ставни и опустили жалюзи, и мадам будет спать спокойно, как в Брейтоне, как в Индии во время знаменитой процессии Кали, как в Средней Африке во время праздника огня. Мадам ничто не потревожит, ей будет казаться, что она у себя в Москве, на Сивцевом Вражке.

– Скажите, в Адриатическом море, вероятно, совсем нет рыбы, что у вас всегда подают только жареную соль?

– Ах, мадам в Адриатическом море, конечно, есть рыба, но, ведь это местная рыба простая, необразованная. Мадам ее не станет есть. У нас есть чудесная соль свежего привоза девятьсот десятого года.

– А лангусты, омары у вас есть?

– Мадам, конечно, шутит? Разве в хорошем итальянском ресторане станут подавать омаров? Их едят там, на берегу, в тавернах, где закусывают грузчики. Омары, которых ловят в здешнем море, – о ужас! У нас французская кухня, мадам, у нас тонкое меню; эскалоп де-во, жареная соль.

В Швейцарии вам не дадут после обеда швейцарского сыра. Вам дадут бри, рокфор, – сыры всех стран и народов, но швейцарского не дадут.

– Швейцарского сыру? Вы станете есть местный сыр? Ах, мы сразу заметили, что мосье шутник. Не хотите ли еще эскалопа? Это вас успокоит.

И везде будет одинаково, потому что теперь весь мир обратился в один большой отель с одинаковой постоянно перетасовываемой прислугой, с одинаковым меню, одинаковыми компотами, вестибюлем и эскалопами.

Сонный портье встретит вас у каждых дверей всемирного отеля, почешет карандашом у себя за ухом, и пока вы, глядя на него, думаете: «Где, однако, видел я эту скверную рожу?», он, глядя на вас, думает: «Как будто встречал я уже где-то эту продувную бестию. Не тот ли это, что обобрал вдову из Занзибара? Или тот, что не дал мне на чай в Ливерпуле?»

Опалово-мутное вечернее море спокойно и ласково. Даже когда мой лодочник опустил, отдыхая, весла, волны не качнули челнока, и он тихо и сонно повернул к берегу.

На берегу уже зажигаются огоньки.

Вот засветилась пестрая гирлянда фонариков кафе Кварнеро, где я должна быть, и куда я не пойду.

А должна я там быть потому, что ждет меня там дама из Варшавы, которая вот уже пять дней хочет выпытать у меня, сколько мне лет. Прямо спросить она не решается, а делает все наводящие вопросы, ловко закидывая мне тонкие сети. Вначале это увлекало меня, как спорт, но потом надоело, и я уже решила малодушно сдаться, но вдруг почувствовала, как она осторожно расставляет мне другие капканы: она еще хочет знать, сколько я плачу за номер и кто за мной ухаживает. Тогда я убежала. Сказала, что буду в кафе, и не пошла.